Эта школа называется «Шанс». Учатся в ней подростки, нарушившие закон. Это самая маленькая школа в столице — сейчас в ней пятнадцать детей, выпуск 2016 года — всего трое учеников. Корреспондент «Ленты.ру» Наталия Осс побывала на последнем звонке и узнала, что такое быть учеником, учителем и родителем в закрытой школе.
Возраст детей, которые могут здесь учиться, — 11-18 лет. Одиннадцатилетнего пока в школе нет, но скоро будет. Самому младшему ученику сейчас двенадцать.
После последнего звонка из этой школы никто домой на летние каникулы не отправится. Трое выпускников 2016 года покинут стены школы тогда, когда завершится срок, назначенный судом. Остальные продолжат обучение отбывать — от года до трех лет.
Это относительно мягкий вариант изоляции. Есть вариант и помягче — домашнее пребывание с условным сроком, есть и более жесткий вариант — колония. Школа «Шанс» – промежуточная станция, пограничное состояние — можно выбраться, можно пропасть.
Канатчиков проезд тянется вдоль железной дороги. Серые ворота и колючка по срезу бетонного забора, на заборе надпись «Свободу Квачкову». Кажется, что ощетинившийся забор — и есть школьный, но это не так, колючка принадлежит соседнему спецприемнику ФСБ. А школьный забор из черных прутьев с пиками-наконечниками и плексигласовых панелей цвета солнца.
Мужчина в черном костюме, курящий у забора, открывает передо мной дверь. Принимаю его за начальника охраны, на самом деле это учитель английского языка. Тут не сразу поймешь, кто есть кто. Андрей Александрович Рузиев ведет английский клуб. 5 из 15 учеников изъявили желание заниматься именно английским. Может преподавать французский и испанский. Надо понимать, что тут есть дети, которые не ходили в школу годами.
На входе обязательный досмотр. Закрытое учреждение.
— И при вас обязательно должна находиться наша служба безопасности, — приветливо улыбается директор Наталья Анатольевна Вайснер.
— Здесь все историческое, — говорит директор, показывая на перила лестницы, кованые, витые.
Школа располагается в особняке 1905 года постройки. До революции здесь жил начальник московской железной дороги с семьей. В советское время дом перестроили под отделение милиции, затем под приют для лиц без определенного места жительства, а в июле 2014 года отдали школе «Шанс». Особняк расположен в двух шагах от престижного Ленинского, но его окна смотрят на пузатые трубы ТЭЦ. Кажется, что местоположение дома отражает и промежуточный социальный статус учеников.
Дверь в одну из комнат приоткрыта. В черных брюках и белых рубашках навыпуск, стоят парни. Кажется, все 15. Что-то репетируют. Оборачиваются на чужого, смотрят настороженно. Кто такая?
Наталья Анатольевна открывает дверь в кабинет. Открыть ее непросто — коды, электронные пропуска.
— У нас здесь контроль периметра, контроль доступа, трехуровневая система защиты: на открывание, на разбитие, на пересечение, — рассказывает директор. — Пока не понадобилось, но в принципе это есть. Изоляция — это плохо, в любом случае. Вроде бы ребенок, оказываясь в школе закрытого типа, не получает судимость, выходит отсюда чистым. Но он три года без мамы. Он отвыкает, она отвыкает, — говорит Наталья Анатольевна.
Помимо дома на Канатчиковом проезде в школе есть еще отделение реинтеграции, которое работает со всеми остальными московскими детьми, у которых возникают проблемы с законом. Таких детей в городе сейчас примерно триста. У каждого ребенка есть свой куратор, ему можно позвонить по мобильному, группа помощи может выезжать к подопечным круглосуточно. Еще школа ведет подготовку к освобождению ребят, попавших в колонию. После освобождения кураторы сопровождают их три года, или пять лет, если ребенок сирота.
