Накачанные метамфетамином истощенные северокорейские рабочие-зомби день и ночь возводят небоскребы в центре Пхеньяна. Такую апокалиптическую картину нарисовали в эфире корреспонденты «Радио "Свободная Азия"», сославшись на некие «анонимные источники». Северная Корея — вовсе не та страна, которая приходит на ум в первую очередь, когда речь заходит о «метамфетаминовой эпидемии». «Лента.ру» решила разобраться, что же происходит в этом государстве, а заодно выяснила, что «метамфетаминовая эпидемия» накрыла еще несколько государств, мало ассоциирующихся с повальным увлечением синтетическими наркотиками.
Несколько дней назад по «Радио "Свободная Азия"» (РСА) прозвучал шокирующий репортаж, из которого следовало, что рабочим на стройках Пхеньяна совершенно легально выдают метамфетамин. Цель — повысить производительность труда, чтобы к сроку сдать знаменитую «улицу небоскребов» в северокорейской столице.
Этот рассказ растиражировали многочисленные западные СМИ. Однако есть основания полагать, что история про «наркобатальоны», без устали вкалывающие на чучхейских стройках во славу Высшего Руководителя, Новой звезды и Блистательного товарища Кима, является, мягко говоря, преувеличением.
«Чтобы прокормить столько рабочих, нужно огромное количество метамфетамина, — напоминает ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований ИДВ РАН Константин Асмолов. — Вызывает сомнение и сам источник: РСА — это американский проект, попытка сделать аналог "Свободной Европы", но с куда менее адекватным руководством. Его не раз ловили на вбросах про КНДР. В данном случае радио ссылается на анонимные источники, "хорошо осведомленные о ситуации", — а это может означать как реальных людей, которых РСА не хочет "светить", так и прикрытие для написанной его авторами ерунды».
Означает ли это, что проблемы метамфетамина в КНДР не существует? Отнюдь нет. Еще при отце нынешнего лидера, Ким Чен Ире, в стране производились наркотики — правда, под строгим госконтролем, и шли они в основном за границу. Изготавливали их на фармацевтической фабрике в городе Хыннам. Во время голода 1995-99 годов ее сотрудники подрабатывали на стороне, чтобы прокормить свои семьи. В эти годы метамфетамин появился на рынках страны.
Это всерьез обеспокоило Ким Чен Ира. По некоторым данным, сотрудников фабрики планировали отправить в лагеря или на спецпоселение. Но в конце концов власти ограничились простым закрытием производства — знающие химики в КНДР в цене. Но было поздно — технология ушла в народ. Местные жители, слабо знакомые с синтетическими наркотиками, сочли белые кристаллы, быстро прозванные «льдом», чудесным лекарством, которое облегчает боль и поднимает настроение. Все попытки Пхеньяна остановить его распространение провалились. Помешала низовая коррупция: рядовые милиционеры за небольшую взятку или порцию «льда» без проблем выпускали пойманных наркодилеров.
Вскоре метамфетамин пошел на экспорт в пограничные китайские провинции, причем в таких количествах, что китайский Государственный департамент по борьбе с наркотиками назвал происходящее «тяжелым бедствием».
Потом «лед» пересек океан. Недавно в Штатах арестовали нескольких контрабандистов, торговавших северокорейским метамфетамином. Американских химиков изумила его чистота — от 96 до 98 процентов. В Вашингтоне сочли, что препарат такого качества нельзя было изготовить в кустарных условиях, а следовательно, программа производства наркотика по-прежнему существует и поддерживается на государственном уровне. История о «наркобатальонах» в Пхеньяне отлично легла в эту канву.
«Это классический пример пропаганды, — считает Асмолов. — "Империя зла" не в состоянии заниматься прогрессом или позитивной деятельностью. Она может строить "звезды смерти" или ужасные концлагеря, а 30-этажные дома для местных жителей — нет. Если она их все-таки возводит, то строители находятся под воздействием наркотиков. Поверить в то, что народ может сочувствовать режиму и работать на стройках с искренним энтузиазмом, нельзя, потому что иначе это будет уже не "империя зла"».
На рынках другого закрытого государства — Ирана — метамфетамин обнаружился в начале 2000-х. Сперва этот наркотик (на фарси его называют «шише» — «стекло») поставляли из-за границы, но вскоре иранцы наловчились варить его на месте. Метамфетамин сразу вышел на второе место по популярности, оттеснив на третье традиционный афганский героин, который издавна шел транзитом через Иран на Запад. Ну а в лидерах остался привычный опиум.
Причину такого успеха синтетического наркотика корреспонденту The Guardian объяснил один из тегеранских наркоторговцев по имени Биджан: «Метамфетамин — дешевый (около 5 долларов за грамм) и простой в изготовлении. И в отличие от героина, с ним не нужно мотаться в Афганистан или иметь дело с посредниками. Меньше шанс попасться, и меньше людей задействованы в схеме».
Но дело не только в дешевизне и доступности. В Иране широко распространено мнение, что метамфетамин куда безопаснее героина. Наркотик в Тегеране можно купить буквально на каждом углу — разносчики продают его водителям, томящимся в пробках, а сотрудники салонов красоты предлагают своим клиентам. «Это гораздо дешевле, чем липосакция, и, полагаю, гораздо безопаснее, — откровенничает 26-летняя секретарша Ройя. — Пилюли с шише помогают похудеть, а вот его курение действительно вредно для здоровья. Для меня это просто лекарство».
Все это привело к тому, что Иран вышел по импорту псевдоэфедрина — прекурсора для производства метамфетамина — на четвертое место в мире. Глава МВД Исламской Республики Абдулреза Рахмани Фазли официально объявил, что от наркомании в стране страдают более 6 миллионов человек и в статистике причин смерти употребление наркотиков занимает второе место, уступая лишь ДТП.
