Несколько лет назад Карену Шахназарову предложили экранизировать «Анну Каренину» для телевидения. Делать одну из традиционных постановок режиссеру не захотелось, и он решил раскрыть роман под иным углом, перенеся основной акцент на персонаж Вронского. Сценарий Шахназаров написал вместе с молодым соавтором Алексеем Бузиным. На главные роли утверждены Елизавета Боярская (Анна Каренина), Максим Матвеев (Вронский), Виталий Кищенко (Каренин), Виктория Исакова (Долли), Иван Колесников (Стива Облонский).
Это совместный проект телеканала «Россия» и киноконцерна «Мосфильм», причем как полнометражная версия картины, так и многосерийный телевизионный фильм снимались без государственной финансовой поддержки. На минувшей неделе завершился съемочный период, который длился семь месяцев. Обозреватель «Ленты.ру» Наталья Осс встретилась с Кареном Шахназаровым и расспросила его о том, как он снимал свою версию толстовского романа, почему Голливуд определяет влияние США в мире и нужен ли России свой кинематограф.
«Лента.ру»: Почему классика оказалась для вас интереснее современного материала?
Шахназаров: Я никогда не скрывал, что меня уговорили. Антон Златопольский предложил сделать сериал «Анна Каренина». Я колебался. Мой довод был — много уже «Анн Карениных». Но он меня заставил подумать над идеей. Пришла мысль о форме, которая была бы мне интересна, канал с ней согласился — и с тем, что будет еще и отдельный фильм. Тогда я уже в это дело втянулся. У меня пятнадцать картин, но я никогда не снимал кино именно о любви. Если уж ты хочешь это делать, то лучше «Карениной» не придумать. Этот роман — вершина, ничего лучше не было написано на данную тему, и никогда уже не будет написано. Взаимоотношения мужчины и женщины — главное, суть существования человечества вообще. И я решил: раз дается мне, надо браться. Хотя проект большой, сложный чисто физически.
Столкнулись ли вы со сложностями, работая с молодыми актерами?
Я очень доволен молодыми, они хорошо работают, играют очень современно. Мне это нравится. Может быть, тут моя идея была правильной — возраст актеров должен совпадать с возрастом героев романа.
Вы — генеральный директор «Мосфильма». Как киноконцерн работает сейчас?
Как капиталистическая кинофабрика. Нас обвиняют все время: вот, «Мосфильм» мало снимает кино. Ну, слушайте, система изменилась! В СССР государство давало деньги студиям. Сейчас государство работает через продюсеров. У «Мосфильма» неплохая финансовая ситуация, но недостаточно средств, чтобы инвестировать в кино самим. Чтобы развернуть настоящий холдинг, который бы инвестировал в кино, нам нужно в десять раз больше средств. Иначе это очень рискованный бизнес. Мы участвуем во многих картинах, вкладываем свои мощности, какие-то ленты сами делаем — иногда до десяти в год — но сделать это таким потоком, как в советское время, когда киностудия 40 картин выпускала, мы просто не можем. Поэтому я на все упреки отвечаю: ребята, тогда измените систему! Верните СССР, верните советское Госкино, верните тогда уж отдел культуры ЦК КПСС.
Система госфинансирования в кино, когда государство — основной инвестор, вас устраивает? Адекватна ли она задачам современного российского кинематографа?
Я много раз говорил, что у нас должен быть один центр кино. Сейчас у нас два центра управления. Финансирование идет и из Министерства культуры, и из Кинофонда. Советский Союз проходил все это — сливали с Минкультом, разливали, потом все-таки пришли к выводу: кино — слишком отдельная и важная отрасль, и управлять ею должна автономная организация. В советской системе кино были, конечно, глупости, но она была более эффективной. Госкино СССР — это уровень министерства. Не важно, как вы это назовете — Госкинофонд, Госкино, — но должен быть единый центр, который занимается финансовой поддержкой кино и решает проблемы, начиная от проката и заканчивая технологией. Парадокс состоит в том, что советское кино во внерыночной экономике было рентабельным, а современное российское кино нерентабельно. Это неправильно.
Насколько российское кино конкурентоспособно и соответствует мировым тенденциям?
В советский период технологическая база была своя, что неплохо. Но очень бедная. Качество камер, звук, пленка — все было хуже. В восьмидесятые годы отставание сильно чувствовалось. Этот разрыв преодолен. В России сегодня можно делать кино, используя самые современные технологии.
Например, такие фильмы, как «Аватар»?
Нет. Хотя у нас техника не хуже, нет такого количества специалистов, как в Америке. Ведь специалисты растут, когда у них есть задача. Наше кино таких задач не ставит.
В Америке кино — одна из главных отраслей экономики.
Может быть, самая важная отрасль. Там финансовые обороты такого масштаба, с которыми смешно себя сравнивать. Посмотрите ТВ — дикое количество американских фильмов. Думаю, никто не знает толком, сколько их производят. Это сумасшедшая индустрия по своим объемам. Мы даже не говорим о таких пикантных частях американской киноиндустрии, как порнобизнес — в Лос-Анджелесе производится чуть ли не вся порнуха мира. Это все равно часть индустрии, не близкой мне, но все равно — гигантский бизнес, со своими звездами, огромными финансовыми объемами, с огромными пятиэтажными магазинами, забитыми порнофильмами. Я снимал в Голливуде «Американскую дочь». Разница между нами и Голливудом в том, что у нас три хороших пиротехника, у них — десять тысяч.
