Промышленный дизайнер Ферруччо Лавиани, арт-директор итальянского бренда Kartell, личный друг Доменико Дольче и Стефано Габбана, создатель проектов для марок Flos, Foscarini, Citco и других, представил на Международном мебельном салоне в Милане три новые линии для трех разных марок и рассказал о них «Ленте.ру».
«Лента.ру»: Что нового вы привезли на Salone del Mobile?
Ферруччо Лавиани: Я пополнил коллекцию светильников для Kartell, которую запустил еще в 2003 году. Я очень доволен тем, что после двух лет разработки вышли напольные лампы-торшеры Kabuki. Это такой здоровенный кусок пластика, лампа вся целиком из него изготовлена. Нам пришлось разработать и применить несколько новых технологий, чтобы реализовать этот проект. Другая новинка — настольная лампа Nest, которая, я надеюсь, будет продаваться по весьма умеренной цене и станет доступна многим желающим: я постарался, чтобы она была недорогой в изготовлении. Кроме Kartell, я спроектировал светильник Totem для Citco. Это известная компания, работающая с мрамором, для нее создавали проекты многие дизайнеры и архитекторы, в том числе Заха Хадид. Ну и мои вещи для Emmemobili: я люблю работать с деревом, мне нравится материал, который так сильно отличается от пластика. Собственно, эти три коллекции — все, что я сделал за прошлый год. Наверное, я был довольно ленив и часто отвлекался от работы. (Смеется)
Ваша лампа для Citco совсем не похожа на то, что мы привыкли считать мраморной скульптурой. Скорее она напоминает комок использованной жевательной резинки. Почему вы так иронично и неожиданно интерпретируете классические материалы?
Если говорить конкретно об этом объекте, мне просто нравятся светильники, это очень выразительные объекты. И их можно делать из чего угодно: из дерева, мрамора, пластика. Я просто стремлюсь к самовыражению как дизайнер, демонстрирую свою точку зрения, используя любые материалы. Светлый мрамор пропускает свет, создавая интересный визуальный эффект. Темный мрамор, напротив, позволяет свету распространяться только в определенном направлении, получаются причудливые тени. У меня есть свое ноу-хау в работе с любым материалом, и мне нравится менять их, использовать разные их свойства и возможности.
Однако сейчас западный мир просто помешан на «юзабилити» — функциональности, практической пользе, потребительских качествах вещей. Ваши предметы отвечают этим условиям?
Я не считаю себя художником, творящим искусство ради искусства. Я профессионал, работающий на крупные компании, которые не производят объекты в единственном экземпляре или очень малыми сериями. Вещи выпускаются большими тиражами, и, конечно, нужно делать их такими, чтобы на них был соответствующий спрос. Но мне важно, чтобы кроме высоких технологий в них проявлялась моя индивидуальность и творческий подход. Конечно, мне важна узнаваемость моих объектов, их «иконографичность», оригинальность. Но если объект — лампа, он должен освещать помещение, а за объектом-столом должно быть удобно работать или есть. Так что функциональность для меня тоже очень важна.
В наши дни популярные промышленные дизайнеры превращаются в кого-то вроде кинозвезд: скажем, Филиппа Старка на Salone del Mobile постоянно окружает свита и чуть ли не телохранители, к нему просто так не подойдешь — практически как к Брэду Питту. Что вы об этом думаете?
Все промышленные дизайнеры разные, ведут себя по-разному, по-разному формируют свой имидж. Патрисия Уркиола не похожа на Филиппа Старка, а Филипп не похож на меня. Важно, какой продукт они делают. Да, действительно, Старк превратил нашу работу в шоу, а сам стал звездой — в этом часть его уникальности. В какой-то степени такое поведение положительно влияет на продажи: как люди ходят в кино потому, что в фильме снялась звезда, так люди иногда покупают продукт, потому что он создан знаменитым дизайнером. Этот имидж — часть маркетинга. Правильная часть. Так что нет ничего плохого, если дизайнер обретает славу кинозвезды, — главное, чтобы и дизайн его был на уровне.
Как-то вы рассказывали, что в юности мечтали стать египтологом. Не жалеете, что посвятили себя предметному дизайну?
Я недавно был в Каире, в Египте. Мне там по-прежнему нравится, по-прежнему интересны тайны, которые скрывает пустыня. Это увлечение юности в какой-то степени сформировало меня. Еще я люблю готовить. Я не хочу заниматься высокой кухней или быть шеф-поваром большого ресторана — это слишком тяжелая работа, мне нужно больше свободного времени. (Смеется) Так что, пожалуй, меня вполне устраивает моя работа, я не хочу быть художником, египтологом или шефом.