— У нас есть мальчик, выпускник. Квартиру недавно ему получили. Прибегает вчера говорит, я люстру еще не повесил, — говорит Наталья Анатольевна и предлагает пить чай. Директорский стол заставлен так, что нет свободного места, — печенье, мармелад, клубника, пончики, колбаса, лимоны.
— Если нужно, психоаналитик работает с детьми. У школы заключен договор с Институтом психоанализа. Они с нашими детьми работают бесплатно. И на работу приняли сейчас психоаналитика, — рассказывает директор. — Если каждому ребенку и его родителям дать психоаналитика, глубинную проработку проблемы совершить, то больше половины преступлений можно было бы предотвратить. Произойдет отыгрывание в кабинете, а не на улице.
Наталья Александровна подтверждает популярное в сетях предположение, что каждому гражданину России нужно дать по психоаналитику, для улучшения нашей жизни.
Вместе с нами пьет чай Василий Иванович Ласточкин, член Попечительского совета уголовно-исполнительной системы России. Он опекает нескольких детей.
Василий Иванович объясняет, чем ребенок, который совершил преступление, отличается от ребенка, который не совершал.
— Когда он преступает, он становится другим. После того как разрешил себе. Знаете, это как Горлум во «Властелине колец». Человек становится невидимым для других людей. А второй пример — Раскольников, — говорим мы хором с Василием Ивановичем.
— Тварь я дрожащая или право имею?
— Вообще-то главная причина того, что они сюда попадают, катастрофическое отсутствие любви, — говорит вдруг Наталья Анатольевна. В принципе, на этом можно сворачиваться и уходить. Все сказано.
Директор рассказывает, как один из учеников бросил в сердцах: «Отдайте меня уже в колонию!» А она ему ответила: «Как же мы тебя отдадим? Мы же тебя любим». Ученик опешил, переспросил: «Что, правда, меня? Меня любите?» И три дня всем и всюду помогал. Вот что творится с этими детьми.
— Стройся! — разносится из-за двери мальчишеский голос.
— Шестьдесят процентов — это банальная безотцовщина, — поясняет Василий Иванович.
— О, вот и бабушка наша пришла! — директор подходит к окну. На спортивной площадке у белых шатров уже стоят группками мальчики, черно-белые. И разноцветные взрослые.
Спускаемся вниз. Здесь — прачечная, они сами стирают; здесь — спальни. Вот тут один ребенок живет, но есть спальни и на троих. Девочек пока нет, но они тоже будут. Иначе нарушаются права детей: девочки тоже должны иметь возможность попасть сюда. Сильно пахнет хлоркой, как в любом казенном детском учреждении.
Валентина Павловна — единственная бабушка на последнем звонке. На 15 учеников на празднике приходится всего пять родительских единиц — одна мама, один папа, один дядя, одна бабушка и одна сестра. Распределение неравномерное. К Кириллу, например, пришли дядя и бабушка, к Ивану — сестра, а к большинству детей никто не пришел. Директор говорит, что они заняты, работают...
Гости рассаживаются на скамейках, ребята выстраиваются в линейку. Теперь видно, что у троих мальчиков на рубашке колокольчики и ленты с полосками в цвет российского флага, они и есть выпускники.
— Вы мама? — спрашиваю с надеждой нарядно одетую женщину рядом.
— Нет, я из департамента.
В руках у детей кирпичи. Они выходят и складывают их к ногам — ну, так получается по мизансцене — учителей и родителей. «Этот кирпич — вклад в фундамент благополучия моей страны», это первый кирпич. «Я мечтал стать адвокатом, но совершил ошибку», — это второй кирпич. Ученики произносят тексты, который сочинили сами. Дальше, под лирическую музыку, один из мальчиков читает Исаковского: «В ясный полдень, на исходе лета, шел старик дорогой полевой. Вырыл вишню молодую где-то. И, довольный, нес ее домой». Смысл стихотворения в том, что хоть он и стар, а все равно вишню надо сажать.
