Мир
00:12, 3 июля 2016

Крах союза Что общего у Brexit и распада СССР

Александр Лукин (д.и.н., руководитель департамента международных отношений НИУ «Высшая школа экономики», директор Центра исследований Восточной Азии и ШОС МГИМО (У) МИД России)
Граффити в Бристоле с изображением Дональда Трампа, целующего Бориса Джонсона
Фото: Matt Cardy / Getty Images

Выход Соединенного Королевства из Евросоюза, за что большинство британцев проголосовали на референдуме, стал настоящей сенсацией. Эксперты рассуждают об особом отношении Британии к Европе, восстании народа против элит и влиянии миграционного кризиса. Но мало кто обращает внимание на другое: распад Евросоюза во многом сходен с крахом СССР. Дело в том, что и то, и другое геополитическое образование основывалось на идеологии. И к краху их привело коренное расхождение между провозглашавшимися идеологическими целями и реальностью. Именно это и вызвало восстание масс, неидеологизированных слоев населения, которые, как только им предоставили возможность высказать собственное мнение, потребовали от властей выполнить свои обещания или уйти.

Советская идеология обещала равенство, справедливость, более высокий уровень экономического развития и жизни по сравнению с «миром капитализма». В действительности граждане СССР получили дефицит товаров, несправедливое распределение, власть привилегированного класса номенклатуры, уровень развития и жизненные стандарты, значительно уступавшие западным. Характерно, что недовольство возникло поначалу среди представителей «верующей», идеологизированной элиты, всерьез относившихся к обещаниям. Движение за «истинный ленинизм» означало призыв вернуться к идеалу, к выполнению тех обещаний и достижению тех целей, которые провозглашала идеология. Приход к власти Михаила Горбачева, начавшего именно с «восстановления ленинских идеалов», означал заведомый крах. Последний советский лидер считал, что построению утопического социалистического общества мешает бюрократия, а народ спит и видит, как бы осуществить идеал на деле. И он обратился к народу за поддержкой против бюрократии, уверенный, что народ его поддержит. Но народ, впервые за долгие годы получив возможность высказывать свое мнение на относительно свободных выборах, голосовал за противников Горбачева — частично за прозападных «демократов», обещавших лучшее будущее в случае слияния с «цивилизованным миром», частично за правых националистов. Идеология «власти народа» вступила в противоречие с чаяниями реального народа. В результате проводник курса на демократизацию потерял власть. То, что народ все равно не получил желаемого, — это уже другой вопрос.

Европейское общество в последние годы также становилось все более идеологизированным. Идеология «демократизма» обещала европейцам высочайший уровень благосостояния и свободы для всех, мир без границ, войн и конфликтов, справедливость и равенство в правах, демократию, то есть решающую роль народа в принятии политических решений. Однако в реальности граждане ЕС увидели огромный разрыв в доходах между кучкой богатейших предпринимателей и международной бюрократии с беднейшими слоями общества, наплыв мигрантов, занимающих рабочие места коренных жителей, войны во имя демократии вместо мира, решение основных политических вопросов никем не избираемыми брюссельскими чиновниками вместо народовластия. В результате расслоения сокращается основа послевоенного политического консенсуса — средний класс (а с ним и поддержка существующих режимов и их политики), который, согласно официальной теории, должен был расти и составлять базу «демократии». На смену традиционным ценностям пришли гей-парады, однополые браки, расцвет наркомании и проституции во имя свободы и тому подобное. Кроме того, налогоплательщикам наиболее развитых европейских стран приходилось платить за то, чтобы прелести «демократизма» ощутило на себе все большее и большее количество братьев-европейцев из сравнительно отсталых стран Восточной Европы, недавно сбросивших коммунистическое иго. Точно так же граждане СССР платили за счастье жить при коммунизме и за «социалистическую ориентацию» многочисленных стран третьего мира. И это ни тем, ни другим не нравилось.

Недаром именно в Британии элита выступала за максимальное расширение Евросоюза, даже за прием в него Турции. Но эта элита забыла, что в стране живут не только университетские доны, банкиры лондонского Сити, все более идеологизированная молодежь, интернационализированные жители крупных городов, но и граждане зрелого возраста, рабочие, фермеры, рыбаки и продавцы магазинов, завсегдатаи небольших пабов и футбольные фанаты, даже язык которых, мягко говоря, сильно отличается от элитарного. Эти люди всегда были недовольны Брюсселем по вполне прагматическим причинам: они не желали платить часть своей и без того небольшой зарплаты за идеологические цели, за свободу и счастье жителей Восточной Европы и Северной Африки, отдавать им рабочие места. Они хотели иметь право голоса при решении проблем своей страны, но этого голоса им никогда ранее не давали. Британская «демократическая» избирательная система устроена так хитро, что по некоторым вопросам у людей нет выбора: все решает элита. Референдумы там проводят крайне редко, за всю историю их было всего три. Суверенной властью обладает парламент, а туда выбирают по мажоритарной системе в основном представителей трех партий, чьи лидеры занимают позицию в диапазоне от проевропейской до резко проевропейской. Небольшие партии евроскептиков в этой системе фактически лишены шансов.

