За последние три года количество детей-сирот в России сократилось почти в полтора раза. По данным, приводимым вице-премьером Ольгой Голодец, сейчас в детских домах остаются порядка 73 тысяч воспитанников. Но по мере роста числа желающих стать приемными родителями растет и число возвратов детей в сиротские учреждения. С какими трудностями сталкиваются приемные родители? Как предотвратить вторичное сиротство? И что делать в ситуации, которая на первый взгляд кажется безвыходной? «Лента.ру» поговорила с приемными родителями и психологом, работающим с такими семьями.
Юлия: Дети приходят в семью по-разному: у кого-то естественным путем, у кого-то иначе. У нас получилось иначе. Что касается страхов и предрассудков, так сложилось, что мне было с чем сравнить. Я видела счастливых родителей с приемными детьми, и тех, у кого с родными детьми отношения не заладились. Такие примеры, наверное, есть практически у каждого. И это дало мне однозначный ответ на вопрос, стоит ли на это решиться.
Я видела много приемных семей и для себя сделала вывод, что многое зависит от того, смогут ли родители сразу признать ребенка своим. Некоторые несут в себе образ идеальной семьи с курчавым ребенком-блондином, который будет держать вас за руку и слушать сказки. Стоит ли говорить, с каким разочарованием они сталкиваются, когда обнаруживают, что мальчик гиперактивен? С таким посидеть на стуле не получится вообще, какие там книжки. При таком несовпадении желаний и действительности у некоторых возникает мысль: «Надо было выбирать другого». Здесь нужен другой образ мышления: «Это мой ребенок и я буду с ним идти дальше».
В школе приемных родителей нам рассказывали, что многие мечтают усыновить белокурую девочку с голубыми глазами, приходят с таким ориентиром, а в итоге порой берут в семью мальчика-мулата. Звучало, как не очень правдоподобная агитка, а на самом деле получилось именно так. Я увидела смуглого Сашу и задумалась: «Почему, собственно, девочка? Чем славянин лучше не славянина?» У меня не было подобных гендерных или расовых установок.
К сожалению, так складывается не у всех. У нас есть знакомый мальчик 15 лет, которого вернули назад в детский дом. Приемная мама не смогла держать удар. Характер сложный, учился в спецшколе, но не коррекционной. Она создала у себя такой благостный образ в голове, что у нее будет двое ребятишек, семейная идиллия. А он раз — и уехал на чужой машине в деревню, разбил лобовое стекло. Дважды его ловили, когда он пытался дом поджечь. Она хоть и понимала, что, возможно, ребенок так подает сигнал и это долгий процесс, но в силу своей неготовности и замотанности не смогла это принять. Другие взяли девочку. Мама амбициозная и полна требований к ребенку, которым он не мог соответствовать по целому ряду причин. Однажды заметили, что девочка рисует белым карандашом на белой бумаге, и это стало последней каплей.
Была еще такая комичная история. Пришла семья филологов и попросили подобрать им ребенка с филологическими способностями. Другой им не подходил. Еще был случай: мама занималась с нами в школе приемных родителей. У нее была родная семилетняя дочь, она решила взять еще младенца. Думала, будет дома такая лялька. А когда взяла, спустя неделю начала интересоваться, как ребенка вернуть. Она обожглась на том, что надеялась сразу почувствовать что-то к ребенку. Но чувств сразу не возникло, и ей стало от этого некомфортно. От «самодельных» детей, конечно, по таким причинам не отказываются, но тут будто бы другое дело. А то, что у ребенка, даже в таком возрасте, второй отказ даст сумасшедшую эмоциональную травму — это просто не берется в расчет.
У Саши инвалидность по слуху. Эта проблема решаемая, ему нужны только слуховые аппараты. Но мы часто попадали в ситуации, когда врачи вели себя довольно бестактно при ребенке. Один логопед, женщина советской закалки, как-то при Саше рассказывала историю о том, что ее приятельница взяла мальчика из детдома, и она совершенно точно знала, что его биологические родители были алкоголиками. «Но его же наверняка можно вернуть, — возмущалась она, — Если так, то надо как можно скорее это сделать!» Она же потом связывала проблемы с речью, возникавшие у сына, с его похожестью на представителей определенной национальности. Говорила, что генетически у него заложен другой язык. Мои знакомые-генетики были в ауте от таких заявлений. Еще один специалист, узнав, что у ребенка была гипоксия — кислородное голодание в утробе матери, — спросила прямо при нем: «И это вас не остановило?»
