18 марта личный представитель действующего председателя ОБСЕ Анджей Каспршик призвал стороны конфликта в Нагорном Карабахе строго соблюдать режим прекращения огня и избегать роста напряженности между сторонами накануне праздника Новруз и Пасхи. А 15 марта президент Азербайджана Ильхам Алиев посетил Турцию, встретившись наконец-то со своим турецким коллегой Реджепом Тайипом Эрдоганом, который второй раз отменяет визит в Баку из-за терактов в Анкаре. Артур Атаев, начальник сектора кавказских исследований Российского института стратегических исследований, в интервью «Ленте.ру» рассказал о том, как влияет Турция на политику Южного Кавказа, кому выгоден конфликт в Нагорном Карабахе и каковы перспективы Азербайджана.
«Лента.ру»: Насколько жесткая риторика сторон, причастных к ситуации в Нагорном Карабахе, может свидетельствовать о готовности к горячей фазе конфликта?
Артур Атаев: Согласно риторике Баку, в том числе высшего политического руководства, сохраняется военный сценарий решения конфликта. В азербайджанских СМИ говорится буквально следующее: «мы освободим наши территории, мы решим карабахский вопрос, мы вернем свои земли». И это на фоне учений азербайджанской армии, на фоне воинственных заявлений верховного главнокомандующего Вооруженными силами Азербайджана. Конечно, это настораживает армянское политическое руководство. Но риторика сама по себе — привычное дело, она не может развязать войну. Но если вмешается Эрдоган — а у него есть определенные козыри, — Азербайджан может быть спровоцирован. Это самый негативный сценарий для Азербайджана, Армении и России, но он выгоден Эрдогану. Я не говорю — Турции, именно Эрдогану, его политическому окружению, потому что тогда выигрывает турецкая экономика, хотя проигрывает азербайджанская экономика и политика, равно как экономика и политика всех государств севернее Турции. Этот сценарий, эта матрица уже апробированы. Когда какая-то держава вовлекалась во Вторую мировую войну, то та страна, которая вовлекала, получала дивиденды. Особенно если находилась за океаном. Турция выступает в качестве провокатора. Как ни странно прозвучит, решение этой проблемы — не в Тегеране, не в Ереване, не в Анкаре, не в России, а только в Баку. Поэтому такой интерес к Баку со стороны турецкого руководства.
Насколько реально прямое вмешательство Турции в конфликт в Нагорном Карабахе?
15 февраля в ходе своего официального визита в Киев турецкий премьер-министр Давутоглу встретился с уполномоченным президента Украины по делам крымских татар Джемилевым. Демонстративная поддержка придала бодрости радикалам — крымским татарам, действующим на Украине и в Крыму. В первую очередь я говорю о Ленуре Ислямове. По его словам, определенная поддержка, в том числе и военная, уже оказывается турецкой армией националистическому батальону крымских татар, собирающихся вернуть Крым Украине.
Таков стиль турецкого руководства. Думаю, Турция будет заинтересованным участником возможного противостояния между Азербайджаном и Арменией, и понятно, на чьей стороне. Но явной военной помощи, вовлечения турецкой армии в боевые действия быть не может. Есть сирийский прецедент: турецкая артиллерия бьет по курдским ополченцам, но вглубь Сирии турецкие войска зайти не могут — нет достаточной авиационной поддержки, нет санкции тех лиц и государств, которые обычно дают на это разрешение. В любом случае сценарии здесь самые негативные. К сожалению, пока позитивных сценариев нет.
Как Анкара реализует свою «мягкую силу» на Южном Кавказе и в других регионах?
По итогам визита министра иностранных дел Турции Чавушоглу в Грузию было заявлено, что Турция будет фактически лоббировать интересы Грузии по вхождению этой страны в НАТО. Для грузинского политического руководства это как бальзам на душу — тем более в преддверии предстоящих парламентских выборов. Вот такими механизмами Турция пытается создать группу союзников из числа врагов России. И это, объективно говоря, получается. Ответное заявление министра иностранных дел Грузии указывает на то, что Грузия все отчетливее становится союзником Турции.
В чем причина таких успехов Анкары в регионе?
