Британская группа Muse выступит 21 июня в московском спорткомплексе «Олимпийский» в ходе тура, посвященного новому альбому Drones. «Лента.ру» поговорила с лидером группы Мэттью Беллами о стадионах, Америке, переделе власти в Евразии, Берлиозе, Рахманинове, демократии и нацизме.
«Лента.ру»: В этом туре вы используете управляемые модели самолетов-истребителей в натуральную величину. На московском концерте тоже будут дроны?
Мэттью Беллами: Да, будут. Вообще этот концерт — первое выступление в Москве с полным продакшеном. Раньше приходилось приспосабливаться к тем условиям: либо технически что-то было невозможно, либо это было очень дорого, либо очень долго готовить. Но в этот раз мы покажем в Москве точно такое же шоу, как, например, в Лондоне, без упущений.
Вы уже бывали в России, и не раз. Случалось ли с вами здесь что-нибудь этакое, особенное?
Да. Когда мы приехали в Россию впервые, мы были очень удивлены количеством наших поклонников. И это сильно отличалось от других мест. Это было лет десять назад, причем мы увидели много совсем юных зрителей, тинейджеров. После концерта пошли погулять, заглянули на Красную площадь, и повсюду за нами ходила толпа из 20-30 фанов. Они общались с нами по-простому — в хорошем смысле слова, и для меня это был полезный опыт. Я чувствовал себя польщенным, что люди в такой далекой и не похожей на Великобританию стране понимают нашу музыку. Россия удивила меня неожиданно внимательным отношением к нашей музыке.
Изменилось ли ваше восприятие мира после этих гастролей?
Да, я думаю, что мои взгляды на политическую ситуацию в мире сильно изменились за это время. Когда живешь в Великобритании, не выезжая за границу, тебе начинает казаться, что проблемы твоей страны — это мировые проблемы, а на самом деле это просто проблемы Великобритании. Когда начинаешь путешествовать, понимаешь, что в других странах происходит много всего. Там другая идеология, другой взгляд на вещи. Конечно, когда ездишь по миру и видишь разные культуры, это меняет тебя.
Что вы думаете о современной ситуации в мире?
Думаю, что Соединенные Штаты сейчас больше заботятся о своих внутренних делах, чем о внешней политике. Это, очевидно, повлечет перемены в Евразии. Последние 20-30 лет в этом регионе было сильно влияние американской политики. Когда Америка начнет снижать свое влияние в мире, думаю, это приведет к переделу власти в Евразии. В Восточной Азии может быть экспансия Китая, в Центральной Азии — России. Западную Европу, возможно, ждет некая реструктуризация. У Евразии было несколько десятилетий мирной жизни, но в будущем эта ситуация может измениться. Возможно, отчасти потому, что люди США меньше заинтересованы в Евразии, чем раньше.
Ваш последний альбом Drones — концептуальный, с четкой структурой. Фактически это некое повествование.
Да, он построен по определенной схеме и в определенном смысле затрагивает вопросы нацизма, но нацизма особого рода. Столкновение человеческого и технологического, уменьшение человеческого участия в войнах, возрастание технологий, сила, которая уже порой не подконтрольна человеку, искусственный интеллект, а также потеря человеческих эмоций, сострадания — вот темы, которые я хотел развить в этом альбоме.
Возникают ли у вас творческие конфликты в группе? Как вы их решаете?
У нас в группе, в общем, демократия. Нас трое, и принимать решения легче — двое против одного. Если бы нас было четверо, все было бы сложнее: если два человека хотят одно, а два — другое, гораздо сложнее договориться. А три — это такое число, которое многое упрощает. Но мы, конечно, все обсуждаем, разговариваем, мнение каждого имеет вес, но решения принимает большинство.
В истории Muse был случай, когда американская компания потребовала переписать некоторые песни, потому что ей не нравилось, как они звучат. Часто ли вы сталкивались с подобным давлением со стороны звукозаписывающих фирм?
Это был единственный подобный случай. Мы независимая группа, и нам обычно не указывали, что делать. Наш выбор — делать то, что нам хочется, иначе для нас нет смысла делать это вообще. Та история была очень важным поворотным моментом в истории нашей группы, потому что сначала мы шли по типичному для британской группы пути. Полагалось, что британские группы должны обязательно добиться успеха в Америке. И тут мы увидели, что для этого требуется изменить нашу музыку. И тогда мы решили забыть об Америке и начали фокусироваться главным образом на Европе. В 2001-2002 годах мы много гастролировали по Европе, потому что нам хотелось играть музыку для тех людей, которые ее действительно ждут. И это сильно нас изменило, мы укрепили свою фан-базу в Европе, наладили тесные связи. Это было очень естественно, потому что мне всегда была близка европейская музыка, нравились группы из Бельгии и Голландии, я очень люблю классическую музыку, особенно русскую — Рахманинова, а также французскую — Берлиоза. Году в 2003-2004 мы все-таки добрались до Америки, и все сложилось хорошо, но тот случай сильно повлиял на нас: мы отказались от традиционной схемы и пошли своим путем.
У Muse репутация мощной концертной группы, и обычно вы играете на больших площадках, на стадионах. Какой была самая маленькая площадка, на которой вам доводилось выступать?
Мы играли в спальнях, когда только начинали. Нам приходилось играть на всяких домашних вечеринках — это бывало в гостиной или — да, прямо в спальне. Человек шесть зрителей. Вот, наверное, наши самые маленькие площадки.
Когда вы только начинали — рассчитывали, что будете играть на стадионах?
В самом начале, когда нам было по 18-20 лет, нам просто хотелось, чтобы музыкой можно было заработать на жизнь. Мы всецело посвящали себя музыке. О размерах площадок как-то не задумывались. А вот чуть позже появился опыт выступлений в клубах среднего размера, человек на 200, а затем и в театральном зале — человек на 1000. И тогда появилась такая мысль, что, может быть, нам удастся добиться и чего-то большего. Но никогда не ожидал, что буду играть на футбольном стадионе. Мы росли в эпоху таких групп, как Nirvana, Rage Against The Machine, и эти группы никогда не играли на стадионах, на огромных аренах. Когда мы видели Nirvana, нам казалось, что театр — самая крупная площадка для такой группы.
Сейчас у вас большой мировой тур. Как вам даются гастроли? Ведь есть те, кому это нравится, и те, кого тяготят разъезды, гостиницы и жизнь вдали от дома.
На самом деле чувствуешь и то, и другое. Не бывает только одной стороны. Обычно в начале тура у нас много энтузиазма, мы рады возможности отправиться в разные места, играть новые песни, много экспериментировать на концертах. Иногда, конечно, устаешь, но мы гастролируем уже много лет и научились держать баланс между семейной жизнью, желанием побыть дома и работой. Мы стараемся не делать долгих вылазок: две, максимум две с половиной недели — и мы возвращаемся домой на десятидневный перерыв. Часто мы берем с собой наших любимых и детей — устраиваем им каникулы. Это очень важно — найти равновесие в этом деле. Это сложно, но должен быть баланс. Таким образом мы можем наслаждаться поездками, путешествиями, перемещениями по миру и при этом не отрываться от дома и от людей, которых мы любим.