Метамфетамин употребляют все слои общества: золотая молодежь, крестьяне, проститутки, клерки. Среди наркоманов много молодых образованных женщин — им непросто найти работу в иранской экономике, лишь недавно вышедшей из-под санкций. Если им не удается вступить в брак, то их удел — депрессия и наркомания. В целом они, как и другие представители богатых слоев и среднего класса, редко попадают в статистику — семьи предпочитают держать их зависимость в секрете.
«Шише покупают все. Большинство — обычные парни, студенты или офисные работники. Но его приобретают и богачи — они либо заказывают доставку на дом, либо сами приезжают на крутых тачках. Шише среди молодежи — предмет роскоши, модная штучка», — объясняет мелкий тегеранский наркоторговец Пейванд.
Государство борется с наркоторговцами как может. За распространение наркотиков предусмотрена смертная казнь, приговоры приводятся в исполнение быстро и безжалостно. По официальной статистике, восемь из десяти казненных преступников — наркоторговцы, по неофициальной — девять из десяти.
Власти пытаются сочетать кнут и пряник. Для наркоманов открываются частные и государственные реабилитационные центры, но польза от них сомнительна: по данным иранских официальных лиц, рецидивы отмечаются у 85 процентов пациентов, и некоторые проходят через рехабы по 15-20 раз.
Полиция проводит рейды, но на каждую закрытую лабораторию, по признанию самих стражей порядка, приходится по две новых. Как и в КНДР, всему виной низовая коррупция: за небольшую взятку сотрудники полиции охотно информируют о рейдах и расследованиях.
«В нашей стране все держится на связях. Пока у вас есть покровитель, вы в безопасности. Для богатых — одни правила, для остального населения — другие. К счастью, у меня есть деньги и полезные знакомства», — рассказывает Биджан.
Метамфетаминовые торговцы в Иране не собираются сдавать позиции. Наоборот, они ищут контакты в странах Юго-Восточной Азии, рассчитывая расширить экспорт — ведь в Таиланде и Малайзии грамм метамфетамина стоит в пять раз дороже, чем в Иране. Но многие обращают взор на Ирак — торговля с соседом обещает хоть и меньший, но почти безопасный доход.
До недавнего времени иракцы отлично обходились без метамфетамина. Традиционно там торговали гашишем, поступавшим из Афганистана. Из Сирии завозили амфетамин (каптагон). В 2008 году американцы обнаружили, что фермеры в провинции Дияла, славящейся своими гранатами и апельсинами, переключились на опийный мак.
Несколько дней назад британская пресса забила тревогу. Корреспондент The Guardian посетил приграничную Басру, которая некогда входила в зону британской оккупации, и обнаружил, что город охватила эпидемия метамфетаминовой наркомании.
Хотя с того момента, как силы коалиции во главе с США свергли Саддама Хусейна, прошло уже 13 лет, экономика Ирака по-прежнему лежит в руинах. В нищей стране миллионы людей сидят без работы. Продажа алкоголя запрещена, и с суровой действительностью помогает примириться дешевый метамфетамин. Как и в Иране, его покупают все: безработные и бездомные пытаются забыться, а среди богатых бытует поверье, что этот наркотик повышает потенцию. Его курят при помощи прибора из электрической лампочки и трубочки, сделанной из соломинки.
«Все дети в моем районе курят мет, — рассказывает местный наркодилер Абдулла. — Раньше они выпивали, а теперь курят. Грамм стоит 20 тысяч иракских динаров — чуть больше 17 долларов, и его можно растянуть на весь день. Это дешевле, чем четыре банки пива, и нет перегара».
Почему эпидемия поразила именно Басру? Город расположен на самой иранской границе, веками через него шли караваны с опиумом из Афганистана в богатые страны Залива. До недавнего времени местные бандиты предпочитали торговать нефтью. Но когда на иранских рынках по ту сторону границы три года назад появились кристаллы метамфетамина, черное золото было забыто.
«Вы едете в Иран и привозите кило мета, тратите на это неделю и удваиваете свои вложения», — объясняет Абдулла. Неудивительно, что контрабандный трафик исчисляется тоннами.
Местная полиция бессильна. Городская тюрьма забита, и новых арестованных некуда сажать. Деньги из Багдада приходят нерегулярно, так что полиция зачастую вынуждена оплачивать операции из своей же зарплаты. В бедные кварталы, контролируемые бойцами шиитской милиции, в чьих рядах и без того полно родственников бандитов, полицейские просто боятся соваться. Выручают добровольные помощники. «Кто-то считает это своим религиозным долгом, другие хотят выслужиться или убрать конкурирующего дилера, но большинство помогает нам за деньги, — объяснил один из полицейских. — 95 процентов всех силовиков Басры коррумпированы, так что если они узнают, что мы планируем очередную операцию, нас могут расстрелять посреди улицы наши же коллеги».
Проблем добавляет большая политика. Несколько дней назад полиции удалось заманить в засаду дилера из иранского Хорремшехра. Во время операции иранские пограничники атаковали иракскую полицию, та открыла ответный огонь. В итоге вместо благодарности за изъятую партию метамфетамина — рекордные 17 килограммов — полиция получила выговор за перестрелку.
В этой ситуации понять Багдад, не желающий обострять отношения с Тегераном, можно. Денег в иракской казне нет, оплачивать полицейские операции нечем. Правда, при таком подходе иракское руководство рискует получить метамфетаминовую эпидемию не в одной Басре, а по всей стране.