В московском музее изобразительных искусств имени Пушкина открылась выставка «Лев Бакст / Léon Bakst. К 150-летию со дня рождения» в рамках Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес». Формально — экспозиция эскизов костюмов и декораций, философски — красноречивое объяснение того, почему живопись и графика Бакста оказали такое влияние на моду XX века.
В те годы, когда будущий мирискусник, бонвиван и «почетный гражданин кулис» Бакст только начинал свой творческий путь как художник и рисовальщик, мир моды и художественный мир не были так близки, как в период его расцвета. Во многом становление русского прикладного искусства можно считать заслугой Бакста, а также его друзей и современников — абрамцевского и талашкинского кружков, «Мира Искусства» и персонально Сергея Дягилева с его «Русскими сезонами». Дягилев вообще создал потрясающую, как бы сейчас сказали, синергию «временных» (так искусствоведы определяют музыку, театр, балет) и «пространственных» (изобразительных) искусств.
Бакст стал едва ли не первым ориенталистом в русском прикладном искусстве — не стихийно-народном, а, можно сказать, академическом, которое создается профессиональными художниками. У Бакста, урожденного Лейб-Хаима Розенберга, сына гродненского талмудиста, выходца из относительно закрытой внешнему миру ультрарелигиозной среды, не было специального образования — только гимназическое. Но он посещал занятия в петербургской Академии художеств как вольнослушатель, учился у известных мастеров и дружил с ними, в частности с Александром Бенуа и Валентином Серовым (с последним Бакст ездил в творческие поездки, например, в Грецию через Стамбул). Возможно, именно это условно необязательное образование — при наличии бесспорных способностей и приобретенных технических навыков — и позволило его воображению избежать скучных пут академизма, сгубивших не один талант.
По мнению историка моды и коллекционера костюма Александра Васильева, «чувство Востока у него (Бакста — прим. «Ленты.ру») было в крови». «Удивительно, что знание Востока в такой строгий Париж эпохи ар-нуво привнесли русские художники, и "краеугольным" человеком был, конечно, Дягилев и его ближайший сподвижник — Бакст», — утверждает Васильев в своем сопроводительном слове к экспозиции в ГМИИ, в которой, кстати, представлены исторические вещи из его коллекции, сшитые в ателье Ламановой по эскизам Льва Бакста.
Сергей Дягилев сделал звездами мирового уровня не только Павлову и Нижинского — он превратил превосходного, но мало кому известного за пределами Москвы и Санкт-Петербурга рисовальщика и акварелиста в художника-прикладника с мировым именем. Бакст сотрудничал с гениальным антрепренером начиная с организованной Дягилевым в 1898 году «Первой выставки российских и финских художников». Бешеный успех «Шахерезады» и «Жар-птицы» привлек к нему интерес владельцев парижских модных домов, которым в те времена не было равных как по качеству работы, так и по богатству клиентуры — Worth, Paquin и Poiret.
Одной из первых потенциал Бакста в мире высокой моды оценила Жанна Пакен, владелица ателье (или модного дома) Paquin. Среди прочих, она доставила ему заказ, которому могли позавидовать и за океаном — эскиз платья для Гертруды Вандербильт-Уитни, дочери и жены миллионеров, супруги одного из первых нефтяных магнатов — совладельца Standard Oil Гарри Пэйн Уитни. Мастерицы ателье Жанны Пакен сшили платье по рисунку Бакста, а миллионерша потрясла им нью-йоркский свет: в 1913 году в американском Vogue вышла статья об авторе эскиза платья с фотографией Гертруды в нем. Разумеется, тут же возникли подражатели, а также желающие сделать на Баксте деньги. Его выставки прошли по всей Америке — в 1913 году в Нью-Йорке, в 1914-м, пока война не отвлекла внимания денежных мешков, — снова в Большом яблоке, а также в «городе старых денег» Бостоне, в Филадельфии и стремительно богатевшем промышленно-буржуазном Чикаго.
Однако Vogue в 1913 году был далеко не столь влиятельным и одновременно доступным, как в 2013-м. Чтобы о Баксте узнала «неженская» пресса с куда более широким кругом читателей, понадобились гастроли «Русского балета Дягилева» в 1916 году. Семь оформленных художником постановок подарили ему такую славу, что a la Bakst пожелали одеться и обставить дома не только знакомые Гертруды Вандербильт-Уитни, но и многие другие богатые господа и дамы. В этом им содействовали друзья художника — в частности, наследница двух состояний, жена дипломата Алиса Уордер-Гэррет, которая познакомилась с Бакстом в Европе и благоволила к нему настолько, что вызвалась представлять его интересы в Штатах. В 1920 году она опубликовала статью о Баксте в еще одном американском модном журнале — Vanity Fair, а годом позже заказала ему, как в свое время Юсупов — Пьетро Гонзаго, оформить и декорировать домашний театр в фамильном поместье Гэрретов Evergreen House в Балтиморе. Сейчас это популярный музей — во многом благодаря стараниям Бакста. Он спроектировал светильники и занавес, создал три комплекта декораций, а заодно переоформил гостиную Алисы в стиле русского фольклора: по трафарету набил гуашью на стены и потолок узоры народной вышивки.
