В рамках программы Public history Московской высшей школы социальных и экономических наук («Шанинка») прошла встреча из цикла Subject Laboratory. На ней выступил с докладом кандидат исторических наук, сотрудник НИУ ВШЭ Дмитрий Козлов. Он рассказал, как исследование дел по процессам молодежных подпольных групп 1950-х годов позволяет увидеть сквозь протокольный язык допросов, обвинительных заключений и приговоров незамеченный следователями слой подростковой психологии, прочитанных книг и увиденных кинокартин.
У советской власти в 1950-е годы была возможность арестовывать молодых людей и девушек, достигших 16-летнего возраста, по статье 58 («контрреволюционная деятельность» — прим. «Ленты.ру»). В самом худшем случае они получали до 10 лет. Всего известно около 40 подпольных групп, основанных подростками (до 16 лет включительно), чьи дела были доведены до суда.
В процессе исследования были рассмотрены не следственные документы или протоколы судебных заседаний (к сожалению, пока недоступные историкам), а очень специфический источник — материалы прокурорских проверок, инициировавшихся по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Состав надзорных дел неоднороден — чем сложнее дело, по которому была инициирована проверка, тем шире набор документов. Соответственно, дела разнятся и по объему: от нескольких страниц до весьма тучных томов. Мы проанализировали только послевоенные дела с 1956 года до середины 60-х годов, когда подростков перестали преследовать, то есть за скобками остался период Большого террора.
Вот пример одного из таких преступлений: 16 февраля 1955 года в литовском городе Каунасе над костелом было замечено «националистическое знамя». В переводе с советского новояза — флаг «буржуазной», то есть досоветской, Литвы. Кроме флага, около костела нашли две таблички с надписью «заминировано». Флаг спешно сняли, саперы мин не обнаружили.
Было возбуждено уголовное дело, началось следствие, в ходе которого арестовали группу молодых людей. Затем выяснилось, что подростки действовали не сами по себе — у них была организация «Железный волк». Название сразу же привлекло внимание следователя, потому что так же (Geležinis vilkas) называлась одна из организаций «лесных братьев» (неофициальное наименование вооруженных националистических групп, действовавших в 1940-е — 1950-е годы на территории прибалтийских республик СССР и выступавших против советской власти — прим. «Ленты.ру»).
Необходимо отметить, что вывешивание флагов досоветских республик для Прибалтики — традиционный способ протеста. Эти молодые люди, которым на момент ареста было 17-18 лет, как показало следствие, уже в 1952 году водружали литовский флаг на кладбище. На допросах выяснилось, что юноши имели оружие (пистолет вальтер и малокалиберную винтовку монте-кристо), где-то выкрали типографский шрифт и собирались угнать грузовик, чтобы протаранить трибуну на одной из демонстраций.
На первый взгляд, перед нами террористическая организация, которая начала с фиктивного минирования и, по всей вероятности, должна была перейти к реальным террористическим актам. В итоге до суда дошли дела четырех участников группы «Железный волк». Все они получили реальные сроки от трех до восьми лет.
Казалось бы, все серьезно, но если мы начнем исследовать фрагменты допросов, которые цитируются в надзорном производстве, то увидим совершенно замечательные вещи. Подростки в своей деятельности брали пример с героев «Молодой гвардии» Александра Фадеева. Вот цитата из романа: «Народ со всех концов города стекался смотреть на флаги… У зданий и пропускных будок собирались целые толпы. Жандармы и полицейские сбились с ног, разгоняя народ, но никто из них не решался снять флаги: у подножия каждого флага прикреплён был кусок белой материи с черной надписью: "Заминировано"».
Вооруженные этой информацией, начинаем внимательно читать протоколы. Мальчик, лидер группы, у которого было при обыске изъято то самое малокалиберное ружье монте-кристо, рассказывает, что «читал также и советскую литературу», имея в виду, что на него повлияла не только литовская (эмигрантская, досоветская, может быть, подпольная) агитация, но и советские книги. Говоря о круге своего чтения, он называет романы «Разгром» и «Молодая гвардия» Фадеева. Если бы у нас на руках были полные тексты протоколов, скорее всего, проявилась бы еще более очевидная связь.
Ссылки на «Молодую гвардию» обнаруживаются сплошь и рядом: в том же Каунасе чуть позднее существовала группа под названием «Тайный союз краснодонских молодогвардейцев». Образы романа Фадеева вдохновляли на подпольную борьбу молодежь по всему Советскому Союзу. Удивительно, что даже прибалтийские юноши и девушки, воспринимавшие советскую власть как оккупационную, используют в качестве учебника абсолютно классический советский текст.
Например, девочка из Латвии заявила, что когда писала листовку «Вся власть народу!», то понимала, что она по сути своей антисоветская: «Я читала книги "Молодая гвардия", "Мать" Горького, и я так же думала написать антисоветские листовки. Я правильно поняла — подчеркиваю — книги "Молодая гвардия" и Горького "Мать", когда я их прочла».
Ни в коем случае не хочется сводить все до уровня исключительно ролевой игры и подвергать сомнениям политические переживания подростков, будь то националистические, народно-освободительные или наивно-социалистические, альтернативные советскому марксизму. Безусловно, они видели те же проблемы, что и взрослые оппозиционеры, — оккупацию, бедность страны, привилегии номенклатуры. Но об их критических программах нужно говорить отдельно.
Возвращаясь к делу «Железного волка» в Каунасе, следует отметить, что дальнейшие допросы молодого человека показывают нам ряд очень важных моментов в поведении подростков, которые исключаются исследователями при анализе их действий. Например, юноша описывает, что они хотели угнать грузовик: «Мы с приятелем ждали нашего третьего товарища, который должен был угнать машину. Но не дождались его и пошли на танцы».
