В условиях экономического кризиса большое значение приобретают масштабные инфраструктурные проекты, способные привлечь крупные внутренние и иностранные инвестиции. В марте исполняется ровно год с момента вступления в силу закона о так называемых ТОРах — территориях опережающего социально-экономического развития. «Лента.ру» расспросила полпреда президента в Дальневосточном федеральном округе, вице-премьера Юрия Трутнева о развитии региона, инвесторах и его конфликте с президентом Украины Петром Порошенко.
«Лента.ру»: Позвольте начать с недавней занимательной истории с вашим участием. В конце января СМИ сообщили о том, что на форуме в Давосе у вас произошел конфликт с украинским президентом Петром Порошенко. Приводят яркие подробности...
Юрий Трутнев: ...отвечу сразу, и закроем тему. Бить я никого не бил, но контакт — глаза в глаза — с некоторыми господами был, скрывать не стану.
И все же, что произошло?
На встрече лидеров глав мировых экономик возникла напряженная ситуация. Представьте себе на секунду зал, в котором около 100 человек — 60 президентов и королей, 40 глав правительств. Я, скажем прямо, ниже любого из гостей по рангу и нахожусь там в качестве главы российской делегации...
...и вас начинают провоцировать?
Не совсем. Стала звучать критика в адрес моей Родины. Мое выступление не планировалось, но я не был готов просто так сидеть и слушать. Немного поговорили. Ну, быть может, несколько жестче, нежели привыкли в таком обществе. Но мне, честно говоря, было не до дипломатии: некоторые выступающие (не буду их называть поименно) откровенно врали, оскорбляли мою страну, передергивали факты.
И что же вы им сказали?
Я их спросил, верят ли они сами в то, что говорят. Начал перечислять факты, уличил во лжи. Самое интересное, что они оправдывались. Дескать, это такая работа, по-другому говорить они не могут. Довольно, кстати, странное объяснение, когда речь идет об отношениях между государствами.
Территориям опережающего социально-экономического развития (ТОР) через месяц исполняется ровно год (соответствующий федеральный закон вступил в силу 30 марта). Можно ли уже говорить о конкретных результатах?
Да, мы сейчас рассматриваем 109 заявок на инвестиционные проекты.
Сами по себе заявки не означают запуска этих проектов, верно?
Означают, но не мгновенно. В основном мы пока находимся на стадии проектирования. Это непростой процесс — по всем ТОРам надо разработать проекты на строительство дорог, линий электропередачи, трубопроводов и так далее. Понимаете, мы должны «обвязать» каждый из проектов, потому что заводы не строятся без инфраструктуры.
То есть в данный момент строится только сопутствующая инфраструктура?
Нет, заводы возводятся параллельно. Мы уже видели несколько готовых предприятий, что лично меня очень радует, поскольку я не большой любитель канцелярской работы, предпочитаю видеть конкретный результат. Приезжаешь в Хабаровск — стоит довольный японец, а за ним уходит буквально в горизонт череда теплиц, и он уже сроки называет: помидоры — через полгода, огурцы — через три месяца.
Это осязаемый результат, и таких немало: в Приморье построен завод по производству пластиковой упаковки, в Хабаровске — завод по производству теплоизоляционных плит, в Комсомольске-на-Амуре — деревообрабатывающее предприятие. В этом году запустим десятка полтора предприятий, хотя массовый ввод производств запланирован на 2017 год.
Как раз эти 109 заводов?
Вообще, это не так мало, поскольку все предприятия достаточно крупные — инвестиционная емкость там варьируется от миллиарда до сотен миллиардов. Под эти проекты на сегодня заявлено более 800 миллиардов рублей частных инвестиций, это взрывной рост фактически.
Давайте вспомним: в предыдущих программах развития Дальнего Востока звучала сумма в два триллиона. Предполагалось, государство выделит эти деньги и сразу начнется развитие. Легко развивать, когда тебе дали два мешка денег. А если не дали? Я уверен, что мы эти 2 триллиона на Дальнем Востоке привлечем, только не из государственного бюджета, не из денег налогоплательщика, а от инвесторов.
Деревообрабатывающее предприятие в масштабах Дальнего Востока выглядит не очень убедительно.
А я и не говорил, что все перечисленные предприятия крупные. Конечно, хочется по-настоящему больших проектов. В данный момент большинство запускаемых заводов — средние по объемам производства. Но огромные проекты требуют других сроков.
