На Лазурном берегу стартовал 69-й Каннский кинофестиваль: с обязательным проходом звезд по красной дорожке и пафосной церемонией его открыла премьера «Светской жизни» Вуди Аллена. Показали и первую картину из основного конкурса — «Сьераневаду» румына Кристи Пуйю. Корреспонденты «Ленты.ру» докладывают из Канн.
Вуди Аллен появился на красной дорожке фестиваля в Каннах в сопровождении Кристен Стюарт, героини его нового фильма «Светская жизнь». По традиции главный смотр некоммерческого мирового кино открывает фильм известного режиссера, которого организаторы собираются почтить, но не решились взять в конкурс.
В случае последнего, неведомо какого по счету фильма великого американского комедиографа это решение отборщиков как нельзя лучше иллюстрирует изложенный тезис. «Светскую жизнь» не спасает ни звездный кастинг (кроме Стюарт в главных ролях Стив Карелл и Джесси Айзенберг), ни камера прославленного итальянца Витторио Стораро, ни фирменные еврейские шутки, ни даже оммаж гангстерскому кинематографу. Перед нами видеоиллюстрация какого-то очередного рассказа Аллена, которых у него десятки, если не сотни, причем, в отличие от его ранних картин, настолько беспомощно снятая и сыгранная, что фильм приходится снабжать закадровым текстом — на манер звуковых картин на заре кинематографа. Хотя уже на первых курсах приличных киношкол студентам объясняют, что рассказ от лица автора — явный признак режиссерской беспомощности.
История о том, как в Голливуде периода «фабрики звезд» немолодой продюсер (Карелл) женится на секретарше (Стюарт), а та крутит роман с его симпатичным, но непутевым племянником (Айзенберг), в результате чего в треугольнике все в той или иной степени несчастны, изобилует бородатыми шутками, хасидские корни которых лезут изо всех щелей. Но даже смех в зале этот фильм не спасает. В картине нет не только эксклюзивного юмора бесконечно невротизирующего, но очаровательно ироничного нью-йоркского интеллектуала — с экрана прямо-таки разит старческой импотенцией. Зачем Вуди Аллен снимает по фильму в год, одному Яхве известно. Впечатление такое, что у мэтра в загашнике полно нереализованных сатирических текстов, и он просто вынимает очередной, а затем, не очень напрягаясь, переносит его на экран, тем самым создавая какое-то бесконечное вудиалленовское скетч-шоу. К сожалению, в последние годы стареющий гений с завидным упорством обесценивает свой уникальный дар.
Первый же фильм основного конкурса — картина румына Кристи Пуйю «Сьераневада» (название, по словам автора, специально пишется неправильно, чтобы все спрашивали, и никакого отношения к сюжету не имеет), снятая в манере slow cinema, создала впечатление, что нам показали явного фаворита отборщиков. Трехчасовой почти документальный рассказ о поминках отца семейства, где камера выступает рассказчиком от лица покойного, — совершенное с точки зрения высказывания кино о жизни, любви и смерти в современной Румынии. Следить за столь неторопливым действием столь же тяжело, сколь и интересно. А главное — казалось бы реалистичный и серьезный фильм про похороны невероятно смешон и ироничен. Пуйю снимает фильм о своей семье (конечно выдуманной), детально вкладывая в диалоги всю трагичность, раздрай и посткоммунистический бред, царящий в головах сограждан последние почти 30 лет. Тут и Чаушеску, и завиральные концепции по поводу 11 сентября, и расстрел парижских карикатуристов, и религиозный бред, наркотики, Путин, Обама, безумный интернет и скандальные измены почти всех персонажей — все смешано в одном гигантском коктейле. Сюжет подан через призму восприятия одного из сыновей покойника (папу мы так и не увидим), бросившего врачебную практику, чтобы заняться бизнесом. Игра актеров на затянутых до театральности планах вызывает уважение и завораживает. Два года назад подобное зрелище от Нури Бильге Джейлана (тоже три часа диалогов практически в одном доме) получило «Золотую пальмовую ветвь». Не удивлюсь, если «Сьераневада» окажется в числе победителей. Причем в конкурсе нынешних Канн целых два румынских фильма, но о работе Кристиана Мунджиу мы расскажем в свое время.
