Десятки тысяч спасенных от геноцида в Руанде и Бурунди и рабского труда в Пакистане. Один хирург на миллион жителей Южного Судана. Священник и его госпиталь посреди гражданской войны в Центральной Африке. Корреспондент «Ленты.ру» побывал на вручении Aurora Prize for Awakening Humanity — международной премии за достижения в гуманитарной сфере — и пообщался с теми, кто каждый день помогает людям не потерять надежду.
Вначале была казнь. 1993 год, Бурунди, более 70 соседей из племени хуту убили прямо на глазах пытавшейся спрятать их Маргерит Баранкитс, принадлежащей к племени тутси. До полномасштабного геноцида тутси — миллион погибших в соседней Руанде — оставалось менее года.
Потом был «Дом мира», открытый Маргерит для сирот — 30 тысяч детей воюющих племен за двадцать с небольшим лет. Затем — больница REMA, через которую прошли 80 тысяч пострадавших от войны. В прошлом году Мэги, как называют ее подопечные, была вынуждена бежать из Бурунди в Руанду: очередной раунд гражданской войны и разногласия с президентом страны, решившим вопреки конституции идти на третий срок.
«Кажется, я получила обратный билет в Бурунди», — радуется доктор Баранкитс, первый лауреат Aurora Prize. Артист и общественный деятель Джордж Клуни, сопредседатель отборочной комиссии Aurora Prize улыбается. Зал встает. Аплодисменты.
Место действия — Ереван. На календаре — памятный день: в Армении вспоминают жертв геноцида 1915 года. Aurora Prize — в честь Авроры Мардиганян, пережившей геноцид и написавшей об этом книгу. Впрочем, никакой спекуляции по теме «не надо быть жертвой все время», — говорит соучредитель Aurora Prize бизнесмен и филантроп Рубен Варданян. «Это портит людей. Ста лет достаточно для того, чтобы начать жить не только прошлым, но и будущим. Мы помним о геноциде и мы благодарны тем, кто сегодня спасает людей», — считает он.
Лауреат получает сто тысяч долларов — еще миллион идет гуманитарным организациям, которые указывает победитель. От одной до трех, включая даже свою — если она работает более пяти лет.
«Как распоряжусь премией? — Маргерит удивлена вопросом. — Я беженка, живу в Руанде. 300 тысяч беженцев из Бурунди живут в Руанде и еще трех соседних странах. Сейчас я занимаюсь 50 тысячами человек, в том числе пятью тысячами детей. Некоторые беженцы подвергались пыткам — их кастрировали, обливали кислотой. Их надо лечить. Есть триста девчонок-студенток, надо вернуть их в университеты».
Помимо Джорджа Клуни, церемонию посетила нобелевский лауреат Ширин Эбади, первая в Иране женщина-судья. В списке лауреатов преобладают не самые известные в России имена. Это и понятно. Геноцид тутси и женское обрезание не самые актуальные темы в российской повестке.
«Ущербные, калечащие людей культурные практики должны быть побеждены», — уверена Джозефина Кулеа, глава организации «Девушки Самбуру» в Конго. Движение борется против женского обрезания и ранних браков, за то, чтобы все подростки ходили в школу. Наибольшее недовольство у доктора Кулеа вызывает обычай, согласно которому потенциальный жених может надеть ритуальное ожерелье на совсем маленькую девочку — с тем, чтобы через несколько лет по традиции подарить ее семье корову (в Конго коровы очень дороги) и получить все брачные права.
«Приехал некий доктор наук, которому 54 года, в одну из наших деревень — заранее присмотрел себе девчонку, чтобы жениться, — вспоминает доктор Кулеа. — Ей теперь 14, а дочери жениха — 21. Мы привлекли всех, в том числе полицию, которая несколько раз не принимала наше заявление. На нас все смотрели как на рехнувшихся. Прежде всего родители девочки — им-то брак выгоден: доктор наук, богатый человек, давал за их дочь больше, чем корову».
Пройдя несколько инстанций, Жозефина и ее юристы добились, чтобы жених был оштрафован и получил срок. Буква закона Конго не сильно отличается от западных стандартов. Однако с доктором Кулеа, по ее признанию, не согласны 90 процентов сельских жителей. Ее оппоненты уверяют, что без ожерелий и связанных с ним обязательств девушки не смогут сохранить себя до брака, и, соответственно, их семьи не получат ни коров, ни прочие блага. Но Жозефина настроена решительно: «В битве культуры и закона мы на стороне закона, как бы нам ни угрожала община».
