Репертуар кинотеатров в эти выходные не отличается разнообразием количественным — что с лихвой компенсируется качеством и способностью угодить любым вкусам. Здесь и эффектный арт-мейнстрим с мощным сексуальным подтекстом «Большой всплеск», и борзый сиквел-блокбастер «Иллюзия обмана 2», и образец того киноавангарда, который будет понятен каждому, — в «Собачьем сердце» культовой художницы и певицы Лори Андерсон. Подробнее — в обзоре «Ленты.ру».
Через ощетинившийся скалами, продуваемый всеми ветрами, кишащий змеями итальянский остров Пантеллерия проходят, часто уже покойными, тысячи беженцев из Африки — но запершимся на здешней вилле Марианне (Тильда Суинтон) и Полу (Маттиас Шонартс) до проблем третьего мира дела нет. Она — рок-звезда, только что перенесшая операцию на горле, и поэтому изъясняется жестами, хрипом и преувеличенной физиогномикой. Он, как все бывшие торчки и неудавшиеся писатели, не против тишины — тем глуше голос сомнения в себе, тем выразительнее получается секс. Но по безмятежному курортному бытью этой богемной пары уже во второй сцене «Большого всплеска» пробежит тень — от самолета, которым к Марианне без приглашения мчит бывший возлюбленный, легендарный музыкальный продюсер Гарри (гипнотически звериный в своих повадках Рэйф Файнс), да еще и с обнаружившейся на днях половозрелой дочкой из Америки Пенелопой (Дакота Джонсон). С их вторжением на вилле немедленно станет в разы шумнее (Гарри треплется, буянит, орет за всех четверых) — а сексуальное напряжение повиснет в воздухе густым, дурманящим героев туманом.
Опытный кинозритель, конечно, узнает этот сюжет и поймет, что скоро в купальной зоне злосчастной виллы обнаружится труп — итальянец Лука Гуаданьино в «Большом всплеске» заимствует, несколько при этом трансформируя персонажей, сюжет у «Бассейна» Жака Дере (где снимались Делон, Шнайдер, Роне и юная Джейн Биркин). Его кино, впрочем, трудно всерьез считать ремейком — у Гуаданьино, во-первых, узнаваемый бравурно-буржуазный стиль, который строится на почти глянцевом кадре, громких хитах в саундтреке, а также бесстыжем упоении сексом и едой, источаемом камерой. Во-вторых, он иначе, чем Дере, расставляет акценты в этой истории о ревности, мачо-соперничестве и оторванности от мира — холодный эротический триллер оригинала здесь превращается в бойкий и изощренный спектакль еле уловимого абсурда. Гуаданьино больше всех прочих тем на свете интересует психосексуальный диагноз буржуазии (в пандан чему он несколько нелепо вворачивает в сюжет беженцев). Она может сколь угодно украшать себя платиновыми альбомами и материальными ценностями, титулами и статусами, но ничего не способна поделать со своей животной природой. А та рвется наружу — оставляя за собой кровавый след и поломанные судьбы.
Спустя год после событий первой «Иллюзии обмана» залегшим на дно фокусникам-грабителям с робингудовскими замашками и апокалиптическим погонялом «Четыре всадника» (гипнотизер Вуди Харрельсон, мастер сценической магии Джесси Айзенберг, картежник Дэйв Франко и сменившая Айлу Фишер в женской квоте Лиззи Каплан) пора выйти из тени. Таинственная организация «Око» и проводник ее идей из ФБР (Марк Руффало) призывают мастеров запудривания мозгов вторгнуться на глобальную IT-конференцию, оказаться в Макао и вернуть несколько безумному миллиардеру (Дэниел Рэдклифф, который шутит о своей детской любви к магии!) наночип, не в тех руках способный лишить приватности всех пользователей интернета сразу. В процессе у героя Харрельсона обнаружится злой двойник, профессиональный разоблачитель фокусников (Морган Фриман) выберется из тюрьмы, а число сюжетных твистов на одну кинокартину превысит гиннессовские рекорды.
Мало есть областей перформанса, столь же в своей зрелищности бесполезных как сценическая магия. Попробуйте, правда, сказать об этом авторам франшизы «Иллюзия обмана», которые из робин гудов теперь делают своих «всадников» уже натуральными спасителями мира. Вообще, как ни относись к первому фильму, он в своем надувательстве зрительских ожиданий был как минимум герметичен — и сиквела не предполагал. Поэтому вторая серия, вместо того чтобы просто показывать новые приключения обаятельных артистов в абсурдных амплуа, повышает ставки — это уже не комедийный триллер с ловкостью рук, но глобальный, комиксный по духу и отношению к реализму фарс. Если первый фильм еще пытался, хотя и не всегда убедительно, раскрывать механику экранных трюков и мистификаций, то второй просто беззастенчиво дурит публику и спешит первым же над этим одурением усмехнуться. Парадокс в том, что эта наглость не отталкивает, но, напротив, служит источником обаяния, каждый раз заставляя поразиться абсурдной дерзости сценаристов. Все связи с реальностью порваны — а значит, здесь практически все возможно, примерно как в автофраншизе «Форсаж». Неудивительно, что через год выйдет третий фильм — и мы не очень удивимся, если в нем «всадники» с помощью париков, членовредительских иллюзий и борзого юмора будут, например, оперировать на Луне.
Лори Андерсон — икона нью-йоркского культурного андерграунда 1970-х, художница и видеоартистка, певица, всем видам пения предпочитающая ироничную работу с вокодером, вдова Лу Рида и кинорежиссер. А еще — собачница: этот не то персональный кинодневник, не то эссе о границах личного пространства в Америке после 11 сентября начинался как посвящение покойному любимому терьеру Андерсон по имени Лоллабель. Но надо понимать широту интересов автора — простая, подчеркнуто банальная (мало, что ли, на свете людей, снимающих своих домашних любимцев) задумка провоцирует причудливое и всеобъемлющее кино обо всем на свете, и в первую очередь о смерти — что всегда предполагает размышления и о жизни тоже. И вот автор уже в вольной, поэтичной манере смешивает тревожные записи камер наблюдения и мутное домашнее видео с анимацией, а в закадровом комментарии не стесняется ни персональных анекдотов, ни вдумчивых философствований, ни обыденных, сорных мыслей.
Нормального, привыкшего к сладкой лжи нарративов кинозрителя «Собачье сердце», этот странный, беспокойный зверь, может, конечно, смутить — если и вовсе не вызвать раздражение. Но да, кино имеет полное право быть и таким — отчаянно избегающим уз сюжетных клише, не стесняющимся заговорить от первого лица, подразумевающим сырую, необработанную эмоцию. Эта доминирующая в фильме Андерсон эмоция очевидна — речь о растерянности. Растерянности пса, сумевшего научиться музицированию и живописи (серьезно!), но не готового к собственному старению. Растерянности художницы, нашедшей свой уникальный, идиосинкратический стиль и в искусстве, и в музыке (а теперь и в кино), заслужившей признание, — но не способной привыкнуть к новому Нью-Йорку камер наблюдения и антитеррористической паранойи. В конечном счете, растерянности просто человека — который может знать наизусть Витгенштейна, но обречен остаться один (призрак Лу Рида незримо витает над фильмом). Тем самым «Собачье сердце» добивается редкого эффекта — автобиографическое кино одной из самых оригинальных женщин планеты смотрится как отповедь жизни от лица универсального, всякого человека. Проявив немного терпения, всякий зритель может узнать здесь себя — и поразиться глубине проникновения «Собачьего сердца» в твою собственную душу.