Эпопея одного из самых модных современных американских писателей Джонатана Франзена о всеобщей подконтрольности и притча классика итальянской литературы Алессандро Барикко о смысле жизни и смерти в обзоре книжных новинок.
Джонатан Франзен «Безгрешность» (перевод Л. Мотылева и Л. Сумм, изд-во Corpus)
Если ХХ век американской литературы прошел под знаком разного рода экспериментов (от изменения сознания до изменения романного канона) и оставил после себя корпус ярких, динамичных, злых и точных текстов (в диапазоне от Фицджеральда и Сарояна через Апдайка и Филипа Рота к Брету Истону Эллису), то начало века XXI внезапно ознаменовалось возрождением формы, которую принято называть «большим американским романом». «Большой» он во всех смыслах — в том числе по количеству страниц. Это очень толстые книжки. Описываемые в них события охватывают изрядный временной отрезок и разворачиваются в разных странах и на разных континентах. Именно так, например, написан знаменитый «Щегол» Донны Тартт. Но если у литературоведа, специалиста по античной литературе Тартт это выглядит скорее как игра в подчеркнутую литературность, как сознательная попытка написать живой, современный роман, следуя архаичным правилам и законам (и попытка оказалась замечательно успешна), то Франзен, кажется, на полном серьезе решил выступить таким вот Львом Толстым наших дней. Без всякой самоиронии и дистанции.
Безгрешность (Purity) — не только вынесенная в заглавие романа его главная идея (все персонажи так или иначе примеривают к себе это понятие и временами хотят думать, что оно про них), но и имя одной из главных героинь. Пьюрити «Пип» Тайлер чуть за 20. Она работает в кол-центре телефонисткой, с трудом сводит концы с концами, мучается от долга за учебу в 130 000 долларов и обязанности ежедневно звонить неуравновешенной матери, чье любимое занятие взращивать в дочери комплекс вины за свое одиночество. Мать вырастила Пип одна, и всем и каждому, включая дочь, давала понять, что ей не нужен никто, кроме ее ребенка. При этом имя отца, как и всю свою прошлую жизнь, она хранила в строжайшей тайне. Помыкавшись среди странных друзей и глупых влюбленностей, Пип решает принять приглашение старшей подруги, немки по имени Аннагрет, и отправиться на стажировку в Боливию в компанию а-ля WikiLeaks, где попадает под обаяние ее харизматичного лидера Андреаса Вольфа.
Читатель ждет уж продолжения истории про Пип, но не тут-то было. Более чем 700-страничная эпопея составлена из гигантских частей-флэшбеков (каждая из которых тянет на отдельный роман), рассказывающих жизнь главных героев с рождения до наших дней. Поэтому читатель сначала с головой окунется в перипетии биографии золотого мальчика Андреаса из номенклатурной семьи Восточной Германии. Эксцентричная красавица-мать с сексуальным расстройством, которая разговаривает с маленьким сыном цитатами из «Гамлета», тайна рождения Андреаса (привет тайне рождения Пип), бунт подростка, влюбленность, преступление, на которое он идет из-за любви, падение Берлинской стены и объединение Германии.
Снова смена ракурса. Теперь уже в фокусе 50-летняя журналистка Лейла, которая занимается расследованиями. Она — оппонентка WikiLeaks и уверена, что новые технологии не заменят старых добрых источников. А ее профессиональные сомнения и метания наложены на желание родить ребенка, непростые отношения с мужем-писателем и роман с журналистом по имени Том, который, живя с Лейлой, не может забыть своей бывшей жены Анабел. Поэтому в романе есть еще и вставная беллетризованная биография Тома, в которой он начинает с юности своей матери (немки, как и Андреас), а заканчивает разводом с Анабел.
И только ближе к финалу все клубки распутаются и станет ясно, кем герои доводятся друг другу и почему, несмотря на временные и географические расстояния, они связаны узами, которые не разорвать.
Франзен вообще склонен к злободневности. Его роман «Поправки», вышедший в 2001 году, был как раз о том, что жизнь изменилась и традиционные ценности больше невозможны, что былые ориентиры пали, а новые смутны. И в «Безгрешности» он вроде пытается сделать вид, что переживает за настоящее, вводя пространные рассуждения о возможной ядерной войне (политические события последних дней делают эти рассуждения еще более актуальными) и тоталитарности информационного пространства, от которого больше не скрыться частному человеку. И у него это даже получается.