Турецкий бизнес, турецкая политическая элита умеют работать с политической элитой и бизнесом других стран. Политические выгоды, экономические выгоды страны-партнера Турцию не интересуют. Для Турции важно найти в рядах политиков и бизнесменов лоббистов своих интересов. Это у них получается. Так же действуют западные идеологи и политики. Есть, это факт, сильное протурецкое лобби в Азербайджане, Грузии. И в Татарстане. Весь политический класс Грузии времен Саакашвили был протурецким, достаточно сказать, что мама Михаила Николаевича Саакашвили напрямую работала на Турцию. Порядка 72 процентов аджарской региональной экономики — это Турция. Турция заходит в регион на нескольких уровнях: религиозном (в частности, продвижение идеологии Фетхуллаха Гюлена), экономическом (работа с региональными торгово-промышленными палатами, крупными строительными компаниями, инвестиционными фондами), и, конечно, политическом. Дверь в дверь, глаза в глаза осуществляется работа, которая дает реальный позитивный результат. Протурецкие проекты выросли на территории России, Молдавии — в Гагаузии, на Украине, не говоря уже об Азербайджане и Грузии. Протурецкие проекты живут и развиваются в странах Центральной Азии. Это многоуровневая система подготовки: обучение в гимназиях, развитие межрегиональных и межстрановых контактов, обучение языку, литературе. Язык тоже используется как оружие. Выстраивается четкая парадигма, чего не хватает многим странам постсоветского пространства, прежде всего тем, кто противостоят этой экспансии идеологически и цивилизационно.
Получится ли у России «выключить» турецкий фактор на Кавказе?
Нет. России стоило огромных трудов нивелировать турецкий фактор на Северном Кавказе. В середине 90-х из Турции осуществлялась активная поддержка террористических организаций, действовавших под эгидой сперва ичкерийского проекта, а потом и проекта «Имарат Кавказ» (террористическая организация, запрещена в России — прим. «Ленты.ру»). До сих пор многие идеологи терроризма и радикализма, такие как Мовлади Удугов, живут и работают в Турции. Родственники предпоследнего лидера «Имарата Кавказ» Доку Умарова тоже живут в Турции. Что же говорить о Южном Кавказе? Тут рычагов ослабления негативного влияния на политику Азербайджана и Грузии у России нет.
Есть ли все-таки примеры хотя бы небольших, но положительных шагов по укреплению российского влияния в регионе?
11 января президент Абхазии Хаджимба подписал указ о санкциях против Турции. Для Анкары это чувствительный удар, потому что в абхазской акватории Черного моря работали не абхазские и не российские, а турецкие суда. Сейчас российские и абхазские пограничники пресекают контрабандный вылов рыбы. Это успех российской дипломатии, вызвавший дополнительный гнев и активизацию Турции на антироссийском направлении.
Насколько выгодно Баку в долгосрочной перспективе сотрудничество с Анкарой?
Азербайджан на турецкое поле заходить не должен, это гибель для Азербайджана. Ни азербайджанское руководство, ни интеллигенция, ни бизнес не пойдут на это, потому что тогда Азербайджан перестанет существовать. Очевидно, что Турция поглотит Азербайджан — по объективным причинам. Да, это будет часть Турции, агрессивная часть, может, даже депрессивная, которая не переживет последствий экономического кризиса. Это в интересах сегодняшней политической элиты Турции. Для России наиболее приемлемо, если конфликт вокруг Нагорного Карабаха не перерастет в вооруженную фазу. Армения, входящая в ОДКБ, является стратегическим союзником России, но и Азербайджан — стратегический партнер России, это декларируется, об этом говорит глава администрации президента Ильхама Алиева Мехтиев, человек, осуществляющий реальную политику в Азербайджане. Об этом говорят даже некоторые лидеры мусаватистов (члены националистической партии «Мусават» — прим. «Ленты.ру»). Важно иметь в виду одну существенную деталь — Азербайджан и его нынешнее политическое руководство не устраивает Запад. У Азербайджана имидж страны, где нарушаются права человека. Это заявлялось не раз американским послом, Госдепом и западноевропейскими демократиями. В этих условиях у Азербайджана реальный политический вектор один — пророссийский.