Успех балета, статей и театра в Evergreen House подкрепила публичная лекция Бакста в отеле Plaza «Искусство костюма и его законы, их индивидуальное применение». Организовал ее Vanity Fair, а напечатал в виде отдельной статьи Vogue. Большая часть лекции была посвящена декору тканей, в том числе русской вышивке. В это время она была чрезвычайно популярна в Париже, где в салонах, открытых русскими аристократками-эмигрантками во главе с великой княгиней Марией Павловной (основательницей дома «Китмир»), работали вышивальщицы, научившиеся своему ремеслу в гимназиях и институтах благородных девиц, ушедших в прошлое вместе с империей.
Идеи бакстовских вышивок и набоек на ткани (как их сейчас называют, «принтов») привлекли внимание американского промышленника Артура Селига, совладельца компании Clingen and Selig. В 1923 году он заказал Баксту эскизы тканей, которые затем выпускались под его маркой фабриками Robinson Silk Company. Образцы этого текстиля выставлены, в частности, в The Art Institute в Чикаго. Селиг сделал верную ставку. Если ранее, со времен Уильяма Морриса и Arts and Crafts, мотивами принтов были в основном европейские, вроде профессионально стилизованных рисунков средневековых рукописей, и арабские орнаменты, то Бакст с его безудержным воображением и любовью к русскому узору и фантазийному ориентализму обогатил текстильное дело переосмысленной им этникой. На тканях появились набойки в виде жар-птиц, лебедушек и лошадок с русских рушников, индонезийские шагающие слоны и безумно яркие сине-красно-желтые африканские солнца с зубчатыми лучами. В 2013 году образцы этих тканей показала московская галерея «Наши художники» на выставке «Лев Бакст: открытие материи».
Первым большим модельером XX века (Ворт, Пакен и Пуаре все же в большей степени принадлежали веку девятнадцатому и Fin de siècle), по достоинству оценившим Бакста, была Коко Шанель, лично знавшая людей дягилевского круга и вообще русские аристократические и эмигрантские круги. Позже, спустя десятилетия после смерти художника, его декорации, полотна и эскизы, ставшие «работами музейного уровня», коллекционной ценностью, национальным наследием трех стран, вдохновляли модельеров, родившихся в XX веке. За Ив Сен-Лораном с его «Русскими сезонами» 1976 года последовали и другие любители «азиатчины» и «византийщины», пышного декора и вышивок. «Египтяне» с показа haute couture весна-лето 2004-го Джона Гальяно напоминали страшноватые и завораживающие маски духов и богов, придуманных Бакстом для балета «Нарцисс».
В том же ряду зимняя коллекция Chanel «Париж — Москва» 2009-2010 Карла Лагерфельда — с парчой, барашковыми шапками, боярскими мехами и стилизованными орденами.
Дольче и Габбана — с коллекцией осень-зима 2013-2014 с усыпанными камнями наперсными крестами, мозаичными принтами и подобиями мономаховых шапок.
Итальянский дизайнер Антонио Маррас впервые коснулся бакстовской темы в своей русской коллекции того же зимнего сезона 2009-2010 для дома Kenzo, креативным директором которого он тогда был. Накануне же открытия московской выставки «Лев Бакст / Léon Bakst. К 150-летию со дня рождения» в рамках Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес» модельер по предложению компании Bosco, представляющей его бренд Antonio Marras в России, выпустил капсульную коллекцию платьев, вдохновленную творчеством знаменитого художника и декоратора.
«Я постоянно вдохновляюсь этой историей с тех времен, как узнал о ней 25 лет назад в Париже, — сказал художник на вернисаже, сопровождавшемся показом его коллекции a la Bakst. — Работы Бакста я изучил дополнительно и очень внимательно, когда решил создать капсульную коллекцию платьев, посвященную выставке». «Выразительные аппликации, пайетки и стразы, которые так любит Антонио Маррас, вторят причудливым восточным одеяниям, традиционно богатым вышивками и узорами, — прокомментировал коллекцию историк моды Александр Васильев. — От театрализованного бакстовского ориентализма Маррас оставляет свободу линий, как бы играя с соблазнительной прозрачностью тканей».
Вдохновляются творчеством своего прославленного соотечественника и российские дизайнеры. Алена Ахмадуллина создает коллекции, навеянные русскими сказками и книжной иллюстрацией, превращая свои показы в театрализованные представления вполне в духе Льва Бакста. Модельер Кирилл Гасилин предлагает лаконичные, современные вещи в ярких бакстовских цветах, напоминающих оттенки драгоценных камней. «Мне посчастливилось принять участие в подготовке к выставке, а именно — к костюмной части экспозиции, — сказал Гасилин корреспонденту «Ленты.ру». — Экспонаты из коллекции историка моды Александра Васильева обогатили и дополнили выставку. Наследие Льва Бакста по сей день будоражит фантазию дизайнеров во всем мире. Он перевернул своим творчеством представления о сценографии и театральных костюмах, а также задал тон в моде на несколько десятилетий вперед».