115 лет назад родился Авраамий Завенягин — основатель Норильска и один из отцов советской атомной отрасли. Зачем он воевал в Донбассе, почему рискнул столкнуться с другом Ленина и как нашел общий язык с Сахаровым, рассказывает «Лента.ру».
Основатель современного Норильска успел поработать журналистом, повоевать в Донбассе и поднять атомную отрасль Советского Союза. Однако обо всем по порядку.
Родившийся в первый год XX века где-то под Ставрополем Авраамий Завенягин был сыном своей эпохи. Названный в честь монаха Соловецкого монастыря, он уже в 1917 году стал коммунистом, так и не окончив реальное училище. Впрочем, это не помешало ему поработать главным редактором рязанских «Известий», прежде чем отправиться воевать в Донбасс.
В 1919-м Завенягин переехал в курортный город Славянск, а в следующем году руководил восстановлением пострадавшего от гражданской войны Донбасса. К тому моменту новоявленному партийному функционеру и ветерану-фронтовику исполнилось всего лишь 20 лет. Во многом карьерному росту Завенягина способствовала поддержка со стороны Дмитрия Медведева, который впоследствии дослужился до командира особого отряда НКВД.
В 1922 году Завенягин едва не потерял все, попытавшись исключить из партии начальника Донецкого каменноугольного бассейна Ивана Чугурина, принявшего самое активное участие в пьяном дебоше. Случай был действительно неординарным — в те годы в Донбассе свирепствовал голод и согнанные в стройотряды местные жители едва держались на ногах.
Впрочем, широкого резонанса поступок Завенягина не получил. В том числе и по причине того, что Чугурин был заслуженным деятелем партии и вручал партбилет Ленину, приехавшему в Россию в апреле 1917 года. Партийная номенклатура не решилась вступать в острый конфликт — от юного деятеля решили избавиться гуманным способом, отправив учиться в Москву.
Завенягин поступил в Московскую горную академию, но на учебу времени ему не хватало. Уже на первом курсе талантливого студента избрали проректором, и ему пришлось заняться административной деятельностью. Работал он под непосредственным руководством ректора — легендарного геолога Ивана Губкина. Спустя семь лет, в 1930 году, Завенягин с отличием окончил академию, и его назначили ректором Московского института стали и сплавов.
Казалось бы, ничто не мешало Завенягину продолжить карьеру на ниве науки и образования, однако в 1933 году в начале второй пятилетки молодому управленцу поручили руководство строительством Магнитогорского металлургического комбината. На стройке активно эксплуатировался труд заключенных. Завенягин добился для них увеличения пайки — сытые работают лучше. Он был категорически требователен к себе и окружающим. Но эта категоричность проявлялась в поставленных им целях и способах их достижения.
Следующее задание партии и правительства — строительство Норильского горно-металлургического комбината. Из-за неэффективных управленцев дело продвигалось медленно. Завенягин должен был исправить ситуацию. Некоторые историки также трактуют его назначение как своего рода ссылку — за то, что он не позволил отправить в лагеря геолога и своего учителя Губкина.
На Север Завенягин прибыл с большими полномочиями: благодаря покровительству Лаврентия Берии он получил еще и должность начальника местных трудовых лагерей. И если в 1938 году в них содержалось не более 10 тысяч человек, то в 1939-м там было уже более 20 тысяч заключенных.
Среди зэков были и политические, например историк Лев Гумилев, успевший поработать не только на строительстве комбината, но и на местных рудниках.
«Штольня казалась нам блаженным приютом, ибо в ней была постоянная температура минус четыре. По сравнению с сорокаградусными морозами снаружи или мятущейся пургой, сбивающей с ног, в штольне рабочий день проходил безболезненно», — вспоминал впоследствии Гумилев.
Суровыми были не только климатические условия. Заключенные получали хлебную пайку: 1 килограмм 200 граммов за полную норму выработки, 600 граммов «за недовыработку» и 300 (карцерная пайка) «за неудовлетворительную работу». Некоторыми льготами пользовались зэки-инженеры — к их пайке прибавлялась сгущенка и селедка.
При этом именно Завенягин сформулировал условные правила работы на Севере, которые вошли в историю как «законы Завенягина». Всего их было три: максимальная работа в нечеловеческих обстоятельствах, спасение (в том числе собственное) — в неординарных решениях, молодость — скорее достоинство, чем недостаток. Несмотря на все сложности, по воспоминаниям очевидцев, авторитет Завенягина среди заключенных-строителей комбината был очень высок.
Помимо труда заключенных, Завенягин широко использовал знакомства, приобретенные во время обучения в Московской горной академии. Многие специалисты прибыли на Север именно по его просьбе, и Завенягин лично знакомился и устраивал каждого из прибывавших. Все это дало требуемый результат: в 1939 году в Норильске, которому присвоили статус рабочего поселка, впервые был выплавлен черновой никель.