Выступлю этаким хорошим полицейским в отношении Вуди Аллена, в чьем позднем творчестве хватает неподдельных, пропитанных мизантропией шедевров: вспомнить хотя бы едкую, яростную «Жасмин»; заразительно плевался ядом в человечество и «Иррациональный человек». Но раздраженные фильмы Аллен в последнее время чередует с в меру романтичными — и «Светская жизнь» как раз из таких. Любовный треугольник, в котором все трое по-своему заслуживают симпатии, уважительный неймдроппинг легенд Голливуда 1930-х, дружеские подтрунивания над всем родом еврейским, залитый теплым ламповым светом (несмотря на цифровую камеру) кадр — новая работа классика очень хочет зрителю нравиться. Впрочем, в случае с Алленом такое стремление не всегда идет кино на пользу: «Светская жизнь» полна маленьких зрительских удовольствий, но напрочь лишена каких бы то ни было больших откровений; ее легко смотреть, но трудно по-настоящему полюбить.
Лучшее, что есть в этом фильме, — Джесси Айзенберг, играющий, в сущности, молодое альтер-эго Аллена, вечного бруклинского невротика, в актерском диапазоне, который самому Аллену недоступен. Другое дело, что Айзенберг хорош более-менее везде (даже в утомительном «Бэтмене против Супермена»), а подлинной широты характера его персонажу «Светская жизнь» толком не предоставляет. Когда ближе к финалу окажется, что основная мысль картины более-менее сводится к «неисповедимы пути господни» (адептов какой веры вседержитель ни любил бы больше), трудно не испытать некоторого разочарования. Примерно такой же вздох недоумения прокатился по огромному залу каннского Дворца фестивалей во время церемонии открытия, когда ведущий вечера Лоран Лафитт осмелился, представляя Аллена, пошутить о его недавнем скандале с изнасилованием (прозвучало нечто вроде «Удивительно, что в Америке вас еще не судили»). Неловкость, да и только.
Перед пресс-показом «Сьераневады» мне впервые (и, похоже, далеко не в последний раз) в этом году довелось всерьез понервничать, сомневаясь, попаду ли я в зал: разделенные по статусам аккредитации очереди заполнили все пространство перед Дворцом фестивалей; та, в которой оказался я, и вовсе растянулась на несколько сот метров. Простоять час в ожидании фильма и не попасть внутрь — в Каннах дело обычное. Скрашивать беспокойство остается знакомством с окружающими и ожиданием погоды у моря: она здесь сейчас меняется раз в пять минут, то заливая красную дорожку дождем, то вдруг начиная палить солнцем. Хорошо, что беспокойство не оказалось напрасным, — фильм Кристи Пуйю можно смело объявлять первой большой удачей фестиваля.
Трехчасовая история поминок в одной большой румынской семье никуда не спешит, но смотрится, представьте себе, на одном дыхании. Невозможно заскучать — так метко Пуйю улавливает бурлящие под фасадами семьи, страны, общества эмоции, так остроумно обыгрывает распространенные далеко не только в Румынии заблуждения, так безжалостно вскрывает изнанку своих героев, чтобы потом их простить и понять. Персонажи «Сьераневады» собираются помянуть родного человека (покойный приходится кому отцом, кому мужем, кому дядей) — но каждый упорно говорит о себе и собственных чаяниях, которые распространяются на политику мировую («Я вам скажу, кто хуже всех... Долбанная Мадлен Олбрайт!») и семейную, коммунистическое прошлое и настоящее на задворках единой Европы. Еще все очень хотят есть — но нельзя, пока не заглянет священник, а тот, что понятно уже по хронометражу ленты, не спешит.
Кино о семейном сходе, который оборачивается семейным апокалипсисом, жанр в принципе благодарный, но «Сьераневада» по глубине, остроумию, качеству человековедения в нем выступает на чемпионском уровне, заставляющем вспомнить о «Торжестве» Винтерберга и «Рэйчел выходит замуж» Демми. Но ни датский, ни американский фильмы не вызывали у меня такого щемящего чувства узнавания. Герои Пуйю обитают в слишком знакомых русскому человеку интерьерах типовых, обклеенных скупыми на цвет обоями квартир и одеваются в до боли знакомом пролетарском стиле. Они придерживаются слишком знакомых нам взглядов на мир и страдают от слишком знакомых исторических травм. Даже на столе здесь голубцы и борщ (будет и спор о том, чем он отличается от чорбы). Когда же в кульминационной сцене вдруг случится яростный конфликт из-за парковочного места, гарантированно замрет сердце у каждого москвича: не только у нас квадраты асфальта дворов маркированы номерами авто жильцов. Вот только у нас сейчас нет режиссера, который мог бы снять подобное кино с такой же авторской ясностью, с такой подкупающей простотой. Хотя были — и больше всего «Сьераневада», конечно, напоминает не современных фестивальных понторезов, а лучшие образцы авторского советского кино.