И литературная игра ему тоже нравится: начиная от имени главной героини и частых обыгрываний в тексте названия романа Диккенса «Большие надежды» до реверансов Шекспиру и Достоевскому (с последним Франзен спорит: преступление можно искупить не наказанием, а смертью) и подмигиваний автору «Жутко громко и запредельно близко» Джонатану Сафрану-Фоеру, и букеровской финалистке Зэди Смит. Но общая модальность у Франзена все же остается архаично-толстовской. Должно/не должно. Позволено/не позволено. Следует/не следует. И никакая литературная игра не облегчит тяжести авторской поступи.
Алессандро Барикко «Юная Невеста» (перевод А. Миролюбовой, изд-во «Азбука»)
В отличие от Джонатана Франзена, которому, чтобы сформулировать мысль, нужно издалека разбегаться и долго бежать, итальянец Алессандро Барикко берет с места в карьер. Его тексты обычно лаконичны и столь разнообразны по теме и стилю, что иногда кажется, что их писали разные люди. Сжатые «Шелк» и «Море-океан», поражающий эпическим размахом City, пересказ «Илиады», который существенно короче оригинала, и много полнее комментариев к нему. И вот теперь совершенный как шкатулочка слоновой кости «Юная Невеста» — ни много ни мало роман о жизни, смерти и смысле бытия.
ХХ век, Италия, из Аргентины в зажиточную семью прибывает Юная Невеста. Ее встречают Отец, Мать, Дочь, Дядя. Барикко дает только сущности. Имена ни к чему. По имени назван только управляющий Модесто. Гости не названы вовсе. Юной Невесте исполнилось 18 лет и согласно договору она покинула дом отца, чтобы переехать в дом к своему жениху, Сыну. Но Сына нет. Он уже давно на Острове (в Англии). Семья знает, что с ним все в порядке по ежедневной телеграмме, которую он присылает. Всегда с одним и тем же текстом: «Все хорошо». И вот Юная Невеста начинает ждать жениха и постигать правила жизни в новом доме.
Он не вполне обычен. Точнее, жизнь в нем подчиняется определенным правилам, которые не меняются вот уже более сотни лет. Согласно преданию, на протяжении ста трех лет все в семействе умирали ночью. Поэтому ночи предписывалось бояться и готовиться к ней со всей серьезностью: например, сделать так, чтобы умереть ухоженным. Второе правило: не тратить эмоциональных сил на несчастье. «Несчастье — напрасная трата времени, а стало быть, роскошь, которой еще определенное количество лет никто не сможет себе позволить. Возможно, в будущем. Но сейчас ни одному обстоятельству жизни, каким бы оно ни было тяжелым, не позволяется вырвать у духа что-то большее, нежели кратковременная растерянность. Несчастье крадет время у радости, а на радости зиждется благоденствие». И третье правило: не читать книг – «В семействе в высшей степени доверяются вещам, людям и самим себе. И не усматривают никакой необходимости прибегать к паллиативам».
Во многом эти правила продиктованы особенностью Отца: у него врожденный недуг — хрупкое стеклянное сердце. Ему противопоказаны волнения. Испытывать сильную радость для него так же опасно, как тяжело горевать. Он следит за здоровьем, поставив в один ряд посещение дантиста, кардиолога и бордель.
Постепенно Юная Невеста усваивает правила новой жизни. Она заново открывает свое тело, учась мастурбировать у Сестры и набираясь физического опыта у Матери. Она пересматривает свои отношения с родной семьей, узнав о гибели собственного отца и начинает другими глазами смотреть на семью жениха, когда держательница борделя откроет ей тайну рождения Отца. Она помогает Дяде вернуться в реальный мир и пережить трагедию, которая произошла с ним несколько лет назад. И наконец, она покинет семью и пойдет по скользкому пути Матери. Но лишь для того, чтобы выполнить обещание, данное Отцу и наконец дождаться Сына.
Роман обращает на себя внимание отчетливой павичеобразностью. То же внимание к сущностям, то же наслоение метафор. Но если Милорад Павич любил выстроить из туманных тропов сложный лабиринт, из которого не всегда находился выход, а также предлагал читать свои романы с любого места, то Барикко строго последователен. Правда, последовательность в «Юной Невесте» оборачивается цикличностью. Повторением семейных паттернов, отречением, которое ведет к обладанию, и смертью, за которой неизбежно следует рождение, а значит и продолжение.