Вот, например, планируется судостроительный кластер, газоперерабатывающий завод в Амурской области, свиноводческий комплекс в Приморье. Другой вопрос, что перешагнуть через несколько ступеней при строительстве крупных объектов невозможно, надо сначала провести соответствующую проектную работу, «обвязать» предприятия инфраструктурой, и на это уйдет несколько лет.
К слову, промышленное производство на Дальнем Востоке растет. Но, конечно, хотелось бы расти быстрее, ориентироваться на показатели ряда стран Азиатско-Тихоокеанского региона.
А кто главные инвесторы?
На Дальнем Востоке смешанная структура инвестиций. Любопытный момент: если говорить о предыдущем инвестиционном цикле, то есть не о программе, которую мы сейчас реализуем, то главный инвестор — это Британские Виргинские острова и Багамы.
Офшоры? Российский капитал возвращается?
Не совсем. Например, в шельфовые проекты Сахалина деньги вкладывали компании из Соединенных Штатов. Офшоры — это не только российское инвестиционное развлечение. Что касается новых инвестиций, то здесь лидируют россияне, чему я рад, поскольку глупо рассчитывать на иностранный капитал, если мы не способны создать условия для собственного бизнеса. Вкладываются в проекты и наши соседи — корейцы, китайцы, японцы. Процесс пошел, и ограничивать, зарегулировать его мы не намерены. Здесь я разделяю философию одного из китайских лидеров, который заметил, что не важно, какого цвета кошка, важно, чтобы она ловила мышей.
Помнится, не все были рады программе «Дальневосточный гектар». Например, в Якутии люди даже выходили протестовать.
Вы знаете, выступления в Якутии я бы разделил на две части. Первая — содержательная. Здесь у нас нет непримиримых противоречий — было сформулировано два вопроса, нас попросили оставить приоритет в получении гектара за местными жителями и выделить определенные территории вокруг поселений (связанные с традиционными промыслами, например оленеводством), которые бы не попадали под программу. Обе просьбы вполне нормальные, надо относиться с уважением к пожеланиям местных жителей. Это правильные предложения, были внесены поправки.
А вот вторая часть — политическая. В преддверии выборов местным деятелям хочется рвануть на груди рубаху, провозгласить себя главным защитником народа. К таким инициативам я отношусь с известной долей иронии. Во время своего визита я предлагал пикетчикам встретиться в здании администрации — на улице холодно, стоять с транспарантами нет никакой необходимости. Они предпочли пикет. То есть продемонстрировать свою непримиримость им было важнее, чем пообщаться с заместителем председателя правительства. Это их выбор, им так больше нравится.
Быть может, здесь все зависит от уровня контакта с региональными властями? Если в целом характеризовать ситуацию с управляемостью Дальнего Востока, как вы оцениваете губернаторский корпус?
Губернаторский корпус для меня — команда, с которой я должен достигать успеха. Они все весьма профессиональны. Как в любом коллективе, есть люди посильнее, есть те, кто пришел совсем недавно, — им надо набраться опыта. Но в целом команда сформировалась. Вы знаете, совершенно бесполезно развивать Дальний Восток из Москвы, сидя в этом кабинете.
Но у правоохранительных органов работы на Дальнем Востоке хватает.
Много работы. Надо пресечь воровство на крупных федеральных стройках. Это полное безобразие, государство ведь тратит огромные деньги: космодром, океанариум, судостроительный комплекс. А там воруют, причем зачастую совершенно отчаянно: приходят деньги — их сразу пытаются списать и обналичить. Ведь понятно, что тебя арестуют через неделю, зачем ты это делаешь? Никакой логики. Это главное, что надо преодолеть, продемонстрировать неотвратимость наказания, чтобы даже в голову никому не приходило пытаться воровать деньги со строек.
Дальний Восток далеко — быть может, на это расчет?
Нет никакой дальневосточной ментальности, если вы намекаете на это. Люди на Дальнем Востоке живут хорошие, добрые. Точно такие же, как на Урале, в Сибири, в центральной части России.
В каком состоянии инфраструктурные проекты с Китаем с учетом усложнившейся экономической ситуации? В частности, проект моста через Амур?