Закон против трудового рабства в Пакистане принят в 1998 году, но толком не работает до сих пор. «За одну смену в двенадцать часов двое взрослых и два ребенка делают тысячу кирпичей», — голосом школьной учительницы излагает Седа Гулам Фатима, активист из Пакистана. Речь о кабальном труде на кирпичных заводах и стройках страны — где за треть минимальной зарплаты работают около четырех миллионов пакистанцев. В кабалу приводят долговые расписки, чаще всего — заем денег на весьма затратное мероприятие: свадьбу. «Разумеется, владельцы кирпичных заводов и стройплощадок устраивают так, чтобы люди не могли покрыть долги годами и даже десятилетиями», — поясняет Седа.
Ее «Фронт освобождения от кабального труда» часто выкрадывает рабочего с семьей и перевозит в другой район страны. Как правило, такие операции проводятся с помощью финансово мотивированных полицейских. «А если есть деньги на крупную взятку, то можно привести полицию к держателю расписок и вызволить людей, что называется, оптом», — сообщает Фатима. Скрываться ей незачем: практика и тактика подобных спасательных операций в Пакистане известны не хуже, чем само рабство. В результате — несколько покушений на Седу и ее семью, 2,3 миллиона долларов пожертвований на Фронт со всего мира и 80 тысяч бывших рабов с пакистанских строек, получивших шанс на новую жизнь.
«Слушайте, тут два грузовика с ранеными. Кажется, около базы взорвался танк. Скоро увидимся!» — обещает по скайпу Том Катена, американский хирург из Южного Судана. На церемонию Катена не явился. В госпитале на 435 коек в районе Нубийских гор Том с его специальностью — один на миллион, и это совсем не метафора.
Зато приехал Бернар Кинви, настоятель храма в Боссемптеле, что в Центрально-Африканской республике. В ЦАР — гражданская война, и отец Бернар несколько лет пытается удержать на расстоянии две группировки: мусульманскую «Селека» и христианскую «Антибалака». Получается, по собственному признанию священника, не всегда. Но пострадавших на территории храма и госпиталя он принимает вне зависимости от принадлежности и вероисповедания. «Одно условие, — говорит отец Бернар. — Все пушки оставляем за воротами». Как и все финалисты, Кинви, наряду с Катеной и Фатимой, получил 25 тысяч долларов — которые, скорее всего, потратит на кабинеты офтальмолога и дантиста.
«Я не хочу больше заниматься сиротами», — почти кричит Маргерет Баранкитс в лицо бывшему послу США при ООН Нэнси Содерберг. Идет круглый стол «Диалоги Авроры» — дискуссия о гуманитарных проблемах, в первую очередь о беженцах. «Вы работали в ООН и в американском Совете национальной безопасности — и вы должны прекратить эстафету равнодушия. Десять процентов жителей бежало из Бурунди. Я тоже. Международное сообщество должно заниматься теми, кто страдает от бездействия международных организаций», — говорит она.
«Я работала с ООН, — чуть позже объясняет Маргерит. — Сотрудникам ООН не хватает готовности слушать простых людей. У них там цели, механизмы, результаты, стратегии. А где люди?»
Примечательно, что именно об этом говорили и представители ООН — обращаясь уже к правительствам. «Беженцы — в первую очередь люди, а не проблема, — подчеркивает Хина Джилани, спецпредставитель ООН по взаимодействию с правозащитниками. — Не используйте беженцев для выгоды вашего государства. И пожалуйста, прекратите говорить о борьбе с бедностью вообще. Говорите о том, как помочь конкретным бедным, каждому из них».
«Всех в школы, и Африка станет раем», — уверена Маргерит Баранкитс. Сегодня грамотность в Африке — от 10 до 20 процентов. Цена школьного вопроса для подопечных Жозефины Кулеа из «Девушек Самбуру» — 1500 долларов в год на каждую, а сейчас у нее 158 школьниц. С помощью Жозефины школу уже окончили более двухсот девушек. «Вкладывать в нас надежнее, чем давать денег какой-либо семье на очередную корову, — уверен доктор Кулеа. — Образование, в отличие от коровы, будет кормить вас до конца».