Обратите внимание: революционная борьба, теракт на демонстрации и танцы находятся в одном ценностном ряду. Когда его спрашивают: «А зачем вам было оружие?», подросток отвечает: «Я любил оружие, потому что оно мне с детства нравится». То есть обладание оружием является признаком гипертрофированной маскулинности.
Если говорить о гендере, девочки в меньшей степени были вовлечены в такую деятельность. Собирание «арсенала» организации особенно характерно для тех территорий, где шли бои. Подобные вещи мы встречаем не только в Прибалтике, но и в молодежных украинских группировках или «организациях», действовавших на Брянщине.
У подростков был еще один скрытый мотив к действию — затянувшаяся игра в войну, поколенческая зависть: «Не досталось им даже по пуле». Их старшие братья воевали на той или другой стороне, многие старшие родственники оказались потом участниками антисоветского сопротивления 40-50-х годов, но поколение подростков в силу возраста не было вовлечено в реальную борьбу и начало компенсирующий игровой процесс.
В 1956 году под Киевом возникла организация, получившая название «Дивизия СС "Викинг"». Казалось бы, неонацисты — нечто совершенно выходящее за рамки. Но вот цитата из ходатайства отца главного «эсэсовца»: «Мой сын вместе с группой школьников, детей старших офицеров киевского гарнизона назвал себя генералом-полковником и командиром дивизии "Викинг" под девизом СС "Спасай себя". Школьники-подростки, украсившие себя столь же пышными постами ("начальник штаба", "начальник разведки и контрразведки", "начальник артиллерийского вооружения дивизии" и так далее), перемежая охоту за котами с бросанием камней в оврагах, фантастическими измышлениями и болтовней, организовали дикую игру в какую-то организацию, и занимались этим с 56-го года».
Эти подростки тоже были осуждены, но отцу удалось переквалифицировать дело и отправить своего сына на психиатрическое обследование, где у мальчика зафиксировали шизофрению. Его детство прошло в Воронежской области, на оккупированной немцами территории, он был свидетелем издевательств нацистов над матерью и имел явно неуравновешенную психику, о чем говорят издевательства над котами и другими животными.
Если тщательно исследовать допросы «эсэсовцев», также выяснится, что никакими нацистами подростки не были. Ритуал вступления в эту «Дивизию СС "Викинг"», напоминает скорее торжественное пионерское собрание. Вообще у всех подобных организаций были удостоверения, значки, членские взносы, велись протоколы заседаний — все это перенималось из работы пионерских и комсомольских ячеек. Возникает вопрос: откуда тогда они взяли эсэсовскую атрибутику? Ответ мы находим в тех же материалах надзорного производства: из первого кинофильма «Звезда», снятого в конце 40-х годов по повести Эммануила Казакевича.
Большинство уголовных дел, заведенных на подростков, приходится на 1957 год — время своего рода поственгерского синдрома. С одной стороны, вооруженное восстание против просоветского режима в Венгрии в октябре-ноябре 1956 года, подавленное советскими войсками, оказало сильное влияние на советское общество, а с другой стороны, власти очень испугались того, что и в СССР возникнут организации, способные перейти от литературных и политических дискуссий к вооруженному сопротивлению. В связи с этим произошло обострение репрессивной политики в Советском Союзе, были инициированы политические дела, фигурантами которых стали не только взрослые, но и подростки.
В начале 1960-х годов начинается спад репрессивной политики, и во время этого спада в одном из дел (о создании юношеской левацкой организации с игрушечными листовками, членскими взносами и прочим) на полях мы видим пометку следователя «Что за детский сад?». То есть пересмотр дела инициируется уже на уровне следователя, и, судя по статистике, аналогичных дел возбуждается гораздо меньше, проводится профилактическая работа на уровне школ, ПТУ и других учебных заведений. Даже у фигурантов тех дел, которые все-таки доходили до суда, была надежда на пересмотр, условные сроки и даже на полную реабилитацию.
Сейчас эти подростковые инициативы кажутся нам смешными, но в 1940-е — 1950-е годы они карались очень сурово. Уголовно-процессуальный кодекс позволял арестовывать, предавать суду и назначать реальный срок по особо опасным государственным преступлениям начиная с шестнадцати лет. Например, из дела так называемых эсэсовцев явно следует, что мальчиков доращивали до возраста, когда можно возбудить дело. Но мотивы следственных органов, КГБ и прокуратуры заслуживают отдельного исследования.
С одной стороны, мы наблюдаем колоссальную эмансипацию детей и подростков, которые во время войны занимались взрослыми вещами в тылу. Многие из них участвовали в партизанских отрядах или становились детьми полка. С другой стороны, после войны подростки возвращаются в скучные пионерские и комсомольские организации, а комсомол переживал кризис вплоть до 1958-го года, когда была принята новая редакция его устава.
По сути такой категории, как подростки, в СССР либо не было, либо ее прорабатывали очень плохо. Мы не видим послевоенных подростков потому, что нет той оптики, через которую их можно увидеть. Об этом по материалам 1930-х годов писала британский филолог-русист Катриона Келли, но ее теорию можно распространить не только на сталинское, но и на послесталинское общество.
Только к 1960-м годам, с изменением законодательства и с появлением книг по педагогике и по психологии подросткового возраста, а также с началом массового выпуска художественных фильмов, посвященных подростковым проблемам, такая социальная группа начинает существовать. Если взять кинофильм «Друг мой Колька» 1961 года, то мы увидим, что там тоже возникает «Тайная организация троечников (ТОТр)», то есть подростковый протест появляется в массовой культуре. После этого уже никому не приходит в голову арестовывать компанию, которая называет себя «тайной организацией троечников», «клубом двоечников» или как-нибудь еще.