Состояние мне не нравится. Сложность процессов на Дальнем Востоке определяется одним важным обстоятельством. Сам по себе ни один проект реализовать невозможно, приходится каждый раз заново выстраивать технологические цепочки, и если не работает хотя бы одно звено, заложником этого становится весь проект.
Например, при строительстве моста с китайцами в Еврейской автономной области сложилась забавная ситуация. Была договоренность, что мы отдадим проект китайским подрядчикам, чтобы минимизировать взаимодействие двух строительных компаний из разных стран. Но не получилось. По какой-то причине китайцы сначала взяли тайм-аут, а затем отказались от проекта вовсе.
Почему?
Может, рассчитывали на другую стоимость, хотя российские подрядчики в эту цену вписывались вполне. Мы не всегда понимаем их логику. В той же области строится горно-обогатительный комбинат. Там наши коллеги из Китая дали связанный кредит в 400 миллионов долларов и, поскольку кредит связанный, завели своих подрядчиков. Вопросов не возникало, однако после того как работы были выполнены на 96 процентов, строительство остановилось. Год простояли. Почему? Однозначного ответа нет, но предположение высказать могу: в случае просрочки по кредитам комбинат отойдет китайской стороне. А там, между прочим, в залоге два золотоносных месторождения. Неплохо?
И как решили вопрос?
Распорядился выполнить оставшиеся работы российским подрядчикам, инвесторам выставить штрафные санкции.
Давайте обсудим транспортную доступность региона, поскольку инвестиционная привлекательность Дальнего Востока зависит от этого напрямую. Еще в прошлом году туда можно было добраться двумя авиакомпаниями, однако сейчас ситуация изменилась.
Я не вижу ничего хорошего в том, что остался один перевозчик. Это плохо. Еще хуже, что непонятно, сможем ли мы создать вторую компанию и надо ли это делать вообще. Пока мы работаем с «Аэрофлотом», постоянно встречаемся с генеральным директором компании Виталием Савельевым, он старается учитывать наши просьбы. Государство помогает — около 70 процентов субсидий, выделенных на всю отрасль, расходуется на поддержание стоимости авиабилетов на Дальнем Востоке.
Решить в короткие сроки эту проблему реально?
Этот вопрос надо решать совместными усилиями перевозчиков и государства. Я с этим сталкивался, работая еще в администрации президента. Мне тогда было поручено возглавить комиссию по малой авиации. Мы внимательно изучили проблематику и выяснили, что стоимость перелета связана с огромной численностью персонала в малых аэропортах. Согласно правилам, воздушная гавань обязана содержать метеослужбу, службу безопасности, службу заправки самолетов — чтобы перечислить все службы, не хватит пальцев обеих рук. В итоге аэропорт, принимающий один самолет в неделю, тратит колоссальные средства на поддержание инфраструктуры, а билеты вполне можно печатать из золота. Да, я считаю, что министерству транспорта следует менять законы, нормативные акты, надо создавать конкурентную среду.
Но ведь на безопасности аэропорта нельзя экономить.
Однажды я вылетал из маленького аэропорта, который находится довольно далеко от нашей родины. В здании «аэровокзала» были только чайник и рация. Пока я пил чай, пилот оставил диспетчеру заявку на полет. К этому времени самолет разогрел двигатель, и мы полетели. Никто никого там не содержал. Так что надо бороться за урезание ненужных затрат.
У меня есть мечта — проехать от Владивостока до Москвы на автомобиле, когда это станет реальностью?
У нас там даже Владимир Владимирович ездил на машине.
После него люди через год проезжали и говорят, что Владимиру Владимировичу очень повезло.
Я так скажу. Ваш вопрос абсолютно справедлив. И можно еще очень много задать сложных вопросов по ситуации на Дальнем Востоке, проблем более чем достаточно. Но, как мне кажется, везде важна последовательность действий. Я уверен, что мы выбрали правильный путь, мы начинаем с экономики.
Если у нас будут предприятия, рабочие места, будут налоги, то построим и дороги, и взлетно-посадочные полосы, и порты, о которых мы говорили сегодня на совещании по Северному морскому пути.
Можно задаться целью сначала построить дороги, больницы, детские сады — это тоже необходимо, я согласен. Но в первую очередь, я считаю, надо обеспечить развитие Дальнего Востока. Это главное, чего надо добиться. А если получится — тогда и дороги будут.