В ночь на 4 апреля во двор дома помощника муфтия Ингушетии Магомеда Хаштырова бросили гранату. За последний месяц это уже второе покушение на представителей исламского духовенства республики. 11 марта в Ингушетии было совершено нападение на имама Хамзата Чумакова — известного в регионе проповедника. Когда после пятничной молитвы он выезжал со двора Насыр-Кортской мечети в Назрани, взорвалась припаркованная неподалеку машина. Благодаря бронированному автомобилю Чумаков не пострадал. Теракту предшествовала публичная полемика последователей традиционного для Кавказа ислама и их оппонентов — приверженцев салафитского направления. Чумакова причисляют к последним и его не раз критиковали, обвиняя в радикализме. О сути конфликта между мусульманами северокавказского региона «Ленте.ру» рассказала научный сотрудник отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН Танзила Чабиева.
«Лента.ру»: Почему взрывают имамов в Ингушетии?
Чабиева: Нет диалога между теми, кто формирует религиозную жизнь республики. С одной стороны, это три крупных суфийских братства. В рамках кадирийского тариката (ордена — прим. «Ленты.ру») — это братства Кунта-Хаджи Кишиева и Батал-Хаджи Белхороева, а в рамках накшбандийского тариката — братство Дени Арсанова. С другой стороны, это новые салафитские направления ислама в лице умеренных радикалов, готовых ломать систему традиционного восприятия религии, но без активной борьбы с оружием в руках. Сюда же можно отнести и последователей нового шейха Чумакова, заслужившего своими духовно-политическими проповедями большой авторитет у молодежи.
Позиция республиканских властей и официального муфтията в отношении салафитов однозначна. На протяжении длительного времени считалось, что именно суфийский ислам — главный противник распространения идей салафитов как проводников исламского радикализма. Назвать точное число радикалов достаточно сложно, но известно, что большая их часть выехала из региона и России, а остальная прижилась в местной системе религиозных верований.
Однако авторитет Чумакова растет, и на него совершают покушение, к слову, уже второе. Можно ли говорить о том, что республика стоит на пороге нового конфликта между последователями традиционного ислама и сторонниками салафитских течений?
Сложный вопрос. С одной стороны, за последние годы влияние радикального ислама ослабело. С другой, — это заслуга не столько региональных властей, сколько самих представителей салафитского направления. Им нужно время для поиска новых источников финансирования и новых идеологических основ для продолжения своей деятельности. Эта ситуация, к слову, свойственна не только Ингушетии, но практически всему Северо-Восточному Кавказу, включая Чечню и Дагестан.
Какую роль играет во всем этом имам Чумаков?
События вокруг Чумакова не стоит связывать исключительно с конфликтом суфиев и салафитов. Учитывая специфику региона, в конфликте вполне могут быть заинтересованы и третьи стороны. Возможно, этот теракт был направлен исключительно на дестабилизацию ситуации. Момент подходящий. Во-первых, конфликт вокруг муфтията; во-вторых, возрастающий вес и влияние самого имама; в-третьих, сомнительность авторитета местных властей. По крайней мере, сейчас заметная часть ингушского общества воспринимает все это как попытку внести очередной раскол в межэтнические отношения ингушей и чеченцев. Напомним: именно чеченское духовенство, как и представители светской власти, активно осуждают деятельность салафитских проповедников в регионе.
Другими словами, религиозного консенсуса в ближайшее время достичь не удастся.
Этот конфликт, несомненно, имеет долгую перспективу, поскольку в нем увязаны интересы местных властей, официального духовенства и новых религиозных ячеек. Но бесспорно и то, что чумаковцы, как сейчас именуют последователей шейха, — это не что-то со стороны, а отколовшееся от традиционного местного ислама направление, вобравшее в себя всего понемногу из уже бытующих в регионе форм ислама.
Но именно Чумаков пошел на обострение, когда летом прошлого года в той же мечети Насыр-Корта заявил, что обеденной молитвы после пятничной не будет, а затем разогнал проводившийся суфиями зикр. Похоже, это и стало камнем преткновения.
Практика обеденной молитвы после пятничной, действительно, бытует преимущественно в традиционном исламе ингушей и чеченцев. В других исламских регионах именно пятничная молитва (рузбан-намаз) является основной. Правда, практически во всех существующих мазхабах (религиозно-правовые школы в исламе — прим. «Лента.ру») — ханафитском, шафиитском, маликитском, ханбалитском (наиболее близкая к салафитам) — ученые говорят о допустимости совершения обеденной молитвы после пятничной. Что же касается салафитов, то приверженцы изначального, традиционного ислама считают совершение обеденной молитвы после пятничной нововведением, и потому она под запретом, как любое нововведение.
По поводу зикра — тут мнение салафитов однозначно: это нововведение, с которым они прежде всего ведут борьбу, поскольку это главный элемент местного суфийского ислама. Они связывают его чуть ли не с языческими практиками и обрядами, некогда здесь бытовавшими.
И каковы шансы на победу у Чумакова и его последователей?
Удивительно, но чем агрессивнее борьба с зикристами, тем их больше. Исторический факт: то, что сегодня запрещают, вдруг становится актуальным и востребованным, даже если еще вчера не вызывало никакого интереса. Можно констатировать, что сегодня в регионе ренессанс суфийского ислама.
Февральский меджлис в грозненской мечети «Сердце Чечни», на который съехалось суфийское духовенство, — это еще один признак ренессанса или консолидация суфиев перед лицом салафитской угрозы?
Безусловно, главная причина — это ситуация в Ингушетии. Набирающие популярность салафитские проповедники и неопределенная позиция республиканского муфтията в этом вопросе. И, разумеется, желание найти поддержку в лице чеченского руководства.
Похоже, нашли. После покушения на имама сразу вспомнилось выступление Кадырова на меджлисе и его слова о том, что «нам» не составит труда остановить Чумакова, если власти Ингушетии не примут меры.
Такие заявления, как и сам ренессанс суфийского ислама, вызваны скорее тенденцией регионов, где он бытует, к подтверждению своей религиозной идентичности и ее демонстрации. Наиболее ярко это проявляется в случае с Чеченской Республикой. Доминирующей суфийской общиной здесь остается братство Кунта-Хаджи Кишиева, последователей которого больше всего в Ингушетии и Чечне.
Федеральный центр вникает в салафитско-суфийские конфликты или полностью доверяет решение этих вопросов республиканским властям?
Федеральный центр обладает всей необходимой информацией по салафитско-суфийскому конфликту. Федеральные власти и спецслужбы сыграли свою роль в борьбе с салафитским исламом, который чаще называют радикальным. Однако по части взаимодействия с суфийским исламом все полномочия сохранились за региональными властями. Видимо, потому что со спецификой региона лучше знакомо местное руководство. И времени оно не теряет. В аппарате правительства Ингушетии создано Управление по делам религии, активно формируются такие организации, как Совет старейшин, Совет тейпов и другие. Похоже, светская власть настроена на более плотное сотрудничество с религиозными общинами.