И вот британский Горбачев, консервативный премьер Дэвид Кэмерон совершает ошибку своего советского предшественника. Кэмерон — представитель нового, идеологизированного поколения политиков, искренне верящих в демократическую религию. Это не прожженный прагматик Уинстон Черчилль, ответивший на критику своего союза с СССР так: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о сатане в палате общин». Желая продлить срок пребывания у власти, Кэмерон обращается к народу, считая, что если британцам дать право проголосовать на референдуме, они поддержат его, как ему кажется, вполне разумную политику компромисса между интересами Лондона и европейским демократизмом — остаться в ЕС, выторговав максимально выгодные условия. Однако оказалось, что, как и Горбачев, он не понимает собственных сограждан, которым надоело все, связанное с объединенной Европой, надоели политики всех партий, обещающие демократический рай на земле, а на деле ведущие к бедности и национальному унижению. И народ проголосовал против. Правда, после выхода Великобритании из ЕС, подданные Ее Величества, вероятно, не получат то, чего хотели, а Соединенное Королевство, вместо того, чтобы превратиться в гордую независимую державу, скорее всего, распадется, как СССР. Но это уже другая история.

Ясно, что подобное недовольство населения существует и в других наиболее развитых странах Европы. Дадут ли народу высказать свое мнение или спохватившееся элиты примут меры — сказать сложно. Но вряд ли там смогут отказаться от культа демократии, а значит, идеологические идеалы элит будут постоянно входить в противоречие с реальными чаяниями населения, как только ему позволят высказаться. Повсюду избиратели требуют перемен, но как и правительство Горбачева, идеологизированная брюссельская бюрократия поворачивается медленно и если и проводит реформы, то лишь поверхностные и слишком поздно.

Это противоречие уже ведет к усилению партий (и правых, и левых), позиционирующих себя как антагонистов сложившейся элиты. Все они в той или иной степени являются евроскептическими, а это обещает ЕС очень трудную жизнь и реальную перспективу дальнейшего распада. В любом случае, в ближайшие годы элиты ведущих европейских государств изменятся. Где-то внесистемные партии придут к власти, а где-то наиболее прагматичные деятели традиционных партий перейдут к евроскептицизму, как это сделал своеобразный британский Борис Ельцин — один из лидеров консерваторов Борис Джонсон, который вполне может получить премьерский пост. Аналогичные процессы происходят и в США, где эту антиидеологическую тенденцию представляет Дональд Трамп, сумевший подчинить себе одну из ведущих системных партий.

Но не стоит сбрасывать со счетов и усилия идеологизированных элит Запада. Они будут бороться за свою власть и под демократическими лозунгами принимать меры, ограничивающие реальную демократию. Например, в Британии уже раздаются голоса о том, что референдум имеет лишь рекомендательное значение, а суверенный парламент может и не принять во внимание итоги голосования. Так уже было и с референдумом в Голландии, отвергшим ассоциацию с Украиной. Так или иначе, ЕС в ближайшем будущем будет занят решением собственных проблем и бороться за самосохранение.

Сегодня, анализируя итог британского референдума, идеологи «демократизма», как, например, небезызвестный Майкл Макфол, пытаются объяснить его кознями врагов: Путина, «Исламского государства» и прочих. Это весьма напоминает поведение идеологов КПСС, типа Михаила Суслова, в любых собственных злоключениях винивших не «единственно верное учение», а козни ЦРУ. Политика Москвы, направленная на защиту российских интересов, и российская критика противоречий «демократизма» и реальности, двойных стандартов Запада действительно вызывает определенное одобрение в мире, в том числе среди антиглобалистских кругов на Западе. С этим, в частности, связана удивительная популярность в самых разных странах программ RT, представляющих пусть и не вполне объективную, но альтернативную точку зрения. Однако это не результаты подрывной деятельности, а следствие естественного стремления жителей Европы и США вырваться из пут официальной идеологии, слабо соотносящейся с реальностью.

Конечно, если считать всех, кто отвергает утопические цели «демократизма», в том числе собственных рабочих и фермеров, агентами Кремля, то в этих объяснениях можно найти логику. Но это тяжелая форма шизофрении, характерная для любых идеологов, встречающихся с реальной жизнью. И всем руководителям, в том числе и российским, надо помнить о последствиях этой болезни.

< Назад в рубрику