В прокате — главный кинокомикс сезона, в котором Бэтмен и Супермен меряются размерами эго и шириной подбородков. Кроме того — режиссерский дебют любимца девушек Луи Гарреля, фильм легендарного фотографа Антона Корбайна о Джеймсе Дине и первая в истории романтическая комедия о синдроме Туретта.
Один (Бен Аффлек) — мультимиллиардер, на пятом десятке, так и не переживший гибель папы Томаса и мамы Марты. Другой (Генри Кэвилл) — выходец из далекой галактики, выросший у канзасских фермеров Джонатана и Марты и пока не переживший противоречий земной славы. Один — жесткий реалист, который полагается на интеллект, гаджеты и состояние. Другой —идеалист-человеколюб с неземными сверхспособностями. Один обретается в Готэм-сити и постелях бесчисленных моделей. Другой верен Метрополису и журналистке Лоис Лэйн (Эми Адамс). Казалось бы, что им делить, кроме пары бокалов пива на досуге? Но схлестнуться в соревновании раздутых эго, квадратных подбородков и подходов к супергеройству Бэтмену с Суперменом все же придется — то ли из-за хитроумного плана цукербергообразного злодея Лекса Лютора (Джесси Айзенберг), то ли из-за алчности Warner Bros. и DC Comics, открывающих этим фильмом новую бесконечную франшизу.
Понятно, что от «Бэтмена против Супермена» никто не ждал откровений по части киноязыка, метких наблюдений о людской природе и даже минимальной иронии (это все-таки фильм мастера сложных щей Зака Снайдера). Предполагалось, впрочем, что этот колосс кинопроизводства будет, как минимум, увлекательным, качественным аттракционом, наследующим бэтменовской трилогии Кристофера Нолана, который числится здесь одним из продюсеров. Увы, если это и аттракцион — то больше похожий на «чайные чашки», чем американские горки.
Снайдер мучительно ведет свой блокбастер по считывавшейся еще в трейлерах фабуле, в решающие моменты полагаясь не на логику сюжета и персонажей, а случайности, совпадения и абсурдные недомолвки между героями. Кэвилл, как и в совсем уж унылом «Человеке из стали», в основном вынужден играть желваками. Аффлек придает Бэтмену плейбойского лоска, но оправдать иррациональное, истеричное поведение героя не под силу и ему. Единственным живым элементом этой конструкции выглядит Чудо-женщина (Галь Гадот) — но и то скорее из-за краткости своих появлений в кадре. Экшен больше занят тем, чтобы удержать внимание зрителей, чем действительно захватить дух. Нехватку иронии и изобретательности Снайдер привычно пытается компенсировать тяжеловесностью — смурью лиц и декораций, громогласным пафосом речей о превратностях героизма, наконец, столь очевидными мессианскими аллюзиями (от крестов на втором плане до навязчивого именования Супермена богом), что поперхнулся бы и иной евангелист. На самом деле, этой франшизе — уже! — нужен не Спаситель, но спасатель.
Весна 1955-го. Будущая легенда главного в мире фотографии агентства Magnum Деннис Сторк (Роберт Паттинсон) живет впроголодь и перебивается редкими редакционными заданиями журнала Life. Будущая актерская икона Джеймс Дин (Дэйн ДеХаан) в то же время готовится к выходу своего первого фильма «К востоку от рая» и отчаянно стремится избежать статуса очередного кумира подростков. Случайная встреча на голливудской вечеринке резко развернет ход карьеры обоих — не говоря уже о том, что сделает их друзьями, а также породит один из самых известных фотоматериалов в истории Life, Голливуда и поп-культуры.
