Зачем княгиня Ольга просила германского короля прислать на Русь епископа? Откуда в русский язык попало название реки Дунай? Что связывало Фридриха Барбароссу и Андрея Боголюбского? Когда на Руси возникла неприязнь к католической Европе? Об этом рассказал доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Александр Назаренко на лекции в Государственном историческом музее, состоявшейся в рамках проекта Министерства культуры РФ и Российского военно-исторического общества «Исторические субботы». «Лента.ру» публикует основные тезисы его выступления.
Тема взаимоотношений Руси и Запада издавна остается весьма острой для нашей духовной истории. Причина — тот путь европеизации России, на который направил ее Петр Великий. Примерно с середины XIX века, анализируя последствия петровских реформ, русские мыслители стали задаваться вопросом о наших цивилизационных корнях и их соотношении с Западной Европой. Византийско-православная закваска Московской Руси, так или иначе унаследованная «петербургской» Россией, всячески сопротивлялась тотальной европеизации. Споры о России и ее взаимоотношениях с «латинским» Западом, не прекращающиеся и по сей день, способствовали выявлению и осмыслению самобытных основ русской государственности и культуры.
Для Московской Руси такие дискуссии вообще не были характерны. Разумеется, в допетровские времена Россия имела контакты с Европой, иногда достаточно тесные, но никогда не воспринимала ее в качестве цивилизационной альтернативы: мы жили рядом, но сами по себе.
Совсем иной была ситуация в Древней Руси. Для Древнерусского государства Европа служила столь же важным политическим, экономическим и культурным партнером, что и Византия. Точкой перелома в восприятии русскими людьми своих западных соседей стал 1204 год, когда европейские крестоносцы захватили Константинополь, и острие крестоносного движения, поначалу обращенное против мусульман, постепенно стало разворачиваться против православия.
Именно с того рокового события началось настоящее культурно-цивилизационное размежевание католического Запада и православного Востока. Но в предшествующие времена торговые, политические и культурные контакты Руси с Западом зачастую даже преобладали над связями с греками. Рассмотрим это на некоторых примерах.
Древняя Русь возникла на перекрестке торговых путей, идущих не только с севера на юг (как всем известный путь «из варяг в греки»), но также и с востока на запад. В IX веке сформировались два очага древнерусской государственности — вокруг Новгорода и Киева. Если мы посмотрим на территорию вокруг Киева (историки именуют ее «Русской землей в узком смысле», в отличие от большой Руси — позднейшего Древнерусского государства в целом), то увидим, что, охватывая Среднее Поднепровье, она имела также длинный «язык», вытянутый к западу, вплоть до верховьев Западного Буга, вдоль древнего торгового пути в Европу.
Интересно, что подобная вытянутая в широтном направлении конфигурация была свойственна и для Великоморавской державы IX века, и позднее для Чешского государства второй половины Х века, которые простирались от Праги через Краков до тех же верховьев Западного Буга на востоке. Именно здесь, на современном польско-украинском пограничье, располагался экономически развитый регион, известный в наших летописях как Червенские города. Он стал предметом длительной борьбы Руси сначала с Древнечешским, а потом с Древнепольским государствами, пока в 1030-х годах не закрепился окончательно за Русью. Это говорит о стратегической важности Червенских городов, так же как и торгового пути, связывавшего Среднее Поднепровье со Средним Подунавьем.
О том, что этот торговый путь из Киева через Червенские города, а далее — через Краков и Прагу, вел именно в Среднее Подунавье, прямо свидетельствует Раффельштеттенский таможенный устав, изданный в начале X века восточнофранкским королем Людовиком IV, но отражавший ситуацию на полвека более раннюю. В документе упоминаются купцы народа «ругов» (обычное для средневековых латинских источников название Руси), которые приходят на Дунай, в Восточную Баварию, вместе с чешскими, то есть из Праги. Интересно, что русские торговцы принесли с собой собственный денежно-весовой счет, элементы которого закрепились на востоке Баварии.
О контактах Древней Руси с Европой через Среднее Подунавье говорят и данные исторической гидронимики — науки, изучающей происхождение названий рек, озер и других водных объектов. Ведь русское название реки Дунай совпадает с чешским Dunaj, а не с болгарским Дунав. Следовательно, русские люди впервые познакомились с Дунаем не в его нижнем течении, на пути «из варяг в греки», а в среднем.
Широтный торговый маршрут из Киева через Червенские города и далее к северу от Карпат, через Прагу к немецким землям по Среднему Дунаю существовал издревле, восходя, вероятно, еще к коммуникациям внутри ареала славянской культуры VI–VIII веков, которую археологи условно называют «культурой пражско-корчакской керамики». Действительно, этот ареал тянулся довольно узкой полосой от территории современной Чехии к северу от Карпат и к югу от Припяти до Среднего Поднепровья в районе Киева. Этот маршрут, наряду с путем «из варяг в греки», послужил своего рода коммуникативным скелетом, вдоль которого со временем нарастала «плоть» государственной территории Древней Руси.
В Средние века политические контакты почти всегда сопровождались династическими, и большинство политических союзов скреплялось браками. Хотя Древняя Русь относилась к византийскому культурному ареалу, количество брачных союзов между русскими княжеским домом и представителями династий, правивших в Константинополе, было намного меньше, чем с западными соседями. Политические интересы древнерусских князей оказываются сосредоточены преимущественно на Западе. Интересно, что уже самое раннее свидетельство о политических связях Руси и Запада рисуют Запад как своего рода политический противовес Византии в дипломатии киевских князей.
