5 июня в селе Берново Старицкого района Тверской области пройдет пушкинский праздник. 46-й по счету. На нескольких эстрадах выступят чудесные самодеятельные коллективы, в старинном парке развернется ярмарка ремесел, будут игры, угощения и разнообразные забавы… Приятная обстановка и развлечения гарантированы. И обязательно посетите музей-усадьбу Вульфов, там действительно есть на что посмотреть.
Пушкин — наше святое, наше все и даже немного больше. Спустя почти 217 лет после его рождения этот факт уже не вызывает ни у кого сомнений. Да что там — даже спустя 200 лет уже не вызывал. Многие помнят. Я же хочу рассказать о пионерах великой любви к поэту — моих земляках, почти полвека назад сделавших свое родное село заповедником Александра Сергеевича.
Я родился в селе Берново Тверской области. Мой дед, Алексеев Михаил Петрович, происходил из крестьян. Рано осиротев, он попал на воспитание к помещицам Панафидиным, двум старым девам, последним представительницам дворянского рода, не раз упоминавшегося Пушкиным в письмах. Панафидины приходились родственниками тверским помещикам Вульфам, а те, в свою очередь, часто принимали Александра Сергеевича у себя в усадьбе. Известно, что Пушкин имел много приятелей и очень любил ездить к ним в гости, в особенности если у тех были хорошенькие дочери и жены.
В Тверской губернии у поэта было много поводов для визитов. Здесь жили Анна Керн, Зизи Вульф (будущая баронесса Вревская), Катенька Вельяшева. Пушкин с удовольствием гостил в Берново и его окрестностях, ездил на охоту, ухаживал за дамами, писал стихи. В Берново были написаны четвертая глава «Евгения Онегина», черновики путешествия Онегина, стихотворения «Зима. Что делать нам в деревне», «Зимнее утро» и другие.
Происходило это в 1828-1833 годах. А в начале следующего века унаследовавшие имение старые девы Панафидины выхлопотали моему деду земскую стипендию и отправили его в Казанский университет учиться на врача. Медицинская кафедра Казанского университета славилась тогда на всю Российскую империю и считалась третьей после кафедр двух столичных университетов.
Вернулся дед в Берново уже после мировой войны, революции и гражданской. Помещицы пропали, а в бывшей усадьбе была образована коммуна. Чтобы немедленно освободить трудящихся от угнетения, коммунары разломали, сожгли и растащили большую часть вещей и обстановки усадьбы. Как гласят предания, холодными зимними вечерами борцам за мировую революцию не хотелось выходить по нужде во враждебные вихри, а потому в нескольких местах дома они пробили сквозные дыры через два этажа в подпол, в которые и ходили.
А дед решил строить больницу. Он до конца жизни считал себя обязанным той земской стипендии. Сначала построил небольшую амбулаторию, потом сельский роддом, стационар, оборудовал лабораторию. Понадобилось кормить больных — создал при больнице подсобное хозяйство, разбил огород, завел коров, лошадей. Выхлопотал автотранспорт. Была у него даже своя электростанция.
В Берново тем временем создали колхоз имени Пушкина. Паспортов тогда у крестьян не было, а за свой труд они получали «палочки», то есть трудодни, чтобы в конце года в соответствии с их количеством иметь право на мешок зерна и несколько мешков картошки. Те же, кто работал в больнице, считались служащими, поэтому имели паспорта и получали зарплату настоящими советскими деньгами. Это было большим преимуществом, и дед мог выбирать себе в персонал самых толковых и честных крестьян. Отбирал, отправлял на курсы, учил сам.
Однажды для преподавания основ анатомии и травматологии деду понадобился скелет. Купить его было негде. Как раз в это время умер в больнице одинокий деревенский дурачок по прозвищу Пятачок. Прозвище он получил за то, что постоянно клянчил: «Дай пятачок!» Недолго думая дед решил приспособить беднягу под наглядное пособие, для чего распорядился варить Пятачка в большом банном котле, пока мясо не отстанет от костей.
Но инициатива, как известно, вещь весьма опасная. Вскоре в Тверское отделение ГПУ пришла анонимка, в которой неизвестный доброжелатель доводил до сведения компетентных товарищей, что врач берновской больницы Алексеев и члены его банды варят мыло из беднейшего сельского пролетария. Расстрелять в то время могли и за гораздо меньшее преступление, однако за деда вступился коллектив. На допросах работники больницы были единодушны: Пятачка действительно сварили, но не на мыло, а в связи с необходимостью нести идеи санпросвета в широкие народные массы. Закончилось все с редким по тем временам благополучием: деду влепили выговор, а наглядное пособие с почестями похоронили на кладбище за счет больницы.
