В прокате — несусветный фантастический эпос по мотивам древнеегипетской мифологии (с летающим Джейми Ланнистером) и проникновенная драма о престарелом Шерлоке Холмсе. Кроме того — поразительный английский хоррор о не знающей границ любви, а также мелодраматическое погружение в жизнь парижских анархистов.
Когда ссорятся боги, затылки трещат у простых смертных — если, конечно, те — не герои голливудского блокбастера, как влюбленный воришка в «Богах Египта», возможно, самом несусветном пока фильме года. Вихрастый юноша из низов (Брентон Туэйтс) окажется ключевым звеном в противостоянии древних божеств, кровавого милитариста Сета (Джерард Батлер) и небесного властелина Гора (Николай Костер-Вальдау). В программе дня — не только египетские высшие силы с хмурыми лицами шотландца и датчанина, но и мегаломанские баталии пиксельных толп, причудливые монстры, плаксивый сфинкс и натуральный космический корабль (в древнем Египте!). В общем, максимум абсурда.
Упоительный треш такого рода — редкость в современном, склонном избегать рисков Голливуде, и смелость продюсеров, запустивших в производство многомиллионную махину, скрещивающую египетские мифы с анахроничным сай-фаем, даже восхищает. Если бы только к впечатляющим визуальным трюкам и безумной стилистической эклектике, в которые здесь ударяется режиссер «Темного города» и «Я, робот» Алекс Пройас, еще и прилагался хоть сколько-то оригинальный сюжет — но сценаристы (ответственные за прошлогодний ужас под названием «Последний охотник на ведьм») упрямо выводят банальный эпос о восхождении к геройству подружившегося с летающим Джейми Ланнистером лузера.
Казалось бы, чего-чего, а в фильмах о Шерлоке Холмсе недостатка в современном мире нет. Тем не менее «Мистер Холмс» — это, и правда, нечто уникальное. Билл Кондон и автор романа-первоисточника Митч Каллен всматриваются в престарелого, давно удалившегося в глушь, к пчелам, сыщика (убедительный Иэн Маккеллен) вовсе не для того, чтобы заставить его на пороге столетия тряхнуть славной стариной времен Рейхенбаха и Баскервиллей, — хотя и выстраивают сюжет вокруг попыток стремительно теряющего рассудок ветерана сыска вспомнить свое последнее дело и рассказать о нем новому другу, десятилетнему почемучке-сыну горничной.
Нет, «Мистер Холмс» подразумевает не детектив, а мелодраму, и подталкивает своего пожилого героя к мучительному и проникновенному осознанию тех истин, что от классического персонажа Конан-Дойла скрывались за приключенческой бравадой и дедукцией. Так за растасканным, растиражированным массовой культурой образом впервые за долгое время проступает живой, несчастный, но еще способный обрести примирение человек: жертвуя детективной составляющей, Кондон добивается гораздо более ценного — подлинной, универсальной драмы.
Холли слышала о том, что Роб, ее новенький коллега по раскладыванию товаров на полках супермаркета, недавно пытался разбиться на своем мотоцикле — и бесконечно очарована такой взвинченностью. «Представьте, каково спать с кем-то, настолько напряженным», — говорит она подругам. «Ты очень странная девчонка», — звучит в ответ. Роман Холли и Роба, впрочем, окажется еще более странным действом: в разгар первой же постельной сцены, из ниоткуда, пачкая все вокруг кровью, вдруг выберется Нина. Бывшая — и мертвая — девушка Роба, которая вовсе не настроена передавать бойфренда живой преемнице без боя.
То, что чрезмерная память о бывших возлюбленных способна отравить любой новый роман, не новость. Другое дело, какое кино, доведя эту мысль до абсурда, на деле выстраивают в «Нине навсегда» братья Блейн. Это могла бы быть классическая черная комедия, но Блейны не делают упор на шутки, хотя их здесь хватает. Вместо юмора этот фильм питает мизантропия — болезненно трезвый взгляд на погруженную в пятьдесят оттенков серого цвета обыденность, прямыми порождениями которой служат жалкие, смешные и жуткие в своем стремлении к личному счастью Роб и Холли. В результате Блейны добиваются парадоксального, редкого по мощи эффекта: в фильме о вторжении мертвеца в брачные игры земных обитателей самый симпатичный персонаж — страдающий рядом с жизнерадостными любовниками мертвец. Вот это уже самый настоящий хоррор — прямо наследующий сочувствовавшим монстрам фильмам вроде «Франкенштейна» и «Кинг Конга», но ухитряющийся рассмотреть их следы в типовой, как однушка на окраине, истории человеческой любви.
«Я стала анархисткой из-за любви», — произносит в самом начале фильма Эли Важемана, открывавшего в прошлом году каннскую программу «Неделя критики», юная учительница Жудит (Адель Экзаркопулос). Прямо противоположная мотивация — алчность — приводит в ее ячейку обаятельного, невыразительного Жана (Тахар Рахим из великого «Пророка» Жака Одиара), разнорабочего на скобяном заводе, информирующего о пламенных речах и дерзких планах новых друзей парижскую охранку. Градус опасности авантюр, на которые он толкает анархистов из круга Жудит, растет прямо пропорционально силе взаимного притяжения между идеалисткой и провокатором.
Важеман убедительно воссоздает в кадре «Анархистов» Париж рубежа ХХ века, в прокуренном воздухе которого осязаема жажда перемен. Маховики большой истории в этой частной драме, впрочем, так и не заработают: «Анархисты» пару раз помянут Кропоткина с Бакуниным, но идеологический подтекст им нужен разве что для фона, эффектного, но поверхностного антуража стандартного сюжета о муках совести одного агента под прикрытием (Жан мало чем отличается от какого-нибудь Джонни Юты). Куда более радикальной силой Важеману кажется любовь — и «Анархисты» оживают, только когда сводят вместе органичных рядом друг с другом харизматиков Экзаркопулос и Рахима. Подход по-человечески понятный, но неизбежно разочаровывающий. Как показывает та же «Нина навсегда» (и целое столетие истории нового времени), революционную мощь любви склонны переоценивать как раз те, кто настоящих революций боятся как огня и никакого статус-кво изменить не стремятся. Для фильма о столь мощной идее, как анархия, такой беззаветный мелодраматизм — приговор.