Что сейчас происходит в охваченном многолетней гражданской войной Афганистане? Надо ли России и ее союзникам в Центральной Азии опасаться «импорта» афганской нестабильности на север? Следует ли нашей стране снова вмешаться во внутриафганский конфликт? Об этом размышляли участники круглого стола «Развитие ситуации в Афганистане в 2016 году», организованного Российским советом по международным делам и агентством «Внешняя политика» при участии Международного комитета Красного Креста. «Лента.ру» записала тезисы выступлений экспертов.
Вооруженный конфликт в Афганистане продолжается около сорока лет с разной степенью интенсивности, но какого-либо выхода из него в обозримой перспективе не просматривается. В 2016 году в стране произойдут события, способные определить не только ее будущее, но и повлиять на ситуацию во всем регионе. В октябре состоятся парламентские выборы, которые должны пройти по новому избирательному законодательству, а также впервые за долгое время соберется совет старейшин племен — Лойя джирга.
Участники круглого стола отметили, что Россия следит за положением в Афганистане с тревогой, опасаясь распространения зоны нестабильности на север, в государства Центральной Азии. В последнее время в стране резко повысилась активность боевиков «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая группировка — прим. «Ленты.ру»), недавно о начале нового боевого сезона объявили талибы. Поэтому предпринимаемые международным сообществом усилия по внутриафганскому национальному примирению пока не приносят желаемых результатов. Неопределенность — именно так вкратце можно охарактеризовать нынешнюю ситуацию в Афганистане.
«Неверно считать движение талибов целостной структурой, выступающей единым фронтом», — заявил заведующий сектором Афганистана Института востоковедения РАН Рамазан Дауров. По его мнению, нынешний «Талибан» состоит из множества разрозненных враждебных группировок, чьи действия во многом определяются внешними спонсорами. Но единства нет не только в рядах вооруженной оппозиции, но и в официальных структурах Кабула, где также накопилось множество внутренних противоречий. Дауров сравнил нынешнюю ситуацию в стране с событиями первой англо-афганской войны 1838-1842 годов, когда британские войска после серии военных неудач были вынуждены покинуть Афганистан.
«В последние годы в урегулировании афганского кризиса активную роль стал играть Китай, — заметил директор Центра изучения современного Афганистана Омар Нессар. — Если Пекин найдет консенсус с Вашингтоном, то в долгосрочной перспективе можно надеяться на нормализацию ситуации». Но в ближайшее время, считает Нессар, следует опасаться резкой дестабилизации обстановки в стране. Помимо кризиса легитимности кабульского правительства и постоянной межэтнической напряженности, этому способствует стремительный рост числа участников афганского конфликта. Талибы раскололись на две враждующие группировки муллы Расула и муллы Ахтара, а недавно в стране появились сторонники «Исламского государства». По мнению Нессара, сейчас мы видим транзит нестабильности из юго-восточных районов Афганистана на север страны.
«Ситуация в Афганистане деградирует», — продолжил член Совета Федерации Игорь Морозов. Боевые действия сейчас идут в 24 из 34 провинций страны, и у нынешнего правящего режима очень мало шансов удержать власть. Перспективы создания в будущем коалиционного правительства с участием талибов Морозов считает сомнительными, поскольку «Талибан» никогда не согласится на присутствие иностранных войск в стране. Он напомнил, что примерно 90 процентов поступающего на мировой рынок героина имеет афганское происхождение, а Россия из транзитной страны превратилась в рынок сбыта наркотиков. «Мы почти потеряли Афганистан, но новые вызовы заставляют нас туда вернуться, — заявил Морозов. — За свою безопасность надо платить».
