Личность странного юноши, незнамо откуда появившегося на улицах Нюрнберга в мае 1828 года, до сих пор вызывает ожесточенные споры. Молодой человек вел себя так, словно никогда не видел других людей, растения, животных; он почти не умел говорить и двигаться. «Лента.ру» рассказывает о его жизненном пути, а также о том, кем он мог быть в действительности.
В крохотной каморке с чрезвычайно низким потолком, таким, что нельзя распрямиться в полный рост, оба небольших окна забиты досками. Печь, всегда закрытая дверь, да дырка в полу, чтобы справлять туда нужду, — вот и вся нехитрая обстановка. У стены сидит 16-летний юноша в панталонах и рубашке. Подобное времяпрепровождение для него привычно — каморка стала его миром, единственным, который он знал в своей сознательной жизни.
Узник, как и его жилище, был опрятным. Волосы и ногти молодого человека стригли, одежду регулярно меняли, но юноша не помнил, каким образом это происходило. Ему приносили хлеб и воду странного вкуса. Выпив такой воды, он погружался в крепкий сон, пробуждаясь в чистом исподнем. Единственное, чем он мог заниматься, — играть с тремя деревянными игрушками: двумя лошадками и собачкой.
Иногда к нему приходил человек — один и тот же. Однажды он принес книги и тетради. Хотя наставник был строгим и бил ученика по рукам за любую шалость, учиться мальчику нравилось. Вскоре он уже немного умел читать и писать.
Настал день, когда опекун юноши одел его в уличную одежду, вынес на улицу и начал учить ходить — в тесной камере ходить было негде. И потребовал заучить фразу: «Я всегда мечтал быть кавалеристом, как мой отец». Когда узник более-менее научился ходить, его погнали вперед. Через два дня он со своим спутником прибыл в немецкий город Нюрнберг. Спутник показал ему путь к Новой воротной улице и, сунув в руки письмо, скрылся. Юноша, ошарашенный происходящим и новым, незнакомым ему миром, зашагал в указанном направлении. Это было 26 мая 1828 года.
Так впоследствии бывший узник описывал свою жизнь. В Нюрнберге его, одетого в грубую простую одежду, передвигающегося, словно он пьяный, заметил сапожник Георг Вайхман. Когда он подошел к молодому человеку, тот протянул ему письмо, адресованное командующему 4-м эскадроном 6-го полка легкой кавалерии.
Сапожник отвел странного молодого человека к дому капитана кавалерии. Тот отсутствовал. Пока юноша ждал, слуги предложили ему поесть, принесли мясо и пиво. Но тот, попробовав, с отвращением выплюнул и то, и другое. Он согласился только на хлеб и воду, привычную для себя еду.
Юноша почти ничего не говорил и, рыдая, показывал на свои ноги. На вопрос о том, как он попал в город, отвечал, что не знает, и повторял заученную в дороге фразу о желании пойти в кавалеристы.
Когда капитан вернулся домой, юноша спал. Его разбудили, и он, увидев форму хозяина дома, пришел в неописуемый восторг, хотя так ничего путного и не сказал. В полицейском участке юноша повторял то же самое, но когда ему дали ручку и бумагу, написал четким почерком: «Каспар Хаузер». Так его и стали звать.
Письмо, которое было у молодого человека с собой, не прояснило ситуацию. Неизвестный сообщал, что мальчика ему подкинули в 1812 году и он воспитал его в христианской вере, но больше держать у себя не может, поскольку не имеет за душой ни гроша. Затем автор послания предлагал капитану взять юношу на службу или «выпустить ему кишки, или вздернуть его у себя над камином». К сему прилагалось другое письмо, якобы от матери Хаузера, но анализ почерка показал, что оба послания написаны одной рукой.
Хаузера нужно было где-то содержать, и его отвели на верхний этаж Фестнеровой башни, местной тюрьмы, где посадили под замок. За ним присматривал надзиратель Андреас Хильтель. Причем тайно, чтобы удостовериться в том, что юноша не врет и не притворяется. Дети Хильтеля за время пребывания Хаузера в башне научили его новым словам и рисованию.
