После длительного падения российская экономика постепенно начинает стабилизироваться. Другими словами — впадает в стагнацию. Минэкономразвития прогнозирует нулевой рост по итогам 2016 года, а нобелевский лауреат по экономике Кристофер Писсаридес предсказал России судьбу Японии, застрявшую в таком застое на десятилетия.
Удивляет само сравнение России и Японии, поскольку трудно найти две более непохожие страны. Япония — классический вариант развитой индустриальной экономики, где ядром является высокотехнологичное производство, а показатель уровня автоматизации промышленности и сферы услуг — один из лучших в мире. Россия — типичное сырьевое государство со средним достатком.
И тем не менее Кристофер Писсаридес считает, что общие проблемы у стран есть. Правда, оговариваясь, что японский застой начался при намного более высоком уровне развития, выраженном в количественных показателях вроде ВВП на душу населения.
В конце концов, ранее Россию неоднократно попрекали голландской болезнью (упованием на сырьевой экспорт при застое в остальных сферах), хотя и с Нидерландами у нас больше различий, чем сходства.
Как Япония дошла до жизни такой? В 1980-е годы самый главный восточноазиатский «тигр» переживал очередной экономический бум. Средние темпы роста были почти вдвое больше, чем в США и Западной Европе. Дошло до реальных опасений по поводу тотальной финансово-экономической гегемонии Японии в мире — и, пожалуй, эти опасения были даже сильнее, чем в отношении современного Китая.
На рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века в Стране восходящего солнца словно что-то сломалось. Сперва разразился тяжелый финансовый кризис, во многом предвосхитивший глобальный, случившийся двумя десятилетиями позже. После чего наступило то, что экономисты потом назовут «потерянным десятилетием», хотя на самом деле процесс растянулся на два десятка лет и, кажется, не закончился до сих пор. Средние темпы экономического роста не превышали процента в год, кредитование резко сократилось, а государственный долг достиг астрономических масштабов — в два с лишним раза больше ВВП страны.
Что же случилось? В 1980-е годы японская экономика росла в первую очередь за счет пузыря на рынке недвижимости, хотя некоторый подъем наблюдался и в других секторах, в том числе и ориентированных на экспорт. Когда пузырь лопнул (цены на недвижимость в стране падали вплоть до 2007 года), рухнул фондовый рынок (тут максимумы 1990 года недостижимы до сих пор), и банки оказались с огромным объемом плохих активов на руках. У многих из них обязательства превысили активы.
ЦБ Японии снизил ставки до нуля. Дешевой ликвидностью удалось спасти банки, но выяснилось, что их кредиты никому не нужны — как фирмы, так и граждане предпочли выплачивать долги, а не набирать новые. Фактически наблюдались дефляция и сжатие экономической активности.
Экономист Ричард Ку считает, что избежать полноценного повторения американской Великой депрессии удалось благодаря масштабным программам стимулирования экономики, но к возобновлению роста они так и не привели.
Многие аналитики в качестве одной из причин 25-летней стагнации Японии указывают на демографию. Действительно, из-за крайне низкой рождаемости и сверхжестких ограничений на иммиграцию население Японии сократилось и постарело. Частично это подтверждает и то, что по номинальному ВВП на душу населения страна по-прежнему находится на одной из лидирующих позиций в мире, существенно превосходя Германию и Францию и уступая из крупных экономик только Соединенным Штатам.
Однако цены практически на все в Японии намного выше, чем в большинстве других развитых стран. И с учетом паритета покупательной способности, картина выглядит гораздо мрачнее: из стран G7 хуже положение только у Италии, также уже давно пребывающей в глубоком кризисе. Таким образом, падение численности населения может объяснять отсутствие высоких темпов роста, но вряд ли служит сколь-нибудь важным фактором многолетней стагнации.
Точного ответа на вопрос об источнике экономических проблем Японии так и нет, хотя гипотезы высказываются разные: от слишком медленного возникновения технологических стартапов до недостаточной вовлеченности женщин в экономику.
Власти Японии предпринимали множество шагов по оздоровлению ситуации, но в полной мере восстановить докризисный статус-кво так и не смогли. Впрочем, если смотреть на статистику ВВП последних лет, то разница между Японией и другими ведущими развитыми странами нивелируется, особенно если учесть вышеупомянутый демографический фактор. Рост почти по всему миру сейчас анемичный, и японцы выглядят ничем не хуже других.
В целом, если сравнивать с Россией, то общего у японского кризиса с нашим не так уж и много. И там, и там обвалился рынок недвижимости (в РФ недвижимость также дешевеет, особенно в долларовом выражении), но если в Японии это послужило непосредственной причиной кризиса, то у нас — это скорее его побочный эффект. И там, и там наблюдается сильное неформальное вовлечение государства в экономику, но само по себе это еще не объясняет стагнацию. К примеру, похожая на Японию система сложилась и в Южной Корее, но там экономика до сих пор развивается интенсивно.
В остальном же проблемы часто противоположные. Так, Япония долгие годы боролась за снижение курса иены, чтобы обеспечить поддержку экспорта, а Россия, напротив, спасала рубль от слишком резкого ослабления. В России не хватает кредитных ресурсов — в Японии был их избыток, просто корпорации и граждане не хотели брать взаймы. В России ЦБ считает главной задачей борьбу с инфляцией — в Японии инфляцию, напротив, пытаются разогнать всеми возможными средствами, поскольку в их случае дефляция опаснее.
Ключевое различие же состоит как раз в огромной разнице уровня благосостояния. По большому счету, Япония достигла того уровня, когда быстрый экономический рост по сути невозможен: платежеспособный спрос приблизился к некоему пределу. То же самое можно наблюдать и в других богатых странах. Японцы — лишь отклонение от правила, но не исключение.
В свою очередь, более бедные страны демонстрируют высокие темпы роста, просто потому, что им не нужно изобретать велосипед — достаточно импортировать и внедрять существующие технологии. Однако, как показывает практика, им далеко не всегда удается решить эту задачу. И вот тогда возникает та проблема, симптомы которой угадываются в современной России куда больше, чем симптомы голландской или японской болезни. Это так называемая ловушка среднего дохода.
Суть в том, что многие развивающиеся страны, сравнительно легко и быстро выбравшиеся из бедности, достигая определенного уровня ВВП на душу (обычно говорят о 12-15 тысячах долларов), перестают расти и впадают в застой. Нечто подобное произошло, в частности, с Южной Африкой, Аргентиной и Бразилией. Крайне тяжело преодолевается этот барьер в большинстве восточноевропейских стран, даже несмотря на помощь Евросоюза.
Обычно это объясняют недостатком инвестиций, слабой инновационной активностью, препятствующей технологическому росту, ставкой исключительно на экспорт (экспорт природных ресурсов или продукции низкого качества за счет дешевой рабочей силы), слабой диверсификацией промышленности, низким уровнем образования населения, забюрократизированностью экономики. Для современной России этот список подходит намного больше.
В связи с этим, наверное, стоило бы повнимательнее присмотреться к опыту стран, где этой ловушки удалось избежать. Их, кстати, в последние десятилетия было не так много: Южная Корея, Тайвань, Израиль, с определенными оговорками Чехия.
Механически заимствовать их достижения вряд ли получится просто в силу разницы в географическом и геополитическом положении, размерах, менталитете и т. д. России для преуспевания нужен свой собственный, уникальный рецепт. Разные варианты этих рецептов и будут обсуждаться вплоть до 2018 года на заседаниях Экономического совета при президенте.