О Завенягине писал в «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын: «Легендарный вертухай, то верней. Сообразя, что сверху любил его Берия, а снизу о нем хорошо отзывался Зиновьев, полагаем, что зверь был отменный. А иначе ему бы Норильска не построили».
Но своим возникновением город Норильск обязан именно Завенягину. Дело в том, что он настоял на запуске производства первого цикла прямо на месте, выступив против действий центральных организаций. Была даже создана комиссия, расследовавшая «вредительскую деятельность» Завенягина в Норильске. Тем не менее, в этой борьбе он вышел победителем.
Норильский комбинат первоначально рассматривался правительством как сырьевой придаток уже действующих никелевых предприятий: в Норильске планировалось добывать руду и в примитивных плавильных печах получать черновой металл — файнштейн (полупродукт), а уже его вывозить на Урал и получать никель на электролизных мощностях «Южуралникеля» и «Уфалейникеля». У Завенягина было на этот счет другое мнение — он сумел «пробить» проект металлургического комбината полного цикла.
Когда Завенягин приехал в Норилськ в 1938 году, одним из первых был издан приказ о строительстве первой школы для норильских детей: это говорит о том, что уже тогда Завенягин думал о будущем Норильска, представляя его не только как промышленную площадку, а как город, пускай и со своей уникальной промышленной и социальной средой. Завенягин по сути заложил город Норильск, выбрав для него площадку и сформулировав принципы градообразования на Крайнем Севере, хотя пробыл там всего лишь три года.
Завенягин добился создания полноценного комбината, и уже в 1953 году Норильску был присвоен статус города. В военные годы норильский никель активно применялся в производстве советской танковой брони. За этот короткий срок Завенягин смог создать прочный фундамент не только для города, построенного на вечной мерзлоте, но и для развития комбината и всей никелевой промышленности нашей страны, чьи предприятия в настоящее время являются флагманами по добыче полезных ископаемых и металлургии цветных металлов.
В 1941 году Завенягина вызвали в Москву, назначив заместителем главы НКВД Берии. Но память о Норильске он сохранил навсегда. По свидетельству современников, после Норильска он всегда мерз и даже в теплом помещении сидел, накинув на плечи шубу. Впрочем, это не мешало Завенягину считать себя «болельщиком Норильска» — симпатию к северному поселку он сохранил до конца жизни.
Сфера деятельности Завенягина расширилась: теперь он курировал не только Норильск, но и стройки Урала, угольные шахты Воркуты, медные рудники Караганды, Новотагильский металлургический завод, завод Амурстроя, а также нефтепровод на Сахалине.
В 1944 году Берия, курировавший атомный проект, подключил к этому делу и Завенягина, назначив его руководителем работ по добыче урановых руд. Фактически в его обязанности вошел весь цикл производства ядерного топлива и зарядов, от руды до производимого в промышленных реакторах плутония. Кроме того, именно Завенягин организовывал вывоз в Советский Союз немецких ученых и металлургов.
В 1946 году были подведены первые итоги работы: подчиненные Завенягина добыли 220 тонн соединений урана. Впоследствии под его руководством строились закрытые города Арзамас-16 , Красноярск-26 , Челябинск-70, а также Семипалатинский ядерный полигон.
После расправы над Берией Завенягин сохранил все свои посты, но пережил бывшего начальника ненадолго. Завенягин часто выезжал к месту проведения ядерных взрывов сразу после испытаний, что привело к лучевой болезни. По одной из версий, именно она стала причиной смерти Завенягина. Официально же основатель Норильска умер от сердечного приступа 31 декабря 1956 года.
Его прах покоится в Кремлевской стене. В 1957 году его имя присвоили Норильскому горно-металлургическому комбинату, который сейчас принадлежит «Норильскому никелю» — мировому лидеру в производстве никеля и палладия. Даже сейчас многие норильские топонимы носят имя Завенягина. Еще несколько лет, уже после смерти управленца, многие руководители употребляли фразу «человек завенягинского характера» как показатель высокой оценки, характеристики для кандидатов на управленческие позиции промышленных предприятий страны. Наконец, в честь Завенягина назван ледокол, который до сих пор используется «Норникелем» для судоходства по Северному морскому пути.
Споры о личности Завенягина продолжаются. Несмотря на противоречивые (в том числе и нередко негативные) оценки со стороны историков, ученых и публицистов, он всегда был особо почитаем в Норильске. Андрей Сахаров вспоминал: «Завенягин был жесткий, решительный, чрезвычайно инициативный начальник; он очень прислушивался к мнению ученых, понимая их роль в предприятии, старался сам в чем-то разбираться, даже предлагал иногда технические решения, обычно вполне разумные».