С сенатором не согласился полковник в отставке, преподаватель Военного университета Министерства обороны Олег Кулаков: «Афганская угроза для России сейчас неоправданно преувеличивается, и нас намеренно пытаются втянуть в Афганистан, чтобы мы опять там увязли». По его словам, нестабильность в этой стране во многом связана с воздействием внешних сил (например, Пакистана и Ирана), поэтому активное вмешательство России в афганский конфликт было бы преждевременным. «Любое участие нашей страны даже в экономических проектах на территории Афганистана будет означать поддержку одной из сторон разгорающейся там гражданской войны», — предупредил Кулаков.
Мнение Кулакова отчасти поддержал директор аналитического центра Института международных исследований МГИМО Андрей Казанцев: «Многие проблемы стран Центральной Азии напрямую не связаны с Афганистаном». Он добавил, что «мы должны не переоценивать угрозы, а правильно их просчитать», и ситуация в регионе может рухнуть только при сочетании всех негативных условий.
По его словам, афганский конфликт может выступить лишь в качестве дополнительного фактора дестабилизации его северных соседей. Главной угрозой для государств Центральной Азии является их тяжелое экономическое состояние, вызванное падением цен на нефть, экономическим кризисом в России и возвращением оттуда трудовых мигрантов. Например, очень много бывших гастарбайтеров вернулось в Таджикистан, где теперь резко выросла безработица и связанная с ней социально-политическая напряженность.
Казанцев добавил, что негативное влияние на Центральную Азию также оказывают усиление противостояния России и США на постсоветском пространстве и воздействие отдельных стран Ближнего Востока, в том числе с помощью «Исламского государства». На примере Туркмении он проанализировал влияние афганского конфликта на внутреннюю ситуацию в центральноазиатских странах. «Около 70 процентов всей туркменской армии сосредоточено на границе с Афганистаном, — пояснил Казанцев. — Афганский фактор в Туркмении сочетается с усилением противостояния между местными племенами». Хотя официальный Ашхабад категорически отрицает угрозу со стороны афганских боевиков, из страны запрещен выезд молодежи, что наглядно отражает нынешнее почти прифронтовое положение Туркмении.
О влиянии Пакистана на события в Афганистане рассказал старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН Петр Топычканов. Он подчеркнул, что нестабильность в регионе не сдерживается никакими межгосударственными границами, что особенно характерно для северных и южных границ Афганистана. Местные моджахеды постоянно получают оружие, деньги и медикаменты из Пакистана. Топычканов скептически оценил перспективы внутриафганского национального диалога в формате «афганской четверки» (Афганистан, Пакистан, США и Китай), поскольку в нем практически не играет никакой роли Китай, а в самом Афганистане участвующих в переговорах талибов многие считают пакистанскими ставленниками.
«Как в Афганистане, так и в Пакистане нет единой политики в отношении друг друга», — считает Топычканов. — Например, в Пакистане за отношения с Кабулом отвечает не правительство, а армия». Но даже военные не могут договориться между собой о выработке общей стратегии по афганскому вопросу. Положение усугубляется тем, что пакистанская армия фактически не контролирует так называемую «зону племен» вдоль границы с Афганистаном.
О деятельности в Афганистане группировки ДАИШ (арабская аббревиатура «Исламского государства» — прим. «Ленты.ру») рассказала советник директора Российского института стратегических исследований (РИСИ) Елена Супонина. По ее словам, террористы из ДАИШ впервые появились в стране весной 2015 года. «До сих пор неясно, кому подчиняется афганский филиал ДАИШ, представляет ли он собой единую структуру с общим командованием», — призналась Супонина. Она полагает, что подобно «Аль-Каиде» ДАИШ во многом является террористическим брендом, объединяющим разрозненные группировки с общей идеологией.
«В рядах афганской ячейки ДАИШ воюют преимущественно сами афганцы, а не наемники-иностранцы», — уверена советник директора РИСИ. Она прогнозирует, что в дальнейшем число боевиков этой организации в Афганистане будет расти как за счет местных моджахедов, разочаровавшихся в «Талибане», так и за счет пополнения из Сирии и Ирака. «Определенную опасность эта ситуация для стран Центральной Азии и России представляет, но преувеличивать ее не следует», — сказала Супонина.
Научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности Мария Небольсина согласилась, что нестабильность в Афганистане не представляет «какой-то жуткой угрозы для России». Конечно, есть проблема проникновения некоторого количества афганских боевиков в Центральную Азию, но для России это не самая главная опасность.
По словам эксперта, сами моджахеды признают, что наиболее эффективным способом борьбы с ними являются бомбардировки их позиций с американских беспилотников, при этом официальные афганские власти ведут себя пассивно. «Эти сиюминутные успешные операции американских войск говорят о том, что террористическую угрозу Центральной Азии очень выгодно поддерживать для взаимодействия с другими игроками на этом направлении, — заявила Небольсина. — Поэтому России вступать в решение проблем Афганистана сейчас совсем не нужно».
Глава Евразийского аналитического клуба Илья Мендкович проанализировал вероятность нелегального проникновения вооруженных групп из Афганистана в Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. По его мнению, сейчас наиболее надежным является таджикский участок границы, поскольку в свое время он был максимально укреплен усилиями России и ОДКБ. Теперь ситуация там даже несколько улучшилась благодаря недавнему успешному контрнаступлению афганских правительственных войск при поддержке американцев, отвлекшему боевиков от возможных попыток пересечь Пяндж.
Небольшой узбекский участок границы, по словам Мендковича, также неплохо укреплен, тем более что узбекская армия является одной из самых крупных и сильных в Центральной Азии. Есть очень мало достоверной информации о состоянии афганско-туркменской границы, хотя Ашхабад до конца 2015 года всячески отрицал даже гипотетическую вероятность вторжения боевиков из Афганистана.
Другой вероятной угрозой со стороны Афганистана Мендкович считает легальное проникновение в страны Центральной Азии мобильных групп с целью создания там террористических ячеек. Такой сценарий опасен еще и тем, что во всех этих бедных государствах есть питательная среда для распространения радикальный идей. Там отсутствуют какие-либо социальные лифты, у местной молодежи нет никаких перспектив и поэтому для многих молодых людей отъезд в Сирию или Афганистан зачастую является единственным способом реализовать себя. «Мы должны понимать и анализировать все эти опасности, не переоценивая их и не впадая при этом в панику», — заключил Мендкович.
«Нашу дискуссию можно резюмировать примерно так: в Афганистане все плохо, но нам это более или менее безразлично», — не без иронии подвел итог обсуждению руководитель Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН Василий Кузнецов. «В стране несколько десятилетий идет гражданская война, на которой уже выросло два поколения афганцев, и внешние каналы урегулирования абсолютно не работают, — продолжил он. — Может быть, уже пора признать, что там сделать ничего нельзя и поставить вопрос лишь о локализации этого конфликта?»
Кузнецов не согласился с мнением Супониной о том, что ДАИШ — это только бренд, поскольку «за любым брендом неизбежно приходит организационная структура» с участием иностранных боевиков. Он считает, что воюющие сейчас в Сирии джихадисты могут переместиться в три страны: в Ливию, в Нигерию или Афганистан. «Если они приедут в Афганистан, то радикальный внутриафганский исламизм изменит всю повестку дня, — предположил Кузнецов. — Тогда возможны два сценария: либо случится конфликт боевиков ДАИШ с местным населением, либо произойдет переход внутриафганской войны на международный уровень».
Второй вариант, по мнению востоковеда, будет уже означать реальную угрозу не только для Пакистана, но для стран Центральной Азии и России. «Настоящая опасность для Центральной Азии состоит не во вторжении вооруженных банд из-за Пянджа, а в наличии в Афганистане наглядной модели существования архаичной территории абсолютного хаоса, насилия и анархии, — резюмировал Кузнецов. — При отсутствии социально-экономического развития и по мере дряхления авторитарных режимов Центральной Азии для ее населения эта модель может оказаться очень привлекательной».