«Твой дом — тюрьма» — к этой реплике из фильма «Берегись автомобиля» арестанты относятся без тени иронии и юмора. Это первое, что они усваивают, угодив за решетку. И этот постулат следует уважать, иначе станешь изгоем. Если соблюдать нехитрые житейские правила, то даже в тюрьме жить можно вполне сносно — не так, как показывают в сериалах.
О некоторых особенностях сегодняшнего пребывания в местах заключения «Ленте.ру» рассказал опытный оперативный сотрудник, прослуживший в изоляторах и колониях различных регионов страны не один десяток лет.
Оперчасть — это подразделение в администрации любого пенитенциарного учреждения, отвечающей за контингент. Оперативники помогают раскрывать дополнительные эпизоды серийных преступлений, обеспечивают агентурную работу с заключенными и контролируют микроклимат в колониях, чтобы не случилось акций массового неповиновения и других неприятностей.
Сыщики оперчастей каждый день погружены в уголовный мир. И это на них сказывается.
«Когда с обычными людьми общаешься, иногда проскакивают блатные выражения, довольно сложно перестроиться», — признается Виктор (имя изменено).
По словам собеседника «Ленты.ру», субкультура уголовников беднеет. Уходит, например, практика набивания тюремных татуировок. Особенно на открытых участках тела: руки, шея, лицо.
«Представители нового поколения воров в законе и те, кто имеет прямое отношение к криминалу, приходят в наши учреждения без татуировок. По сути, разрисованное тело у арестантов считается "паспортом для ментов" — такое не в почете. Например, решетку на лице (означает очень большой срок — прим. «Ленты.ру») я не встречал уже много лет. Давно не бьют СЛОН ("смерть легавым от ножа"), КЛЕН ("клянусь любить ее навечно"), ИРА ("иду резать актив"). Все это уже история», — говорит Виктор.
Когда расписной арестант попадает в камеру, у него обязательно спросят значение изображений на его коже. Если просто так — для красоты, то ходи себе.
«Нормально сидят и те, кто иероглифы бьет, и даже со свастиками на плечах. Но если есть особенные тюремные татуировки с подтекстом, а он не соответствует заявленному статусу, это без внимания не остается», — объясняет оперативник.
Если там какая-то незначительная глупость, то тату настойчиво попросят «забить», то есть сделать татуировку поверх старой. В довесок могут и поколотить.
«Были случаи — и кожу срезать заставляли, например, за воровские звезды. Вообще, в теории, по их понятиям, за это убивают. Но были и заключенные, которым это прощалось, — слабоумные», — рассказывает сыщик.
Статус вора в законе или смотрящего столь тщательно оберегаются не просто так. Это фигуры, наделенные управленческо-распорядительными функциями, они вершат суд в этом мире.
Слово вора — закон для обитателей тюрьмы. Приговор позже может быть пересмотрен, но воля вора исполняется беспрекословно. Каждое задокументированное решение отправляется в путешествие по камерам — этот циркуляр называется воровским прогоном.
«Эта бумажка должна вернуться в ту камеру, из которой вышла. После прочтения в каждой камере, если вопросов не возникло, ставится отметка ЯП, то есть ясность полная. Если документ пропал — на камере, где "прогон сорвали", вор "ставит крест"».
«Поставить крест» на камере или на человеке, значит, исключить из семьи. Таких заключенных избивают, согласно опять же воровскому прогону. Если крест стоял на камере, то идет разбирательство. Принимают решение по каждому сидельцу.
Самое распространенное наказание за невыполнение воровского слова — избиение.
«На жаргоне — "спросить" с человека. Спрос бывает "по-конски" и "не по-конски". Думаю, разницу объяснять смысла не имеет», — говорит Виктор.
Для граждан, далеких от криминальной тематики, все-таки поясним: речь идет об обычном избиении и тяжком (когда ломают кости).
Еще одна фундаментальная функция вора в законе, а иногда и смотрящего — контроль общака, то есть бюджета колонии, который иногда достигает нескольких десятков миллионов рублей в месяц.
«Общак пополняется как извне, так и посредством сбора выплат с арестантов. Солидно спрашивают, например, с такой категории арестантов, как "барыги". Наркосбытчики не в почете в колониях и изоляторах, поэтому, чтобы сиделось без потрясений, они отстегивают в общак серьезные суммы», — рассказывает Виктор.
На эти средства организуется «грев» — закупаются продукты первой необходимости для заключенных.
«Воры, как правило, заботятся, иначе не скажешь, о простых мужиках — часто деревенским арестантам вовсе не приходят передачи. И таких одиноких много. Им в хаты засылают сахар, чай, сигареты из камер, где есть "жирные" (те, у кого с продовольствием и подпиткой со свободы все в порядке)», — объясняет оперативник.