Михаил: Когда вы приходите в школу приемных родителей, первое, что вам говорят: «Своего ребенка вы не выбираете». Здесь тот же принцип — вы не выбираете. Часто приемные родители задаются вопросом: «А что если бы это был мой кровный ребенок?» Но что такое мой? Ребенок — это не собственность, он обособленная личность вне зависимости от того, кто его рожал. Биологический ребенок перенимает какие-то ваши повадки и черты, и это проще узнавать. А тут понимаешь, что такой похожести нет. Он генетически другой. Но если человек хочет найти похожесть — он ее увидит.
Ребенок — это некий ключик к самому себе. Начинаешь интересоваться вещами, которые раньше тебя не волновали. Приходит внутреннее понимание того, что есть ребенок со своими внутренними хотелками и что вы действуете в каком-то партнерстве, в паре. Есть две модели поведения родителей: те, кто ведут себя «как все», в рамках общепринятого в их круге общения. Но есть и те, кто увидит мотивацию в «сложно, но я справлюсь». Хотя бы потому что это открывает массу новых дорог.
Дети из детского дома неплохо умеют отстаивать свое место под солнцем. С одной стороны, это может быть совершенно невыносимо, тут нужно костьми лечь, чтобы все это преодолеть. На приращенного ребенка влияют стереотипы поведения, навязанные ему в детском доме. Человек, который берет ребенка, думает, что он совершает какое-то благо. Часто срабатывает история с накоплением каких-то мелких недоразумений. Получается, что за внешним благополучием скрывается целый клубок проблем. Люди чаще пытаются самостоятельно разобрать накопленный психологический груз, но если нет какой-то моральной поддержки от сообщества или работы с психологом, обычно это перерастает в конфликт характеров.
В последние годы все больше людей забирают детишек. Вместе с этим, естественно, растет и число возвратов. Это человеческий фактор, который неумолимо работает. Многие переоценивают себя и, наоборот, недооценивают взрослость ребенка. Люди приходят со своими ожиданиями. Самое распространенное среди них — о том, что ребенок будет благодарен. Это огромный труд воспитывать ребенка — как родного, так и приемного. Но для меня лично особой разницы в их воспитании нет. Все зависит от подхода.
Эти дети несут свои травмы. Приемные родители не всегда готовы с этим столкнуться. Они не готовы задавать вопросы, не готовы обучаться, им кажется, что они сами все знают. Но многое зависит от степени ответственности. Есть те, кто ни при каких обстоятельствах, что бы ни произошло, не отдадут ребенка назад, потому что ребенок уже приращенный. Но предел прочности у каждого свой. Допустим, ребенок вдруг окажется жесток с любимым котиком, другой пойдет и что-нибудь украдет в магазине, третий подерется с одноклассниками, кто-то может вступить в раннюю половую связь.
Они прикасаются ко всем нашим человеческим порокам — до которых дотянутся. Отличие в том, что утрамбованный родительским вниманием ребенок, как правило, таких вещей не делает. Приемный ребенок такими действиями испытывает мир, хотя с первого взгляда кажется, что он испытывает терпение родителей. Часто люди понимают, что просто не могут с этим справиться: «Раз он это делает, то я этого не вынесу, я с этим жить не смогу». С такими семьями работают прекрасные специалисты, которые объясняют по каждому конкретному случаю: то, что натворил ребенок, — это общечеловеческая вещь. Точно такие же вещи делают и родные дети, и из хороших семей. Но некоторые родители уже отчаиваются к моменту, когда доходят до психолога.
Многими движет благородство. Я с большим пиететом к этому отношусь. Этих людей всегда видно. Существуют профессиональные семьи, где много приемных детей. Там одни подрастают и живут уже своей жизнью, и появляются новые дети. Такие родители ставят себе задачу и идут к ней не через сердце, а через голову. Довольно наивно считать, что они занимаются этим ради выплат, полагающихся сиротам. Тот труд, который требуется для того, чтобы поставить детей на ноги, нельзя измерить деньгами. Процент тех, кто ориентируется на выплаты, ничтожен, об этом больше говорят. Причем судить обычно берутся именно те, кто сам не в силах взять ребенка.
Ребенок из детского дома — он не сформированный, закрытый и не наполненный. Он абсолютно дезориентированный, как закаменелый, но начинает оттаивать с какого-то момента и расползаться в лужу. Нужно перепекать эти пироги, грубо говоря, наполнять их своей энергией, своим теплом. Детям, которые пережили отказ усыновителя, безумно тяжело. Это двойное предательство со стороны взрослых, и он сильнее замыкается в себе. Следующему усыновителю, если таковой появится, будет гораздо сложнее доказать, что ему можно доверять. Этому, кстати, тоже нужно учиться родителям — доказывать, что ты чего-то стоишь.