Известно, что, приняв крещение в 957 году в Константинополе, княгиня Ольга потерпела неудачу в политических переговорах с императором Константином VII Багрянородным. В ответ она отправила посольство к германскому королю Оттону I Великому с просьбой прислать в Киев епископа и священников. Вряд ли княгиня всерьез собиралась крестить Русь по латинскому образцу, скорее она стремилась оказать таким образом давление на Константинополь. Об этом говорит и безуспешность миссии немецкого епископа Адальберта в Киеве в 961 году.
Династические браки с представителями правящих домов Европы использовались в Древней Руси как во внешней политике, так и во внутриполитической борьбе. Так, после смерти в 1015 году крестителя Руси Владимира Святого между его сыновьями Святополком Окаянным и Ярославом Мудрым началась междоусобная война.
Святополк был женат на дочери польского князя Болеслава Храброго, и потому Ярослав, захватив в первый раз Киев в 1016 году и прогнав Святополка в Польшу, заключил союз с германским императором Генрихом II, поскольку ему надо было нейтрализовать польского союзника Святополка. Но в конце 1017 года состоялся польско-немецкий мир, а в следующем 1018 году польское войско во главе с Болеславом и Святополком вытеснило Ярослава из Киева. Ответом Ярослава стал союз со Швецией и Данией: в 1019 году он женился вторым браком на дочери шведского короля Олафа I Ингигерд (на Руси ее звали Ириной), а своего старшего сына Илью женил на сестре датского короля Кнута Могучего. В результате Ярослав в том же 1019 году окончательно овладевает Киевом.
Впоследствии все три дочери Ярослава и Ингигерд-Ирины были выданы замуж за европейских монархов: Елизавета — за норвежского короля Харальда Сурового, Анастасия (имя известно предположительно) — за венгерского короля Андрея I, Анна — за французского короля Генриха I. Столь же выразительны и браки сыновей Ярослава Мудрого: Изяслав Ярославич был женат на Гертруде, сестре польского князя Казимира I, а его брат и соперник в борьбе за киевское княжение Святослав Ярославич — на дочери одного из восточносаксонских маркграфов Оде (она приходилась также двоюродной племянницей германскому императору Генриху IV). Ее изображение с маленьким сыном Ярославом есть на парадной миниатюре известного «Изборника» Святослава 1073 года (одной из древнейших русских книг), на которой представлено все семейство князя, а впоследствии Ярославу суждено было стать родоначальником муромо-рязанской ветви русских князей.
Несомненно, целью женитьбы Святослава было противопоставить своих немецких союзников польским сторонникам Изяслава. Последний не остался в долгу и через год женил своего сына Ярополка на дочери другого саксонского маркграфа — Кунигунде. Прекрасные миниатюры киевской работы с изображениями Ярополка и Кунигунды (на Руси принявшей имя Ирина) сохранились в латинском молитвеннике польки Гертруды, матери Ярополка.
Конечно, византийское культурное влияние на Древнюю Русь было несоизмеримо более мощным и многосторонним, чем западное, но и контакты наших предков с Европой также оставили свои отчетливые следы. Например, институт церковной десятины, полностью отсутствовавший в Византии, был заимствован Владимиром Святым из практики западной церкви. Благодаря многочисленным родственным связям князей на Русь из Европы попадало множество культурных артефактов — среди них уже упомянутый молитвенник Гертруды, жены Изяслава Ярославича.
Ярким примером культурного взаимодействия с Западом является архитектурная пластика (белокаменные резные украшения) владимиро-суздальских храмов второй половины XII века, времен Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Например, львы и грифоны на резных рельефах храма Покрова на Нерли очень похожи на подобные элементы декора из европейских романских церквей XI-XII веков — скажем, из Шпайерского собора (Средний Рейн) или монастыря Виндберг в Северной Баварии. В свете этих фактов выглядят вполне правдоподобными поздние сведения о том, что во Владимиро-Суздальской земле тогда работали мастера, присланные германским императором Фридрихом I Барбароссой.
С Фридрихом Барбароссой связано еще одно уникальное произведение искусства — наплечники Андрея Боголюбского, которые, по преданию, были подарены ему германским императором. Они покрыты драгоценной эмалью работы лотарингских ювелиров с латинскими надписями. В начале 1930-х годов драгоценные реликвии разделили судьбу многих других музейных ценностей России и были проданы на Запад; теперь один из них хранится в Лувре, а другой — в Германском национальном музее в Нюрнберге.
Последний пример касается контактов в области фольклора. В средневековом немецком и французском эпосе Русь упоминается нередко — обычно как страна, откуда приходят многочисленные войска на подмогу тому или иному эпическому герою. В знаменитой «Песне о нибелунгах», написанной в самом начале XIII века, встречается даже «русский король Илья», которого есть все основания соотнести с былинным Ильей Муромцем. Таким образом, данные немецкого эпоса, имеющие точную хронологическую привязку, помогают установить, что русские былины «Владимирова цикла» начинают складываться действительно вскоре после эпохи самого Владимира Святого.
Но и на Руси были неплохо знакомы c германскими эпическими сказаниями. В составе Новгородской первой летописи сохранилась «Повесть о взятии Царьграда фрягами», в которой рассказывается о захвате крестоносцами во главе с венецианцами («фрягами») Константинополя в 1204 году. Чтобы пояснить североитальянское происхождение одного из предводителей «фрягов», летописец делает замечательную ремарку: «в граде Берне (то есть Вероне), иде же бе жил поганый, злый Дедрик». Это значит, что новгородский автор не только знал немецкое сказание о «Дедрике»-Дитрихе Бернском (то есть короле остготов Теодорихе Великом), но и предполагал знакомство с ним у своих потенциальных читателей.