Для этого на воле за деньги нанимают пенсионерок, которые закупают провиант в магазинах, выстаивают очереди у пункта приема посылок для заключенных. Но сейчас стало проще — при СИЗО и колониях есть интернет-магазины, и там посредники не нужны.
Виктор признает, что администрация всегда контактировала с ворами в законе, а также смотрящими. В последние двадцать лет это стало нормой. В общении заинтересованы обе стороны.
«Сегодня практически все воры в законе охотно идут на контакт с представителями ФСИН. По сути, это их работа. Допустим, администрация ждет проверки, а в эти периоды в колонии должно быть особенно тихо, без происшествий и жалоб. Законника просят, чтобы арестанты сделали "серый вид", то есть были покладистыми. Если проверка благополучно убывает, не найдя серьезных нарушений, то вор в законе обычно выдвигает свою просьбу», — говорит офицер.
Как правило, о небольших послаблениях в режиме. В первую очередь воры хлопочут за тех, кто в карцере, — чтобы им, к примеру, курить разрешали, хотя по правилам это запрещено, или продукты какие-нибудь.
«Распространенная просьба — портить поменьше курева, приходящего в посылках. По норме администрация должна ломать минимум 70 процентов сигарет при досмотре, а в идеале — все 100. Понятное дело, потом смолить такой штакет проблематично», — говорит фсиновец.
Вор, способный выхлопотать побольше бонусов, или, как говорят за колючкой «ништяков», пусть и незначительных, пользуется популярностью среди заключенных.
«Просто так человека ни в СИЗО, ни в зоне не изнасилуют. Такое решение принимается руководителями преступного мира, обычно это длительный процесс. Как в суде — совещаются, проверяют все факты о человеке. И специально подвергают таким мучениям людей крайне редко», — говорит Виктор.
По его словам, если человека изнасиловали (а для арестанта это означает переломанную жизнь, причем не только за решеткой), а позже выяснилось, что поспешили или приняли ошибочное решение, то жестокое наказание, вплоть до смерти, ждет исполнителей.
Единственная категория заключенных, которых можно «опустить» и даже убить без всякой санкции вора, — педофилы.
«Очень проблемная категория — головная боль для сотрудников оперчасти. В СИЗО их приходится прятать в отдельные камеры — обычно сажаем их вместе, если набралось несколько штук. А на зоне клеток нет, там для них настоящий ад. Любая встреча с другими арестантами может окончиться инвалидностью и даже смертью. Изнасилования и унижения для них в тюрьме — норма жизни. Случаи летальные были и на моей памяти. Виновные, как правило, сознаются сами, получают новый срок». — рассказывает оперативник.
«То, что показывают в фильмах, постоянную угрозу изнасилования для обычного арестанта — просто бред. По беспределу такое с человеком могут сделать лишь в колониях для малолетних преступников. 90 процентов "петухов" — оттуда. Такой статус у заключенного — пожизненный. Из этой касты выбраться невозможно», — говорит Виктор.
По его словам, все самое жестокое, страшное, унизительное случается в колониях для малолетних преступников, а там, где сидят взрослые люди, беспредел крайне редок.
«Это просто фабрика искалеченных судеб — там подростки с подачи жестоких сверстников превращаются в "опущенных", в "петухов". По глупости разрисовывают тело корявыми татуировками. С этими "документами" потом и шагают по жизни. Во взрослых тюрьмах наказывают изнасилованием в исключительных случаях. Даже когда, согласно прогону, человека "опускают", то это может выражаться, например, в том, что старший в камере побьет арестанта тапком по лицу», — объясняет собеседник.
Он сравнивает «петухов» с прокаженными. Любое соприкосновение с арестантом низшего статуса может отразиться на том, кто вступил с ним в контакт. Поэтому «петух в хате» — всегда проблема. Разговаривать с ним, есть из одной тарелки и делить что-либо запрещается.
«Случается, опущенный или ранее судимый педофил скрывает свою биографию, или неопытный сотрудник оперчасти поверхностно опрашивает арестанта, после чего тот попадает в общую хату. А там по своим каналам узнают компрометирующие подробности о его прошлом. Если он садился со всеми за "дубок" (стол на уголовном сленге — прим. «Ленты.ру»), то вор как правило на всей камере ставит крест». — рассказывает Виктор.
«Если было неизвестно, что они сели за стол с опущенным, то санкции с людей снимаются есть такое правило — "по незнанке не канает". Если же арестант понимал, что берет добить бычок у "петуха" — он становится "шкварным", попадает в низшее сословие», — говорит тюремщик со стажем.
То, кем человек будет отбывать срок или ждать приговора в СИЗО, определяет он сам.
«Бродяги бродят, блатные блатуют, воры воруют. А мужики работают — каждый занимается своим делом. Главное — не совершать бесчестных поступков в отношении других арестантов, не брать на себя много и не бояться — тогда заключение будет протекать спокойно», — подытоживает Виктор.