«Кинотавр»-2016 закончился победой комедии взросления «Хороший мальчик» — в то время как большинство остальных фильмов конкурсной программы, напротив, сигнализировали о проблемах созревания уже авторских. «Лента.ру» подводит итоги фестиваля и радуется почти всем решениям жюри, а особенно — призу за лучший дебют.
Фестивальные жюри, как известно, непредсказуемы — что объяснимо, учитывая противоречивую природу самого киносмотрения: это одновременно и коллективный, разделенный с соседями по залу опыт, и личное, субъективное переживание. А тут, чтобы вручить призы, нескольким людям нужно еще и договориться между собой — так что наградные консенсусы бывают самыми противоречивыми (чтобы далеко не ходить за примером, можно вспомнить хотя бы даже последний Каннский фестиваль). Тем не менее жюри закончившегося 13 июня «Кинотавра» ухитрилось сделать выбор максимально адекватный — причем, в сущности, со связанными руками. Год для отечественной индустрии (а фестиваль в Сочи остается самым точным зеркалом ее состояния) выдался не самый урожайный. По тем или иным причинам взяли паузу, ушли на ТВ или в большие студийные проекты самые интересные режиссеры, включая Хлебникова и Мизгирева, Хомерики и Мещанинову, Бардина и Попогребского, Сигарева и Сайфуллаеву — список, конечно, можно продолжить.
Гран-при «Кинотавра», доставшийся «Хорошему мальчику» Оксаны Карас, можно считать уступкой зрительскому кино или классическим примером фильма, который никого в жюри не обидел, чем и победил, — но это будет позиция несколько близорукая. Правда в том, что «Мальчик», действительно зрительский (то есть стройный, стильный и более-менее четко укладывающийся в жанровые рамки комедии), не только, как мы уже рассказывали, смешно и метко шутит — о пубертате принципиального девятиклассника Коли (Семен Трескунов) или комично запоздавшем взрослении окружающих его взрослых (в исполнении артистов от Ефремова и Паля до Хабенского). Обаяние фильма в том, что, во-первых, обработку иронией проходят здесь действительно больные темы (на чем, к слову, нередко строились и лучшие образцы советской комедии) — тотальная незрелость российской жизни, тоска местного героического типажа по мнимой справедливости для всех, распространенная готовность лезть на чужую территорию с нравоучениями, не снимая ботинок. Что позволяет считать заслуживающими главных призов самого «Мальчика» и его авторов (это еще и очередная классная работа сценаристов Местецкого и Кантора) — они не делают вид, что от этих болезней есть простые лекарства, а для сюжета — безусловный хеппи-энд. Хотя и безнадежными поднятые проблемы фильм не считает, предлагая своим мало чему научившимся героям для начала попросить друг у друга прощения и отвлечься на что-то, хотя бы временно освобождающее. Например, массовый танец с элементами польки и нижнего брейка.
Есть определенная логика в том, что в старшей школе ищет отражение Русского мира и лауреат второго по значимости приза фестиваля — награжденный за режиссуру «Ученик» Кирилла Серебренникова. Более того, с определенного ракурса даже сюжеты двух фильмов схожи. Здесь тоже не в меру принципиальный школьник начинает строить тех, кто поставлен воспитывать его самого. Но учитывая то, что там, где «хорошего мальчика» Колю интересовали прежде всего вопросы любви, дружбы и полового созревания, герой «Ученика» берется с Библией в руке насаждать правильную веру, у Серебренникова, конечно, получается куда более патологическая и, в общем-то, тоже точная картина. Да, к интонации и методам, которыми «Ученик» эту картину создает, как мы подробно писали еще из Канн, хватает вопросов — от сковывающих фильм уз театральности до однообразия формальных приемов. Но будет глупо отрицать, что «Ученик» — кино именно режиссерское, снятое человеком, знающим, чего он добивается, и верным своему видению. Того же — то есть присутствия внятной режиссуры — в подавляющем большинстве остальных фильмов-участников «Кинотавра» не найти и вовсе.