Надзиратель заметил странности в поведении своего гостя. Лицо юноши постоянно озаряла невинная улыбка, и его ни капли не смущало, когда его купала жена Хильтеля, — похоже, он вообще ничего не знал о различиях между полами. В своем новом жилище он предпочитал заниматься тем же, чем и в прежнем: сидеть без движения, вытянув ноги вперед. Все говорило о том, что молодой человек не притворяется.
Хаузер определенно не общался раньше с другими людьми и вообще не взаимодействовал с окружающим миром. Он восхищался каждым новым растением или животным (называл всех лошадками, поскольку в заточении у него были только такие игрушки), подносил руку к свече и обжигался, не понимая природы огня, искал свое отражение позади зеркала.
Но учился быстро. Очень неплохо рисовал — в основном растения, постоянно расширял свой словарный запас. Люди, прослышав о странном «дикаре», приходили поглазеть на него, дарили ему игрушки.
В июле 1828 года его отдали на попечение университетскому профессору Георгу Фридриху Даумеру. Тот наблюдал за Хаузером и записывал все, что с ним происходило. У юноши появилось чувство юмора, он писал письма и очерки, обучился езде верхом в считаные дни, чем немало удивил местных кавалеристов.
Его чувства были необычайно обострены. Он отлично видел в темноте, любой громкий звук повергал его в ужас, а яркий свет причинял нестерпимую боль. Запаха вина было достаточно для того, чтобы он опьянел. Аромат цветов казался ему отвратительным.
Казалось бы, на этом все несчастья Хаузера закончились, но странный юноша явно кому-то очень мешал. В октябре 1829 года на его жизнь было совершено первое покушение. Незнакомец, подкараулив юношу на улице возле дома Даумера, попытался перерезать ему горло, но тот смог уклониться, и нож лишь поцарапал горло.
Второе покушение удалось. 14 октября 1833 года, когда Хаузер гулял в парке, неизвестный отвел его в сторону, пообещав передать важный документ, и четыре раза ударил ножом в грудь. Хаузер скончался от ранений несколько дней спустя. Полиция искала убийцу, но не нашла.
Зачем было убивать? Первый биограф Хаузера, полицай-президент апелляционного суда в Ансбахе, Ансельм фон Фейербах, считал, что странный юноша был наследником великого герцога Баденского Карла Фридриха. Все свидетельства, которые он собрал, указывали на это.
Как предполагают современные исследователи личности Хаузера, наследника выкрали из колыбели, а на его место подложили хилого и больного ребенка садовника имения, который вскоре скончался. Кроме того, сам Хаузер припоминал моменты из своего детства, называя их сном (он достаточно долго не понимал разницы между снами и воспоминаниями). Юноша рисовал на бумаге по памяти гербы, расположенные на стенах замка герцога, рассказывал о картинах, висевших там, припоминал тех, кто его воспитывал.
Похищение наследника было очень выгодно второй жене Карла-Фридриха, Луизе Каролине Гейер, баронессе фон Гейерберг. От первой жены у герцога было несколько детей. Вторая жена родила ему четверых сыновей, но они не могли претендовать на престол. После смерти Карла-Фридриха на трон взошел его внук Карл-Людвиг, старшим сыном которого, предположительно, был Каспар Хаузер. Второй же сын Карла-Людвига прожил меньше года — в результате наследников у него не осталось, хотя его дочери прожили долгую жизнь.
Когда Карл-Людвиг умер, престол занял его дядя Людвиг, холостяк, но вскоре скончался при странных обстоятельствах. После этого путь к престолу наконец открылся для детей второй жены Карла Фридриха.
Версию о том, что Каспар Хаузер может принадлежать к Баденской династии, проверили в 1996 году. Специалисты провели анализ пятен крови, оставшихся на исподнем, которое, предположительно, принадлежало загадочному юноше, и попытались сравнить полученную ДНК с ДНК двух потомков Стефании, жены Карла-Людвига. Результат не оправдал ожидания — тот, чья кровь сохранилась на одежде, явно был не из Баденской династии.
Однако повторный анализ, проведенный на основе ДНК, взятой со шляпы, штанов и волос юноши, хранящихся в коллекции Фейербаха, показал, что генетическое сходство образцов потомков Стефании и Хаузера составляет 95 процентов. Впрочем, не все исследователи считают это убедительным доказательством благородного происхождения странного молодого человека, и споры о его личности продолжаются — ведь все это выглядит как сюжет остросюжетного приключенческого романа.