Библиотека
00:09, 14 августа 2016

Излишний оптимизм Книга экономиста Стивена Кинга «Когда заканчиваются деньги»

Фото: AP

В последние шестьдесят лет Запад переживал непрерывный экономический подъем. Но этот взрывной рост может вскоре закончиться, ведь если смотреть с исторической точки зрения, то он представляет собой настоящую аномалию. В своей книге экономист Стивен Кинг предупреждает о том, что человеческая цивилизация сама дала себе обещания, которые можно выполнить, только если эпоха процветания продолжится.

С разрешения издательства Института Гайдара «Лента.ру» публикует отрывок из книги Стивена Кинга «Когда заканчиваются деньги: Конец западного изобилия»

Одно из моих первых детских впечатлений — я просыпаюсь в поразительно ранний утренний час и вижу, как Нил Армстронг (ныне покойный) выходит из Eagle, лунного модуля «Аполлона 11» и произносит свою небольшую речь, ныне ставшую знаменитой, о «маленьком шаге для человека». В последующие годы я вместе с миллионами других мальчишек страстно увлекся космическими путешествиями. Я читал статьи и книги, в которых предсказывалось — я бы сказал, с изрядной уверенностью, — что вскоре будут основаны колонии на Луне, а на Марс люди отправятся еще до конца XX столетия. Я надеялся стать следующим капитаном Кирком.

Как выяснилось, все это были пустые надежды, скорее научные фантазии, а не научная фантастика. Человечество впоследствии достигло крайних рубежей Солнечной системы и даже вышло за ее пределы, но, разумеется, сам человек так и не попал никуда дальше нашего ближайшего небесного соседа. Миссии «Аполлон» были свернуты в результате финансово-экономических потрясений середины 1970-х годов. Потом у нас были «Шаттлы» и «Союзы», «Международная космическая станция» и космический телескоп Hubble, однако ничто из этого не захватывало воображение так, как первые высадки на Луне. Но даже и эти исключительные события постепенно стираются из нашей коллективной памяти: молодежь больше знает о Баззе Лайтере, чем о Баззе Олдрине. Кстати говоря, следующим человеком на Луне станет, если Пекин не отступится от этой идеи, китаец, а не американец.

Однако ощущения, которые привели к моему излишне оптимистическому ожиданию космических путешествий, во многих других отношениях оказались верными. В 1969 году, когда ботинок Нила Армстронга впервые коснулся пыльной лунной поверхности, телевизор моих родителей представлял собой небольшое устройство с черно-белым экраном, стоявшее в углу комнаты. На нем работало всего два канала (BBC1 и ITV; на самых новых телевизорах был еще BBC2, однако наша семья не могла себе позволить новый аппарат). Наш телевизор работал по электронно-ламповой технологии, поэтому ему требовалось примерно пять минут, чтобы разогреться, причем лампы часто сгорали, так что нередко мы сидели без телевидения. Изображение было в лучшем случае зернистым. Переключить каналы или изменить громкость звука можно было только вручную, а не с помощью пульта дистанционного управления.

Сегодня мы можем выбирать сотни каналов. Мы смотрим различные программы по телевидению, на компьютерах, iPad и множестве иных устройств. Благодаря технологии высокого разрешения изображение стало кристально четким, а благодаря 3D картинки кажутся едва ли не живыми. Звук поражает (иногда даже слишком: телезрители сегодня, сидя у себя дома, могут услышать песни, которые поют на футбольных матчах). Мы можем записывать программы, чтобы посмотреть их позже, без рекламных вставок. Также мы можем загружать программы из интернета благодаря iPlayer и другим аналогичным системам. Возможности наблюдать окружающий нас мир и совершать хорошие или дурные поступки, руководствуясь этими наблюдениями, воистину удивительны.