Справедливы и призы Константину Хабенскому за сольный перформанс в «Коллекторе» Алексея Красовского (взявшем еще и приз за операторскую работу) и Наталье Павленковой за выход с хвостом в «Зоологии» Ивана Твердовского — без них этих фильмов попросту бы не было. Хабенский вообще единственный, кто в «Коллекторе» появляется в кадре — пусть фильм уходит от интересного концепта к мелодраматическим клише, актер удерживает внимание все полтора часа. От Павленковой же в «Зоологии» и вовсе требуется героизм — не только чтобы ходить с хвостом или в облике запустившей себя недотыкомки, но и чтобы сгладить, вынести на себе тяжкий, почти неподъемный груз броских, но спорных идей фикс Твердовского. Тот, напомним, здесь настолько оригинален по части гротескной завязки, насколько же и банально затем всем возможностям предпочитает тривиальную, скупую на откровения и удивления трагедию о всеобщем непонимании и невозможности любви.
В конкурсе «Кинотавра» в этом году было рекордно много первых режиссерских фильмов — сразу девять из четырнадцати. Тем радостнее, что отметив главным призом самый ударный из них, специальную награду за лучший дебют жюри не постеснялось отдать самому скромному из остальных — более того, документальному. «Чужая работа» Дениса Шабаева — кино, может быть, не самое эффектное, но всегда честное и от первого до последнего кадра не теряющее симпатии к своему главному герою, таджикскому актеру Фарруху, приехавшему в Москву воссоединиться с семьей в… убогой подмосковной бытовке и копеечном охранном труде. В чужой стране интересный и небесталанный среднеазиатский красавец оказывается, мягко говоря, не на своем месте — сначала в статусе неприметного гастарбайтера, затем и вовсе на скамье подсудимых.
Шабаев, выпускник мастерской Марины Разбежкиной, в полном соответствии с ее заветами отстраненно наблюдает за чужой жизнью, добровольно отказывается от такого частого в социальной документалистике внешнего, автором привнесенного пафоса и надрыва. Эмпатия к Фарруху и его родным все равно неизбежна, опыт свидетельства в результате все равно куда важнее и ценнее любых моралей и лозунгов. По цельности и концентрации гуманизма, это, пожалуй, второй, уступающий лишь «Мальчику» фильм фестиваля — жаль, что нормальный прокат этой благородной картине, скорее всего, заказан.
Есть тем не менее и призовые решения, несколько спорные — и оба они касаются «Огней большой деревни», полнометражного дебюта Ильи Учителя (сына автора «Прогулки» и «Дневника его жены»). Если «Хороший мальчик» показывает, как снимать зрительское кино — и при этом не пускаться со зрителем в унизительные и нелепые поддавки, то «Огни», напротив, старательно проходятся по всем порокам кино, навязчиво претендующего на массовость. По сюжету, двое провинциальных обалдуев-киноманов, уклонист и дембель, похищают прямо со съемочной площадки Дмитрия Дюжева — чтобы снять с ним кино и тем самым спасти от мэра и рейдеров-шуботорговцев единственный в своей дыре кинотеатр. Фильм Учителя претендует на гротеск пополам с лубком — но больше все-таки напоминает балаган, готовый на все, чтобы потакать народному вкусу, каким его видит режиссер.
Видение это, прямо скажем, говорит о том, что мнение у Учителя о его зрителях невысокое. Самодельная лента персонажей похожа на среднерусский рип-офф «Сумерек», шутки остротой отдают даже не КВН, но «Аншлагом», Дюжев нужен лишь для иллюстрации анекдота «известный человек пьет и матерится», а режиссура проходит по грани с самодеятельностью — даром что ей же заняты и герои. Спецдиплом за «лучшее кино о кино» еще можно счесть в меру остроумной шуткой жюри (других фильмов о людях с кинокамерой в конкурсе просто не было). Но приз за сценарий для этого провинциального во всех смыслах фарса — большой, не вполне оправданный аванс автору.
Можно ли сделать по итогам «Кинотавра»-2016 какие-то громкие заявления по поводу текущего состояния российского кино, особенно в его авторском сегменте? Велик риск скатиться в апокалиптичный пафос — но лучше последовать примеру победителя фестиваля и не впадать в безнадегу. В программе не было ни откровенных бездарностей, ни дешевой конъюнктуры, ни кино, беззастенчиво заказного (коммерчески или идеологически). Почти во всех фильмах конкурса обнаруживается живое, так или иначе оригинальное зерно сюжета, темы или формы — и подводит большинство не недостаток таланта или ума, а боязнь риска, страх непредсказуемости, которой часто предпочитаются готовые клише, очевидные заранее решения, прописные истины или ничем не подкрепленное позерство. Опять же, есть определенная ирония в том, что оба главных фильма фестиваля прямо говорят о незрелости нашего бытья — почти всем другим пока бы справиться с незрелостью уже авторской. Но ведь незрелое не значит гнилое.