— Потому что не важно же, что мы не увидим плодов этой вишни, внуки увидят ее плоды, правильно, Валентина Павловна? — говорит замглавы департамента труда и соцзащиты Татьяна Митрофановна Барсукова, обращаясь к бабушке Кирилла. — Возраст у вас такой, что вы все можете исправить, будущее в ваших руках, — продолжает она, обращаясь уже к ребятам.
Сестра выпускника Вани говорит, что благодарна школе и надеется, что у брата все получится и возврата к тому, что было, не будет никогда.
— Смятение и надежду — вот что я испытываю в этот день, — говорит сам Ваня.
— То, как сложится ваша жизнь, зависит от того, какой выбор вы будете делать, — говорит классный руководитель Галина Алексеевна. А Василий Иванович говорит, что человек должен вырастать. Из самого себя. А силы ему дают уважение и любовь.
— Какие бы мы ни создавали идеальные условия, мы за вас вашу жизнь прожить не сможем, — резюмирует Василий Иванович.
Наталья Анатольевна ставит на своего конька:
— Хочу всем признаться в любви. И родителям, и ребятам. Люблю, поздравляю…
В обычных школах говорят про любовь к школе и учителям. А тут наоборот — про любовь к детям. А про то, будете ли вы скучать по школе, или нет — не говорят. Эти дети слишком взрослые для таких речей.
Статьи УК учеников здесь — разные. Лидируют 158-я, 162-я и 161-я, далее – 111-я и 116-я. Кража, разбой… Воруют в основном мобильные телефоны. Есть ли в школе ученики, у которых более тяжелые статьи, — изнасилование и убийство — директор не говорит, не имеет права и не хочет.
— Когда ребенок поступает в школу, я иногда несколько месяцев не знаю, какая у него статья. Не смотрю этот пункт в личном деле, — объясняет директор.
У детей тоже спрашивать нельзя. Чтобы не травмировать их. Один мальчик сам рассказал нашему фотографу, что сидит за разбой. Не со всеми родителями можно говорить. Вот с Валентиной Павловной можно. Она сама — учительница с 35-летним стажем.
— Это очень хорошая школа. Я довольна перед Богом, что он сюда попал, — говорит Валентина Павловна и смотрит в небо. — Сначала он был отличник, до четвертого класса, такой хороший мальчик, все на пятерки. А вот когда он был в восьмом, привезли парня из Чебоксар в их школу. И тот почему-то прилип к Кириллу. Даже учителя его отбивали, отгоняли.
Подходит Кирилл. И слушает.
— Не обижайся, сынок. Подруга еще была. Не очень хорошая. Я говорила с ними, но они не слушали. Смеются и убегают. И такие глаза у того парня! Втянул он в себя Кирилла. С этого мальчика все началось. Прости меня, если не так говорю. Мать одна у того мальчика. Она его не воспитывала, уж простите меня. Вечером приходит с работы, красится, мажется, поест и уходит. Он остается один, что хочет, то и делает. Утром мать приходит, поест, накрасится — и на работу. Она парикмахером работала. А он ходит худющий, голодный. Он хоть и плохой, я его кормила, ночевать оставляла. Это все из-за родителей. Но родителей не выбирают. Неправильно я чего говорю?
Бабушка помнит первый звонок Кирилла. Валентина Павловна приходит к внуку каждые субботу и воскресенье. За исключением одного раза, когда она лежала в больнице, сломав позвоночник.
— Всех родителей приглашали, всем звонили. Дети все очень ждут, очень! — говорит Наталья Валентиновна Николаева, заведующая отделением реинтеграции. — Постоянно звоним родителям, зовем: приезжайте, на 8 Марта, на Новый год, на последний звонок. Детям друг перед другом очень неудобно, если к ним не приезжают. Когда я пропускаю свой день, не приезжаю к ним, они обижаются ужасно, — говорит Наталья Валентиновна, курирующая нескольких детей, в том числе выпускника Ваню. — Сама неловкость ощущаешь. Они облепливают нас, когда приезжаем. На любые темы говорим.
