Всемирно известный американский сноубордист, один из символов современного экстремального спорта Трэвис Райс рассказал «Ленте.ру» о неожиданной симпатии к советскому вертолету Ми-8, серфинге в ледяной камчатской воде, нежелании участвовать в Олимпийских играх и страхе, подталкивающем к невероятным и великим свершениям.
«Лента.ру»: Когда ты понял, что сноуборд — твое призвание, что ты способен зарабатывать своим увлечением на жизнь?
Трэвис Райс: Думаю, у меня выдался непохожий, отличный от других прорайдеров путь к профессиональному сноубордингу, и начался он довольно поздно. Сначала я не нацеливался на карьеру, катался в свое удовольствие и выступал на соревнованиях, а потом, в выпускном классе, решил закончить школу экстерном, чтобы у меня было побольше времени на сноуборд.
Ближе к концу учебного года я попал на соревнования Super Park — практически случайно, потому что меня туда не приглашали, так как позвали только известных спортсменов. Но мой друг попросил организаторов выпустить меня, чтобы я показал, на что способен — и после победы меня посетила мысль: «А почему не сделать из хобби работу?» Я решил взять gap year (годичный перерыв между школой и университетом — прим. «Ленты.ру»), стал усиленно кататься, записывать видео, потом выиграл X-Games (Всемирные экстремальные игры, проводятся ежегодно — прим. «Ленты.ру»). То есть я могу сказать, что совпадение всех факторов и того, что я оказался в нужном месте в нужное время, позволило мне стать прорайдером (профессиональный сноубордист, выступающий под определенными брендами — прим. «Ленты.ру»).
Не возникало желания переключиться с показательных выступлений на официальные соревнования, например на Олимпийских играх?
На самом деле, победа в Super Park стала катализатором, розжигом для меня. Награды на соревнованиях были только стартом, но куда больше привлекает не конкуренция, а борьба с собой, катание само по себе. Олимпийские игры никогда не были в приоритете. Хотя забавно, что скейтбординг и даже серфинг решили сделать олимпийскими дисциплинами. Но вот что я думаю: Олимпиаде нужны скейтбординг и серфинг, но скейтбордингу и серфингу не нужна Олимпиада.
Я понимаю, что это делается для привлечения молодой аудитории, но по мне, Олимпиада — шоу, гонящееся за рейтингами, это бизнес-корпорация, которая зарабатывает на трансляции того, что людям интересно. Им хочется перетянуть на себя просмотры и популярность X-Games, они видят потенциал и зрелищность спорта, связанного с досками, поэтому они уже включили в программу дисциплин сноуборд и теперь позарились на серф и скейт.
Сноубординг — опасный спорт. Как ты справляешься со страхом?
Страх — естественное состояние, он союзник. Вообще, я считаю, что есть два типа страха: тот, что не дает тебе умереть, и тот, что мотивирует. Например, страх выступления на публике, страх знакомства с девушкой. И с этим страхом нужно подружиться. Я не могу сказать, что я бесстрашный. Если бы у меня не было страха, я бы не сидел сейчас здесь. Что касается каких-то советов, то для того, чтобы стать хорошим профессиональным райдером, нужно прогрессировать медленно, делая небольшие шаги.
Звучит неожиданно от такого лихого парня, как ты. Сам знаешь, что современные тинейджеры хотят всего и сразу.
Конечно, ведь я и сам был тинейджером, тоже хотел всего и сразу. Но одной из причин моей успешной спортивной карьеры стало то, что у меня не было серьезных травм. Это потому, что я принимал правильные решения. Когда-то существовало такое понятие, как подмастерье — тот, кто проходит длительное обучение под наставничеством мастера. И в первые четыре-пять выездов на Аляску я катался с парнями, которые знали и умели гораздо больше меня. Это важно.
Еще мне кажется, что у тех, кто живет в горах или имеет возможность подолгу там бывать, формируется некое понимание гор — в отличие от городских лихачей, которые приезжают на склоны и хотят всего и сразу, невзирая на погодные условия. У «горцев» есть возможность «подождать у моря погоды», не рисковать зря, катаясь там, где ты не изучил дропы (ландшафтные перепады высоты — прим. «Ленты.ру») и приземления.