Советское кино было значительной частью мирового, а российское ориентировано только на наших зрителей?
Причем на довольно небольшой сегмент российских зрителей. Прямо скажем, основная масса потребляет иностранное кино. Вот российские сериалы смотрят. Можно к ним по-разному относиться — есть весьма приличные, очень много плохих. Но российские сериалы сегодня, если хотите, выполняют функцию национального кинематографа. Их смотрят десятки миллионов россиян. Они считают, что это какая-то форма кино. Да так оно и есть. Актеров знают по сериалам. А кино российское зрители не смотрят и не знают.
Можно ли вернуть зрителей в кинотеатры?
Так они туда ходят. На американском кино весь зал полон. И на российские фильмы бы ходили, если бы появился поток картин. Люди всегда хотят смотреть свое кино. Но 80 фильмов в год не могут удовлетворить зрительский интерес. Российское кино очень слабое, потому 80 картин — это очень мало для такой страны. Конечно, наше кино не может претендовать ни на какую особую нишу в мировом кино. И не занимает. Оно неизвестно нигде.
Россия способна достичь прежнего успеха в кино? Или хотя бы приблизиться к нему?
Советский Союз во многих областях за очень короткий срок достигал фантастических результатов, целые отрасли создавал. В том числе создал с нуля киноотрасль, которая стала частью мировой. Она не была мощнее американской в советское время, но все же вызывала уважение в мире, в Европе и Азии была известна. Сейчас мы начинаем фактически с нуля. Слушайте, мы только что отошли от шока! Если бы вы приехали в 1994 году на «Мосфильм», то застали бы страшное зрелище. Действительно, как будто после войны. Разрушенные пустые коридоры, все было в чудовищном состоянии. Многие навсегда ушли из кино, кто-то погиб. Это была большая драма. Я говорю: вот 80 картин — это мало, но с другой стороны, то, что это существует, уже хорошо, то, что мы живы, воссоздали многое, движемся.
И можем восстановить утраченное положение в кино?
Я оптимистично смотрю в будущее. И, кстати, считаю, что с санкциями нам Бог помогает. Мы бы сами не выскочили из этого. Хоть мозги они нам вправили. Многие, и я в том числе, говорили в начале нулевых высоким руководителям: посмотрите, мы ничего не производим. Но позиция была такая: ничего, купим. Вот выясняется, что все-таки надо свое производить.
Сегодня глупо ставить себе целью перешибить американскую киноотрасль. Не в этом состоит задача. Задача — создать свой достаточно сильный национальный кинематограф.
Что поможет — объединение кинематографистов, административная воля?
Кинематографисты не могут решить вопрос, нигде в мире такого нет. Думаю, политическая воля. У государства сегодня нет понимания, что кино нужно. В СССР кино было частью идеологии, им занимались. Может быть, это глупый пример, но характеризует: все члены Политбюро, включая генсека, на дачах всегда смотрели советское кино. Первые копии всех картин всегда с «Мосфильма» возили на дачи, еще до премьер. Я сильно сомневаюсь, что сейчас наша политическая элита смотрит российское кино, понимаете? Кино формирует человека. Особенно в наше время, когда люди практически ничего не читают. Поговорите с любым молодым человеком — он книг не знает, но знает фильмы. И как правило, это американские фильмы.
Это и есть американская мягкая сила.
Конечно. Через кино американцы оказывают огромное влияние на формирование той среды, в которой они действуют как политическая сила.
Думаете, Обама, Маккейн и Керри смотрят свое кино?
Думаю, да. Американцы вообще очень любят кино. Они создали само понятие киноиндустрии. И они к этому относятся как к своему национальному достоянию. Кинематограф — один из столпов, на котором стоит Америка. До сих пор старая российская культура остается одним из основных источников нашей мягкой силы — Толстой, Достоевский. К сожалению, современное российское кино и культура такого влияния уже не оказывают. У меня есть ощущение, что наше государство недопонимает важности кинематографа как мягкой силы.
Если бы вы сейчас были молодым кинематографистом, вы бы добились успеха?
Сомневаюсь. Таких возможностей, какие были в СССР, у нас сейчас нет. Мы были сверхдержава. Наши фильмы выходили одновременно в Москве, Варшаве, Берлине. Аудитория — больше миллиарда человек, это подспудно в нас сидело. Сейчас молодой режиссер делает картину за скромные средства, попадет на фестиваль — уже хорошо. Это совсем другое внутреннее ощущение. Поэтому молодых режиссеров никто и не знает. В СССР режиссер был звезда. Я не уверен, что пошел бы в кино в наше время. Да, я люблю свою работу, но никогда не считал, что кино — единственное, чем можно заниматься. Кино хорошо, если есть возможность реализоваться в нем, но если нет такой возможности, оно ужасно.
Как любая творческая профессия.
Не любая. Ты можешь сидеть и писать книги — хоть иллюзии сохраняются, что признание придет после смерти. Кино этого не дает: если ты не снимаешь кино, то его нет и у тебя никаких шансов нет. Очень жестокая профессия. Либо — либо.