80 лет назад, ночью 17-18 июля 1936 года началась кровавая гражданская война в Испании. «Но пасаран!», Герника, интербригады, Пассионария, легион «Кондор», советские военспецы — яркие моменты конфликта достаточно хорошо известны. Но мало кто помнит, что решающую роль в победах Франко сыграли мусульмане — марокканские части испанской армии, упорно проводившие джихад против безбожной республиканской власти. Чего они добивались? Насколько оправданной была их репутация убийц и насильников? Почему республиканцы не смогли перетянуть их на свою сторону? «Лента.ру» рассказывает об «исламском следе» той гражданской войны.
Начался конфликт с путча генералов против республики, к власти в которой после выборов 1936 года пришли левые силы. Первые два дня мятежа показали, что ультраправым генералам и их союзникам не удалось закрепиться в крупных городах Испании — республиканцы удержали более 70 процентов территории страны. Ситуацию спас только захват Севильи: на итальянских и немецких самолетах Франко смог перебросить на континент Африканскую армию, создав себе плацдарм на полуострове. Именно «туземные» подразделения, укомплектованные в испанской части Марокко, стали ударными частями фашистов — они отбили у республики Толедо и Овьедо, они шли в авангарде изначально победоносного похода на Мадрид.
Конечно, мусульманские подразделения сражались не только в испанской армии (можно вспомнить, например, французских зуавов). Но только испанцы использовали мусульман-иностранцев в сражениях со своими соотечественниками. Ирония истории заключалась еще и в том, что националисты считали свой мятеж «крестовым походом» против коммунизма, но воевали за них потомки изгнанных из Испании во время настоящих крестовых походов (Реконкисты) мавров.
Регуларес (Fuerzas Regulares Indígenas — регулярные туземные силы) были набраны среди мусульман испанской части северного Марокко. Они отличились в сражениях с берберскими племенами в ходе Рифской войны (в 1920-х). Офицерский состав комплектовался из испанцев.
Пять полков регуларес (около 13 тысяч человек) перебросили из Африки в ходе первой военно-десантной операции такого масштаба в истории. Этим военные инновации «мавров» не исчерпываются: их движение на Мадрид в колоннах на грузовиках стало предтечей блицкрига (моторизированной переброски атакующей пехоты). Наконец, марокканцы одними из первых применили «коктейль Молотова» — против мощных советских танков Т-26, поступивших на вооружение республиканцев.
Статистика подтверждает высокие боевые качества мусульманских частей (как в начале войны, так и в более поздний период, когда их распределили по новым дивизиям все более боеспособной армии испанских призывников — для поднятия морального духа и передачи опыта). Например, из 85 частей, награжденных «Военной медалью» (за храбрость) в 1936-1939 годах, 35 (40 процентов) были укомплектованы маврами — хотя последние составляли всего десять процентов общей численности армии.
Количество убитых и раненых среди мусульманских частей было выше, чем среди других подразделений. Итальянские легионеры потеряли примерно пять процентов бойцов, фалангисты — около десяти, а мавры — от 15 до 27, по разным подсчетам. Больше пострадали только интербригадовцы: число убитых и раненых в их частях доходило до 33 процентов.
О причинах высокой смертности среди мусульман дает представление рассказ американского журналиста Джона Уитакера, присутствовавшего при боях за пригороды Мадрида. «Взвод из 50 мавров окружает здание, подавляет огонь защитников с первого этажа и врывается внутрь. Второй этаж они зачищают с помощью пистолетов-пулеметов и ручных гранат. Мавры спокойны, немногословны, профессиональны. Этаж за этажом они зачищают здание. Есть только одна проблема — когда работа закончена, в живых из мавров никого не остается».
Впрочем, главным оружием мусульман считалась их устрашающая репутация садистов, убийц и насильников. Традиционный испанский образ мавра (жестокого разбойника, разоряющего христианские княжества) только усиливал страх перед ними. В битве при Хараме (1937) марокканцы вырезали роту французских интербригадовцев. Пошли слухи, что их еще и кастрировали, однако при осмотре трупов никаких следов надругательства не обнаружили. Изнасилования тоже известны главным образом по леденящим душу анекдотам, и исследователи конца ХХ века не смогли выяснить, насколько частыми на самом деле были такие происшествия.
На поле боя противника устрашал другой образ регуларес — хитрых и жестоких воинов. Например, в битве за Хараму они якобы вырезали несколько десятков часовых по одному, а целую роту британцев захватили в плен, запев «Интернационал» у ее окопа. Однако даже при минимуме критичности сложно предположить, что неграмотные кочевники-мусульмане, даже по-испански говорившие с трудом, могли убедительно пропеть «Интернационал» — скорее всего, такими историями республиканские войска прикрывали собственное ротозейство.