Вокруг меня вертятся два брата-близнеца, попавшие сюда друг за другом. Хотят рассказать о себе. Но директор запрещает с ними говорить. Здесь свои меры предосторожности. Моя сумка осталась запертой в ее кабинете. А фотографу шепнули, что лучше не стоять долго спиной к ребятам. Хотя, когда болтаешь со школьниками посреди солнечного двора, все это кажется излишней драматизацией. Обычные же дети, разве что книг почти не читают.
— Вы сейчас их видите, а приходят сюда некоторые такими, как Маугли, — говорят учителя, когда официальная часть уже отхлынула. Например, у одного мальчика тесты выявили развитие на уровне пятилетнего. А теперь он может поддержать часовой разговор о себе.
На уроки дети ездят в школу № 196, специализирующуюся на домашнем обучении. Во вторую смену, после обеда, на своем автобусе. И там с ними занимаются фактически в индивидуальном порядке, от одного до пяти человек в классе.
— Как они едут — в наручниках, под конвоем?
— Вы что? — Шикают на меня Ласточкин и директор. — Здесь же не колония, где надо регламент определенный соблюдать! Здесь школа. Поэтому правила наши. Конечно, едут с нашей службой безопасности, ее сотрудники присутствуют на уроках. Мы же должны обеспечить и безопасность общества. Но никаких наручников, о чем вы говорите!
Однажды воспитанник попытался совершить побег из школы, преодолел забор. Но потом вернулся назад. Сам.
Вообще ребятам здесь нравится. Потому что бассейн по субботам. А дома не было. Дома и школы не было. А теперь можно даже английский учить, заниматься мультипликацией с выпускниками ВГИКа. И есть личный куратор, которому всегда можно позвонить. Не всякий благополучный родитель способен обеспечить своему ребенку английский, бассейн, психоаналитика и обучение как в частной школе, с индивидуальным подходом.
Рассказывают такую историю. Однажды чиновник, состоящий на ответственной государственной службе, будучи в школе, сказал, что хотел бы своего ребенка привезти сюда и оставить, а то дома с ним не справляются.
— Вы не можете его оставить, это будет насильственное удержание, здесь дети находятся только по решению суда, за проступки, — ответили ему.
— Будет проступок, — сказал чиновник и уехал.
Самое сложное для детей — что после школы им придется возвращаться в свою привычную среду. А там тот же дом, те же друзья, те же родители, конечно.
Для учеников школы придумали программу «Старший брат» — каждого опекает значимый для ребенка взрослый. Он ищет «крючок», за который можно вытащить ребенка в другую реальность — может быть, это игра на гитаре, обучение мультипликации, английский, спорт. Еще неизвестно, на кого эта программа больше влияет, на детей или на кураторов, говорят взрослые.
Наступает кульминационный момент последнего звонка. Наталья Валентиновна вручает белый воздушный шарик выпускнику Ване. Кураторы других учеников, девушки в черно-белом, инспектора по делам несовершеннолетних, психологи, учителя, воспитатели подходят к детям и раздают им всем шарики.
И шарики под лирическую музыку летят в небо. Некоторые улетают сразу, а некоторые задерживаются в кронах пышных старых деревьев.
— Маленькая техническая неувязка, но все равно улетят, — говорит ведущий.
Трое выпускников, которые уже точно улетают из школы «Шанс» — Кирилл, Иван и Александр. Будущие режиссер-мультипликатор, автомеханик и пожарный соответственно. Александр пишет стихи. Легко, без долгих уговоров, читает:
Я крал и воровал,
Многие считают нелюдем меня.
Это была не нужда, это был азарт
Как гроза за спиной раскаты грома
Стоит один в поле воин
И твердит: пришел этому предел
Как бы я этого не хотел.
У меня есть любимая, есть мечта,
И хоть ради нее меняться мне пора.
Как птица плавает на небе,
Трепещет высоко в глубинах,
Смотрю я издали: там далеко в руинах
Тот самый голос единственный, любимый…