К концу тридцатых берновская больница стала лучшей в Верхневолжье и даже получила статус центральной районной больницы (ЦРБ), хотя и находилась в обычном селе в тридцати километрах от райцентра. Затем дед выстроил собственный большой дом. От него к больнице высадил березовую аллею. Сажать березки помогала ему моя мама, которой тогда было лет семь-восемь. Обставляя оштукатуренные комнаты, дед разыскал кое-что из бывшей усадьбы Вульфов: два шкафа для книг, орехового дерева канапе, зеркало, бронзовое бра и бронзовую же пепельницу в виде птичьего гнезда с клеймом мастера Marotte.
Относятся ли все эти предметы ко временам Пушкина или были привезены в имение позже, я не знаю. Бра теперь висит у меня над столом, в пепельницу я складываю мелкие монеты, чтобы не потерять, в шкафах сложены медицинские книги 30-40-х годов, а в сильно потускневшее и осыпавшееся зеркало можно все еще посмотреться, если приехать в старый дедов дом. Ореховое канапе мама передала в открывшийся в семидесятых годах в Берново пушкинский музей. Правда, в экспозиции я нашего канапе так и не видел.
Есть и еще одна семейная история, связанная с «пушкинским наследием». У деда в кабинете висела огромная картина с античным сюжетом. Не знаю почему, но мама до сих пор считает, что это был один из ранних вариантов «Гибели Помпеи» Карла Павловича Брюллова. После смерти деда, в 1962 году, в доме затеяли ремонт и картину временно вынесли во двор (то есть в сарай для скота). Там она и простояла несколько лет.
Мне было года четыре, когда я в первый и последний раз видел эту картину. Помню мрачное, залитое красным заревом небо, гибнущих под обломками людей, женщину, пытающуюся укрыть собою ребенка. Кажется, это была хорошая картина. Она погибла. Мы в то время жили уже в Москве, в крошечной квартирке на Открытом шоссе, а за частично парализованной бабушкой в Берново ухаживала тетя Феня, славная простая старушка, которая могла пить кипящий чай. Когда куры основательно загадили картину, тетя Феня выдрала ее из рамы и выбросила «под берег», куда кидала весь мусор, а раму расколола на дрова и сожгла. Дом был большой — дров требовалось много. Такова судьба одного из вариантов «Гибели Помпеи», а может быть, просто какой-то картины из дома Вульфов — мог же барин приказать крепостному художнику изобразить модный сюжет в духе романтического классицизма. В любом случае этого теперь уже не узнать.
Но вернемся к пушкинской теме. Примерно около 1970 года кому-то из калининского начальства пришла в голову грандиозная идея превратить Берново во второе Болдино. И даже еще больше: создать целое Пушкинское кольцо, в которое бы вошли Калинин, Торжок, Старица и само Берново в качестве главного экспоната. В перспективе вырисовывался туристический маршрут всесоюзного значения, наподобие Золотого кольца.
Места в Верхневолжье действительно замечательные. В них есть исконная русская красота — трогательная, безыскусная, неброская, неяркая. Индустриализация и повороты рек этих мест не коснулись, ничего здесь не добывали, и поэтому еще в конце шестидесятых все вокруг было тихо, мило и естественно. Работал маленький дореволюционный спиртзаводик, в деревенской чайной подавали огромные котлеты из телятины, а на дорогах спокойно лежала глубокая теплая пыль, в которой приятно нежились домашние животные и ребятишки. Вялое сельское хозяйство окружающей среде особенно не досаждало. Во всем царила поздняя советская патриархальность.
Одним из самых красивых мест Берново был омут на реке Тьме. В 1892 году Исаак Левитан, писавший в этих местах пейзажи, обессмертил его своей картиной «У омута», которая находится сейчас в Третьяковской галерее. Никто о сохранности левитановского омута особенно не пекся, и, может быть, поэтому даже спустя восемьдесят лет выглядел он точь-в-точь как на картине художника. Омут был глубоким, говорили, что мужики с лодок дна шестами достать не могут, а в густой зеленой глубине кроме огромных щук и налимов водятся водяные и русалки. Для проверки темными осенними ночами деревенские браконьеры братья Фруктовы кидали в омут привезенный из города динамит.
Естественно, берега омута всегда были любимым местом отдыха сельских тружеников. Здесь справлялись дни рождения и поминки, сюда вели нетрезвые ноги призывников, молодоженов, дембелей и только что освободившихся из заключения селян. Из загадочного русского желания сделать все вокруг еще лучше, когда уже и так хорошо, пушкинские преобразования начали именно с омута. Сначала, прилично разворотив берег, над омутом поставили торчком трехметровую бетонную плиту с надписью, что омут этот и есть тот самый — левитановский. Потом кому-то пришла в голову идея, что Пушкин не мог такого красивого омута не посетить. А раз посетил — то должен был услышать историю о том, как в этом самом месте утопилась когда-то дочь мельника, ставшая после утопления русалкой. Чем не сюжет, легший потом в основу одноименного произведения поэта? Для полной достоверности не хватало только мельницы.