Антон Корбейн и сам великий, без преувеличения, фотограф (а также клипмейкер), рассказывает в «Лайф» трудную историю рождения тех самых снимков, включая главный из них — с одинокой фигурой Дина на залитой дождем Таймс-сквер. Впрочем, как бы он ни наводил фокус своего фильма на Сторка, его терзания в поисках удачного кадра и самого себя, каждому очевидно, что сердце «Лайф» — Дин; именно из-за него это кино в принципе и будут смотреть. Что ж, надо признать: шансы изначально были неравными. Дину хватило трех фильмов и автокатастрофы, чтобы определить целую эпоху. Как бы ни старался в его роли Дэйн ДеХаан, он ни на минуту не напоминает «бунтовщика без причины», оставаясь лишь его бледной копией. «Лайф» не пытается облегчить ему задачу (и свою судьбу) — особенно, когда показывает на финальных титрах те самые кадры Сторка. Несколько канонических снимков за секунды ухитряются сказать о Дине (да и о Сторке) больше, чем все предыдущие полтора часа этого аккуратного, симпатичного, но бесконечно поверхностного фильма.
Абель (Луи Гаррель) и Клеман (Венсан Макен) — полные противоположности. И, как часто бывает, лучшие друзья. Абель, неотразимый и уверенный в себе, с легкостью меняет девушек: от него без ума даже школьницы. Клеман, невротичный и неуклюжий, напротив, сгорает от невысказанных чувств к незнакомке — продающей булочки на вокзале Моне (Голшифте Фарахани). Когда его надежды привлечь внимание девушки совсем тают, Абель берется помочь товарищу — и ухитряется влюбиться в Мону сам. Дружба оказывается, понятное дело, под угрозой — к тому же и у Моны есть что скрывать от своих новых поклонников.
Луи Гаррель и спустя 13 лет после «Мечтателей» Бертолуччи остается самым заметным лицом молодого французского кино. Тем удивительнее, что от его режиссерского дебюта буквально веет усталостью — и, при всей молодости героев, старостью. Это самое настоящее пенсионерское кино — в том смысле, что сняты «Друзья» будто под грузом если не десятков прожитых лет, то сотен просмотренных фильмов, французской кинотрадиции, с которой режиссера связывает не только язык и воспитание, но и кровные узы (его отец Филипп — один из важнейших авторов «новой волны», продолжающий снимать и сейчас). Из-под этого груза Гаррель-младший выбраться так и не может — его фильм проходится по всем типичным тропам, приемам и образам «новой волны», цепляясь за отголоски то «Жюля и Джима», то годаровского «Женщина есть женщина». Но той энергии, что пронизывала эти фильмы, здесь нет и в помине — когда на ерунду тратили себя герои шестидесятников, их поступки и мысли выглядели бунтом, персонажи «Друзей» же просто страдают ерундой. Конечно, бессмысленность, пустота эпохи и ее представителей — тоже вполне себе сюжет. Другое дело, что он больше подходит для осмысления тем режиссерам, кто лично застал более свободные времена — а не увидел их, как Гаррель-младший, в папиных фильмах.
Винсент (Роберт Шиэн) страдает синдромом Туретта и не может сдержать матерных тирад даже на похоронах матери. Алекс (Дев Пател) одержим чистотой и потому не выносит минимального контакта с окружающим миром. Мари (Зои Кравиц, дочь Ленни) патологически отказывается есть, всем своим видом сигнализируя об анорексии. Они познакомятся в экспериментальном центре психологической помощи — а когда тамошний распорядок и позитивизм наскучит, угонят машину доктора и отправятся к океану, матерясь, сходя с ума от грязи, отказываясь принимать пищу.
Любой молодежный роуд-муви, особенно не пытающийся выйти за рамки шаблона, держится в первую очередь на правдоподобии чувств и обаянии своих звезд — по части последнего «Тронутые» с троицей симпатяг в главных ролях дадут фору многим образцам жанра. В этом-то, правда, и заключается их главная проблема. Есть что-то откровенно фальшивое в том, чтобы рассказывать историю о вполне реальных и не таких уж редких психологических расстройствах с помощью молодых, красивых, более-менее звездных актеров — тем более что «Тронутые» раз за разом пытаются синдромы своих героев обернуть в повод для гэга. Легко превращать синдром Туретта в материал для комедии воспитания — если персонажу немного за 20, он неотразим, за окном Калифорния, а суровый папа-политик в нужный сценаристу момент готов исправиться и попросить прощения. «Тронутые» в меру смешны — но хоть какой-то правды, даже эмоциональной, найти в них не получится.