Кроме того, трюки, которые видят тинейджеры, — это результат огромной работы, мы очень тщательно все продумываем. И, как бы это ни выглядело на видео, я не прыгаю с обрывов и скал, которые предварительно не обследовал — по крайней мере, по картам или при облете на вертолете. Ты представить себе не можешь, сколько времени мы изучаем местность — приземления, шурфы, срезы на лавиноопасность. Может быть, даже зря все этапы не попадают на видео. Тяжелый подготовительный процесс, который обычно скрыт от наблюдателей, — одна из главных составляющих трюка.
Расскажи поподробнее о фильме The Fourth Phase, название которого переводится как «Четвертое состояние» и в котором ты сыграл главную роль. В чем посыл, на кого он рассчитан?
Когда мы утверждали идею The Fourth Phase, то решили, что делаем его для любителей сноуборда. Но целевая аудитория гораздо шире, ведь фильм не столько про сноубординг. Он для тех, кому нравится путешествовать, для тех, кто любит находить в путешествиях настоящий опыт.
Съемки проходили в России, на Камчатке, где вы постоянно летали на вертолете. Как тебе наш Ми-8, который забрасывал вас в труднодоступные участки?
До поездки в Россию мне говорили, что Ми-8 — посредственный вертолет. Но после месяца полетов над Камчаткой с нашим замечательным и очень профессиональным пилотом Дмитрием Ми-8 стал моим любимчиком. Я очень хочу, чтобы такие «вертушки» были у нас в США. Жаль, что аналогов там пока нет. Может быть, когда-нибудь мне удастся привезти Ми-8 в Штаты.
В чем главная особенность этого вертолета?
Он рассчитан на выполнение таких задач, с которыми не справятся другие машины. В России в середине зимы бывают жуткие погодные условия, и случались моменты, когда я думал, что мы не поднимемся в воздух — а мы летали! Кроме того, очень удобно, что вся наша команда поместилась в одном вертолете, даже несмотря на колоссальное количество оборудования. Плюс у нас была возможность всегда возить с собой большой кофр с 4-5 досками для серфинга и гидрокостюмами. Однажды они нам пригодились, когда в 40-градусный камчатский мороз мы пошли купаться. Мы поймали превосходные волны — кстати, все это вошло в фильм.
Вместе с известным брендом ты разработал собственную линию сноубордической одежды. Чем она отличается от других коллекций?
В любой работе мне нужно постоянство. Мы сотрудничаем уже более 10 лет, и все это время мы оставляем в наших моделях лучшее, что было в предыдущих, и вносим доработки. За это время мы стали понимать, что работает, а что нет. Что касается нашей новой коллекции, мы трудились над ней в течение всего периода съемок, то есть не стандартный год, а три года, и постоянно просили дизайнеров и технологов добавить или доработать экипировку.
А вообще, самые требовательные в нашей команде — это не райдеры, а операторы. Именно у них постоянно возникают различные перегрузки, когда после затаскивания на гору 50 килограммов оборудования нужно сидеть с объективом наготове в сугробе и ждать лучшего кадра. Я-то постоянно делаю примерно одно и то же. После каждого года съемок мы собирались всей командой и говорили, что нас устроило, а что нет. И они реально работают над улучшениями, вы можете это чувствовать.
Каким ты видишь будущее фильмов об экстремальных видах спорта?
Думаю, в будущем все будет куда более экстремальным. Хотя сейчас смешно предполагать, будто люди начнут делать трюки в прямом эфире по заказу какого-то богатого лежебоки. Все возможно — вот мой девиз. И наш новый фильм тоже частично об этом. Вообще, причина того, что наш новый фильм называется The Fourth Phase — открытость всему новому. Биофизик Джеральд Поллок, который рассказал миру о четвертом состоянии воды, погрузился в ту область, которая, казалось бы, изучена лучше всего и давно понятна. Нам кажется, что мы все о воде знаем, но оказывается, она может иметь другую структуру. Жизнь гораздо шире и многограннее по сравнению с тем, что мы видим невооруженным глазом. Надо не зацикливаться на чем-то одном, а быть готовым к открытиям.