И вот для окончательной красоты и завершенности пленэра рукастые тверские мужики взялись за работу. Деньги и технику им выделили. Однако чтобы вода потекла на колеса будущей мельницы и закрутила-завертела жернова, было необходимо вначале возвести на реке плотину. Плотина же, как известно, — это то, что реку перегораживает. С окрестных полей навозили на самосвалах грязи и свалили прямо в русло. Получилась запруда. Ночью река запруду размыла и потекла как раньше. Тут умные мужики догадались: воде нужно куда-то течь — не может же она просто взять и смирно остановиться, — и придумали выкопать обводной канал. На пути попался новенький памятник Левитану — увлекшись, его временно повалили.
Однако копать канал оказалось непросто. Берега вокруг высокие, просто так не сроешь. Пришлось проявить уже нешуточную смекалку. Прокопали канал сначала на пригорок вверх, а потом с пригорка вниз — пусть и вода теперь так же течет. Снова навалили поперек реки грязи, а для верности сверху все это еще и трактором прижали. К утру вода поднялась, но почему-то не потекла, как ей было положено, а размыла стены плотины и утопила в омуте трактор. Трактор, конечно, вытащили, но пришлось вырубить часть берега, иначе тягачу было не подъехать. На этом первая летняя пушкинская кампания закончилась.
На следующий год к возведению плотины на реке Тьме отнеслись с большей ответственностью. Окрестности очистили от кустов. Для лучшего маневра техники спилили все крупные деревья. После чего возвели в русле реки, чуть выше омута, некое бетонное сооружение, издали напоминающее долговременную огневую точку. Однако не прошло и недели, как тихая речка размыла берега, и ДОТ оказался посреди примерно в два раза расширившегося русла. Упал в воду и наполовину затонул памятник Левитану, уплыли вниз по течению лавы (бревнышки, по которым переходили реку — см. картину И. Левитана), а окрестности стали напоминать декорации к фильму Тарковского «Сталкер», в чем была даже некоторая индустриально-урбанистическая красота. Но красота, как известно, не знает совершенства, и на следующий год плотину взорвали. Заложили динамит и рванули. Громадные куски бетона с торчащей во все стороны арматурой разлетелись на сто метров вокруг, а посреди реки, как осколки разрушенных зубов, остались торчать куски пушкинской плотины. Во время исторического взрыва я, маленький, сидя в недалеких кустах, снял последние мгновения левитановского омута.
С тех пор прошло больше сорока лет. Омут исчез. Вырубленные берега заросли кустами и крапивой, из которой все еще торчат куски ржавой арматуры. А бывший памятник Левитану все еще можно увидеть в мелкой воде у самого берега. Хотя больше сюда уже никто не приходит.
Однако одним омутом любовь к Пушкину в селе Берново не ограничилась. В окрестностях были выявлены и улучшены все места, которые Александр Сергеевич мог бы удостоить своим поэтическим вниманием. Их отметили памятниками и снабдили соответствующими надписями. На невысокий холмик в бывшем помещичьем парке взгромоздили бетонный прямоугольник с надписью «Парнас» и объяснением, что именно тут и есть гора, где поэту являлась трепетная муза. Приволокли на берег Тьмы огромный валун (таких у нас сроду не было), привинтили к нему шурупами мраморную доску с цитатой из пушкинского письма «И посетил поля пустые, леса недавно столь густые и берег, милый для меня», не уловив, однако, лукавости фразы в условиях вялотекущей совхозной разрухи. Ну, а чтобы никто случайно не заблудился, по всему селу расставили указатели со стрелками «Берег милый».
Уютную деревянную чайную снесли, построив вместо нее типовое учреждение общественного питания под названием «Русалка». В разных местах вкопали в землю еще пять или шесть вертикальных бетонных плит с цитатами из Пушкина. Мельницу все-таки построили, установив рядом колонну с надписью «Вот мельница, она уж развалилась…» Через пару лет она действительно начала разваливаться, и ее растащили на дрова. В бывшей усадьбе Вульфов закрыли школу и открыли музей А.С. Пушкина — кстати, очень хороший, а напротив музея поставили голову поэта работы известного районного скульптора.
Всероссийским центром туризма Берново так и не стало, но раз в год в начале лета сюда приезжают артисты со всей области, народные умельцы показывают свои достижения, для детей надувают аттракционы и наматывают на палочки сахарную вату, в автолавках привозят товары. Праздника ждут с нетерпением, а когда он наступает — два дня гуляет все село. Да что там село — весь район гуляет, вся область, а может быть, и вся страна.
Приезжайте, будем гулять вместе!
В этом году пушкинский праздник пройдет 4-5 июня. Приезжайте. Из Москвы по Ленинградке до Торжка, а там на Берново, всего километров триста. Можно ехать и через Старицу — по Новой Риге, не доезжая Волоколамска, свернуть на Матренино, затем на Лотошино, а дальше главное — не пропустить поворот на Старицу. Эта дорога короче.
Ну, а пока с наступающим вас, дорогие товарищи! С днем рождения нашего родного и мучительно любимого поэта Александра Сергеевича Пушкина!