Когда вы начинали работу, компьютеры были экзотикой. Сейчас многие дизайнеры применяют 3D-моделирование и другие новейшие технологии при проектировании объектов. Как вы относитесь к тому, что эскизы от руки ушли в прошлое?
Разумеется, компьютеры и 3D изменили самую сущность подхода к предметному дизайну. Но недавно я разговаривал с директором одной компании о засилье новых технологий, и он признался, что они его немного утомляют. Так что я в этом не одинок. (Смеется) Я начинал работать как «человек аналоговый» — рисовал карандашом, а в процессе развития карьеры превратился в «человека цифрового». Мне не нравятся те кошмарные скорости, которые цифра придает нашей жизни. Все слишком быстро меняется. Раз-два-три, нарисовал что-то на планшете, что-то сфотографировал айфоном, тут же разослал по электронной почте... Жизнь превращается в бесконечный обмен мейлами. Нет, я не отрицаю технологии, они очень удобны и полезны, и отказываться от них глупо. Но я нахожу, что 3D-рендеринг профанирует реальность, превращает ее в тотальный фейк. Реальность на самом деле выглядит иначе. Поверхности, фактура материалов, паттерны, принты в реальности не так совершенны, как на компьютерном экране. Мне кажется, надо все же заставлять дизайнера больше включать воображение, представлять себе объект в уме, а не автоматически отрисовывать его. С помощью компьютера легче соблюсти пропорции, представить вещь в объеме, но все же нужно почаще брать в руки карандаш и использовать собственный мозг, а не машинный. Человеческое воображение все же совершеннее компьютерного.
Основной темой Salone del Mobile-2016 стала классика. Как вы относитесь к мебельной классике?
Я не раз делал классические вещи. Светильники по заказу Dolce & Gabbana, которые изготовили стеклодувы с острова Мурано. Постмодернистские проекты, сочетающие классические, барочные и рокайльные элементы мебели и современные элементы — как в Good Vibrations от Fratelli Boffi или Evolution от Emmemobili. Я не шарахаюсь от классики — ни в коем случае. Но и не молюсь на классические «иконы». Их нужно остроумно интерпретировать, может быть, даже с толикой провокации, сохраняя высокий уровень качества материалов и работы.
Вы берете частные заказы — интерьеры, мебель?
Очень мало, гораздо меньше, чем многие мои коллеги. Но иногда я выполняю заказы моих знакомых — например, для Dolce & Gabbana я оформлял не только бутики, в том числе в Москве, но и частные пространства, дом в Портофино. Я берусь за такую работу, когда у меня есть давние хорошие отношения с клиентом. Это не просто заказ, это в какой-то степени дружеская услуга. Мне легко сочетать мой стиль и их, интерпретировать свои идеи таким образом, чтобы они стали им близки — потому что мы хорошо знакомы, у нас есть точки соприкосновения. Но если кто-то, кого я совсем не знаю, будет просить меня сделать «как у моих друзей» и «чтобы вот это было как на той картинке в журнале», а «вот то чтобы поярче блестело», то я не смогу быть просто вежливым исполнителем — мы с клиентом не сработаемся. И еще одна проблема в частных заказах: мое личное время. Мне нравится работать с крупными компаниями, у которых рабочий день начинается в девять и заканчивается в шесть, и после шести я свободен: могу побегать, могу заняться собственным проектом, пожить своей жизнью. Моя жизнь — это не только дизайн. Я еще читаю, хожу в кино, делаю всякие обычные вещи. Я люблю свою работу, я увлекающийся человек, и если меня увлекает проект, я могу приходить в офис к семи утра и работать до восьми вечера. Но если я закончил работать — я закончил. Финита, я дома. Не хочу, чтобы мне звонил частный заказчик, когда я отдыхаю, и чего-то требовал.
Кстати, а как вам понравилось в России? Климат не пугает?
Нет, климат не пугает: вышел из самолета — сел в машину с кондиционером. А вот пробки у вас ужасные. Как-то мы ехали из аэропорта в город четыре часа. Четыре часа по шоссе! Я чуть не умер. Проще, кажется, было пешком дойти. В Москве очень красивое метро, но там пишут и говорят только по-русски, и если ты не знаешь языка, ты там заблудишься.
А что вы любите читать и какие фильмы предпочитаете?
Мой любимый писатель — египтянин, что неудивительно, Нагиб Махфуз, лауреат Нобелевской премии. Мне нравится, как он писал о Каире. А в кино я недавно посмотрел «Лобстер» Йоргоса Лантимоса. Просто сумасшедший фильм — сюрреалистический, немного пугающий.