Что не вызывает сомнений (в отличие от подвигов с ножами) — так это высокий боевой дух мусульман. Несмотря на огромные потери, дезертиров среди регуларес было меньше, чем в других частях армии мятежников. Этому способствовала комплектация частей по системе десяток (ашра). В каждое отделение записывали членов только одной племенной группы, что предотвращало конфликты и облегчало коммуникацию (не говоря о сплоченности и желании мстить за погибших соплеменников).
Еще более важную роль в укреплении дисциплины играли офицеры-испанцы. Далеко не все командиры могли адекватно выполнять свои обязанности в мусульманской части — от них требовалась не только личная храбрость и готовность погибнуть в бою, но и умение находить общий язык с подчиненными. Поэтому лучше всего мавры сражались под началом офицеров, с которыми они «сработались» еще в колониальных операциях 1920-х годов, и жаловались на незнакомых им командиров.
Однако важнейшей особенностью — и проблемой! — регуларес была их мусульманская религия. Франко и его генералы были готовы на все, чтобы не оскорбить чувства верующих марокканцев. Так, однажды Франко осматривал военный госпиталь, в одной из палат которого разместили раненых мавров — и распорядился убрать со стен палаты распятия. В 1938 году власти Тетуана в ультимативной форме потребовали выдавать мусульманским солдатам особую бумагу для писем домой, так как обычная была украшена христианской символикой, и родственники солдат могли заподозрить, что их обращают в католицизм.
Эти меры особенно пикантно смотрятся в свете того, что мятежные военные исповедовали идеологию клерикального фашизма (fascismo frailuno — монахофашизма, по выражению одного испанского социолога). Даже намека на католическую пропаганду в одном из писем было достаточно, чтобы вызвать бурю недовольства в МВД. Священнослужителей скоро перестали пускать в мусульманские палаты военных госпиталей, а в 1938 году сам Франко официально запретил обращать мавров в христианство — так как это могло повредить особой мавританской психике!
После такого уже не удивляют отдельные участки на кладбищах и прописанные в штате каждого госпиталя должности имама, мударриса (учителя и юрисконсульта), катиба (писца, ответственного за переписку неграмотных с родными) и мунадифа (для обмывания трупов). Флот выделил отдельный корабль и военное судно сопровождения для хаджа (паломничества в Мекку).
Франкистская пропаганда изображала республику «безбожной», нацеленной на разрушение любой религии — не только католичества, но и ислама. Нельзя сказать, чтобы это было ложью: в ходе идущих в Арагоне и Каталонии социальных революций рабочие и крестьяне активно сражались с церковью, обладавшей в Испании огромной властью и богатством. Даже в России в гражданскую войну не было столько случаев «адресного» насилия против церкви (сожженных храмов, зарезанных священников, изнасилованных монахинь).
Неизвестно, насколько близко к сердцу марокканцы принимали лозунги «войны за веру». В интервью с ветеранами, которые ученые провели уже в 2000-е годы, выяснилось, что в бой они шли с криками «Аллах акбар!» и были уверены, что осуществляют священный для мусульманина джихад. Однако, подчеркивают марокканские историки, даже если солдаты были не особо верующими и скептически воспринимали фашистский проект Франко, они не могли не замечать, что политическая обстановка в испанской части Марокко была более либеральной, чем в самой Испании.
Не меньшую роль в верности и стойкости регуларес сыграли ошибки республиканцев — они относились к маврам откровенно расистски и ксенофобски и даже не пытались переманить их на свою сторону. Более того, солдаты республики в принципе отказывались принимать пленных марокканцев, ожидая какой-нибудь подлости. Ясно, что принцип «пленных не брать» не добавлял мусульманам симпатии к противнику.
Даже к сражавшимся в интербригадах арабам (главным образом коммунистам из Туниса, Сирии и Палестины) испанцы относились с презрением и подозрением. Ситуация немного изменилась лишь благодаря иностранным коммунистам. В 1936 году Коминтерн делегировал Наджати Сидки — палестинского подпольщика (учился в Москве и Ташкенте, был знаком со Сталиным, Зиновьевым и Бухариным) — для сочинения листовок на арабском и другой пропаганды среди мавров. С мегафоном в руке он призывал мусульман Франко переходить на сторону республики. Но все эти робкие попытки были обречены из-за непрекращающихся расстрелов пленных марокканцев. Более того, сама Пассионария (лидер коммунистов Долорес Ибаррури) выступила против любых союзов с «ордами мавров, гадкими дикарями, насилующими наших жен и дочерей». Сидки от такого отношения впал в депрессию и уехал из Испании уже в конце 1936 года.
Доблесть, стойкость и военные успехи регуларес интересны не только с точки зрения военной истории. Их роль в гражданской войне демонстрирует реальную опасность ксенофобии. Франко и его генералы, при всей «реакционности» их идеологии, оказались очень гибкими и прогрессивными в своем отношении к маврам. Выражая уважение к правам меньшинств и чужой культуре, они действовали фактически по стандартам западных армий ХХI века, тогда как революционные республиканцы, при декларируемом желании спасти угнетенных всего мира, остались в плену расистских предрассудков.