Возможно, мы не продвинулись дальше Луны, но здесь, на Земле, по крайней мере в западном индустриальном мире, прогресс записан на подкорке нашей коллективной психики. Мы привыкли ожидать постоянного технологического развития. Соответственно, мы надеемся, что будем постоянно богатеть. Возможно, мы не стремимся во что бы то ни стало отправить человека на Луну или послать на Марс корабль с людьми на борту, однако мы все же верим в то, что технологический прогресс гарантирует определенный темп экономического роста, который будет постоянно и по большей части предсказуемо улучшать наше положение.

Эти убеждения восходят к эпохе Просвещения XVIII века. В этот период поросль идей, которые впоследствии составили основное течение западной мысли (среди них — постоянство научного прогресса, преимущества чистого разума, права человека), позволила сформулировать базовую идею неизбежного прогресса человечества.

Однако даже мыслители эпохи Просвещения наверняка были бы поражены прогрессом Запада во второй половине ХХ века, когда уровень жизни в Западной Европе вырос в четыре раза, а в США — в три. Развитие науки в XVIII и XIX веках было, бесспорно, весьма заметным, однако только во второй половине XX века технологический прогресс отобразился в удивительном приросте уровня жизни. И дело было не только в деньгах. Выросла ожидаемая продолжительность жизни, были искоренены болезни, повысилось качество жизни.

Однако, хотя технологический прогресс был значительным, он не являлся единственным фактором, толкавшим вперед западные экономики. После пятидесяти лет периодических конфликтов мир, установленный в 1945 году, позволил воссоздать трансграничные деловые отношения, которые были попраны военным сапогом. В результате развития мировой торговли и международных финансовых отношений, поддерживаемых новыми международными институтами, протекционизм и изоляционизм межвоенных лет стали полустершимися воспоминаниями: в промышленном мире начался расцвет экономической деятельности, обусловленный действием сильных торговых мультипликаторов.

Например, экспорт из Японии в США на протяжении 1950-х и 1960-х годов каждый год прирастал примерно на 20 процентов. Финансовые инновации, впервые появившиеся в 1920-х годах, из которых наиболее очевидной является потребительский кредит, получили широкое распространение, позволив потребителям больше тратить сегодня, а платить завтра. В США долг домохозяйств вырос с менее чем 40 процентов дохода домохозяйства в начале 1950-х годов почти до 140 процентов к моменту начала финансового кризиса. Итоговый прирост потребительского спроса подтолкнул промышленность к значительной экономии на масштабе производства, так что массовое производство стало еще более распространенным.

Системы социального страхования, созданные, чтобы предотвратить чудовищное обнищание 1930-х годов, все больше расширялись, снижая потребность домохозяйств в откладывании денег на непредвиденный случай, поэтому им стало проще тратить. В результате реформ, начатых Дэн Сяопином в конце 1970-х годов, и падения Берлинской стены в 1989 году страны, обездвиженные своеобразной экономической заморозкой, смогли выйти из холода, создавая новые возможности для торговли и инвестирования: например, значительно выросла торговля между Китаем и США. Женщины, которые в силу недостатка возможностей и оплаты были мало задействованы на рынке труда, внезапно получили выгодные рабочие места благодаря законам о дискриминации по половому признаку.

В начале 1960-х годов в США менее 40 процентов женщин трудоспособного возраста либо работали, либо активно искали работу; к концу XX века тот же показатель составлял около 70 процентов. Улучшилось качество образования, так что все больше выпускников школы отправлялось в университет, а не сразу в реальный мир: в 1950 году только 15 процентов американских мужчин и четыре процента женщин в возрасте 20-24 лет поступали в колледж, тогда как в начале XXI века эти показатели по обоим полам превысили 30 процентов. Тяжелый домашний труд, некогда являвшийся обязанностью слуг и домохозяек, стоял на пути прогресса. Однако на Западе люди все больше стали полагаться на стиральные машины, барабанные сушители, посудомоечные машины, готовую и разогреваемую еду, что позволило высвободить время для более продуктивной деятельности и — для многих — для вложений в здоровье и фитнес.

< Назад в рубрику