В Москве на территории бывшего завода имени Лихачева идет масштабное строительство, в котором задействованы 18 архитектурных бюро из России и других стран. В ближайшие годы на ЗИЛе должен вырасти дивный новый мир с современными жилыми домами, музеями и театрами. В рамках Московского урбанистического форума «Лента.ру» встретилась с главой нью-йоркского бюро Asymptote Хани Рашидом, спроектировавшим для ЗИЛа два здания, и поговорила о влиянии архитектуры на людей, строительстве лучшего музея в мире, утопиях и сверхзадачах архитекторов.
«Лента.ру»: В чем особенность работы на таких индустриальных площадках, как ЗИЛ?
Хани Рашид: Меня вдохновила работа на промышленной площадке, где раньше было очень мощное предприятие. Мне было очень интересно сохранить дух места, его уникальность. Мне кажется, иногда архитекторы слишком легко пытаются решить проблему — они просто уничтожают исторический дух города.
Кроме того, на ЗИЛе почти нет никаких ограничений — не считая территориальных ограничений и границ бюджета. Мне не нравится, когда архитекторы говорят, что у них было слишком мало средств, недостаточный бюджет или нужно было вписаться в очень небольшое пространство. Это несправедливо — мне даже нравится, когда есть какие-то ограничения, и я в любой ситуации стараюсь сделать максимум, этого всегда можно добиться.
Для ЗИЛа вы проектируете два здания — башню и московский филиал Эрмитажа. На что вы опирались в работе?
Прежде всего на то, что дал нам русский конструктивизм. Мое поколение и архитекторы, которые были до меня, изучали конструктивизм. Я задал себе вопрос: «Что бы сегодня построил российский архитектор-конструктивист? Если бы он мечтал о новой утопии, что бы он сделал?» И поиск ответа вдохновил меня, дал мне идеи.
Собираетесь на месте завода построить новую утопию?
Новая утопия — это достаточно сложно, но сделать что-то похожее на нее мне кажется интересным. Если людям понравятся наши здания, если они будут заставлять их думать о будущем, вдохновят их — это будет очень здорово.
Мы архитекторы, мы не политики и не девелоперы. Но мы должны сделать свой шаг, чтобы вдохновить политиков и девелоперов. То есть моя работа — немного всех подталкивать и думать, каким интересным может быть будущее у Москвы и России.
Концепция развития ЗИЛа предполагает, что в одном районе люди будут жить, ходить в театры, в музеи, по магазинам. Не станут ли горожане заложниками территории, которую им не нужно будет покидать?
Например, в Нью-Йорке с точки зрения урбанистики есть разные районы. Некоторым нравится жить в центре, но за покупками или в галерею они идут в Сохо, а за хорошими продуктами едут в Бруклин. Я думаю, что когда ЗИЛ будет завершен, он станет еще одной зоной, куда люди будут приезжать, чтобы познакомиться с искусством или пойти в театр, но потом они будут возвращаться в другие районы. А жители района ЗИЛ будут потреблять культуру около дома, но в другие районы они поедут за тем, что там предлагают. Не бывает такого, чтобы в городе было слишком много интересных мест.
Ваш проект московского Эрмитажа совершенно не похож на Зимний дворец, он очень футуристичен. Что должно быть в музее будущего?
Эрмитаж в Петербурге — очень мощное здание. Оно было возведено при Екатерине Второй, и это была совсем другая эпоха. А современная Россия, которую я вижу сегодня, движется вперед, у нее совсем другие устремления и надежды. Это, может быть, звучит немного идеалистично, но я утопист, и мне кажется, что музей должен воплощать мечты России о будущем.
Там должна быть коллекция из Эрмитажа и крыло с современными работами, которые будут приобретаться музеем. И еще одно крыло, которое мы проектировали вместе с петербургским архитектором Дмитрием Озерковым, будет предназначено для экспериментального искусства. В этом пространстве можно будет увидеть классические произведения, потом перейти, например, к импрессионистам, к эпохе конструктивизма, а потом попасть в совершенно новое искусство. Возможно, те художники, которые там будут выставлены, еще не появились.
Сложно было работать над этой концепцией?
У нас есть преимущества: мы стоим на плечах титанов. Мы тщательно изучали музеи современного искусства, галерею Тейт в Лондоне, Пинакотеку в Мюнхене, все новые современные музеи и решили, что в Москве должен быть лучший музей в мире.
Я вырос в Канаде и помню гонку, которая разворачивалась в космосе между Россией и США.Сейчас я счастлив, что эта гонка не продолжается и, надеюсь, не будет продолжаться. Но здоровая конкуренция в сфере культуры — это хорошо. Например, считается, что музей Уитни в Нью-Йорке — лучший в мире. Но я уверен, что московский Эрмитаж будет намного лучше, несмотря на то, что сам я живу в Нью-Йорке.
А новым технологиям найдется место в самом лучшем музее?
Проблема с архитектурой в том, что мы всегда немного позади того, что уже возможно. Например, в автомобильной индустрии такие компании, как «Тесла», уже используют роботов для строительства машин. Я бы тоже хотел использовать роботов для строительства своих зданий, но строительная индустрия запаздывает лет на 20.
Естественно, у нас будет несколько элементов, которые будут выполняться при помощи самых современных технологий. Например, мы будем использовать много сенсоров. В здании будет двойное остекление, которое поможет зимой сохранять тепло, а летом — прохладу. Здесь нет ничего нового, но мы добавим сенсоры, будем мониторить данные и сможем менять среду в каждом помещении, а для произведений искусства среда очень важна, как и для человека.
Мы будем использовать новые технологии освещения, в здании будет такой свет, который полезен, при котором вы будете выглядеть и чувствовать себя лучше. В Москве довольно суровые зимы, серое небо, поэтому еще одной нашей целью было создать здание, в котором люди будут чувствовать себя счастливыми и здоровыми. Внутри здания мы можем создать искусственное солнечное освещение. Например, внизу будет кафе, куда придет человек в состоянии легкой депрессии, ему будет грустно, но после того, как он выпьет пару чашечек эспрессо, благодаря качеству света и воздуха он почувствует себя совершенно иначе. Но он даже не осознает этого, и никто не будет знать, что это архитектор построил здание таким образом. Все будут думать, что это эспрессо хороший.
А как архитектура влияет на человека?
Архитектура очень серьезно влияет на психологию человека, на то, как он себя воспринимает. Как было сказано в одной книге, посвященной итальянскому Ренессансу, «красивый город создает красивых людей». Но за последние 70-80 лет мы забыли об этом. Это было временем постоянной экономии, создания массового жилья. И я думаю, нам нужно вспомнить, что когда мы строим здание, даже небольшое, оно серьезно влияет на горожан.
Сейчас, когда я шел по Москве через парк с фонтанами, светило солнце, там были улыбающиеся люди, хорошенькие девушки, и все выглядело как праздник общественного пространства. Москва в этом отношении прекрасный город. Если бы тут были узкие улочки, где люди продавали башмаки и платья, и все было бы заполнено машинами, вряд ли люди улыбались бы и было бы не такое количество привлекательных девушек. Очень хорошо, когда город делает людей счастливыми. Архитектура стоит за всем этим, мы создаем фон для жизни.
Я своим заказчикам говорю, что разрабатываю проект для них, но на самом деле я делаю это для горожан. Например, мы построили роскошный отель в Абу-Даби для проведения «Формулы-1». Я знал, что нужно создать привлекательное здание, куда людям хотелось бы прийти. И теперь я постоянно вижу его на телевидении и в рекламе, люди им гордятся — и мне это очень приятно.