В Средневековье французским священникам было запрещено не только сожительство с женщинами, но и вообще пускать их на порог своего дома. Однако, когда они все же нарушали уложения, церковный суд не спешил привлекать их к ответственности, а полагался на группы инициативных граждан. О том, как это происходило, в своей статье, опубликованной в журнале Journal of Medieval History, рассказал историк Тиффани Шпрехер.
23 сентября 1484 года Жанна де Лоуренс предстала перед Парижским архидиаконским судом по обвинению в «позволении лишить себя девственности и сожительстве с Пьером де Ла Рене». Де ла Рене был священником в деревне Ле-Плесси-Бушар.
На первый взгляд, в этом деле нет ничего необычного. Историки часто пишут о половых и внебрачных связях между женщинами и священниками. Такие отношения были распространены, и прихожане обычно относились к ним снисходительно до той поры, пока священник выполнял свои профессиональные обязанности.
Но связь между Лоуренс и де Ла Рене не понравилась приходу и вызвала ярое противодействие с его стороны. Этот случай и некоторые другие дела, которые разбирались в Парижском архидиаконском суде, показывают, как любую вину можно было возложить на плечи женщины и как паства использовалась церковью для продвижения церковной политики.
О том, что в доме священника проживала женщина, выяснила инициативная группа граждан, в документах определяемая как socii. Ее представители и постучались в двери де Ла Рене. В это время внутри были Мишель Бониссе, викарий Обонна, сам Ла Рене и три женщины, в том числе де Лоуренс (однако по имени в судебном реестре упоминается только она). Женщина была переодета в мужскую одежду, чтобы бдительные граждане не подумали, что в доме находится лицо женского пола.
Священники и женщины не дали себя задержать и бежали в деревеньку Эрмон, расположенную в трех километрах от Ле-Плесси-Бушар. Потом, вернувшись оттуда, Де Лоуренс укрылась в доме некоей Шены, а мужчин продолжали преследовать. Как их поймали — в материалах дела не говорится, но, так или иначе, основные действующие лица этой истории предстали перед судом.
Почему в подобных действиях принимали участие прихожане? Дело в том, что у церкви не было центрального аппарата подавления, такого, как полиция, и она полагалась на информаторов и обличителей, которые неформально выполняли эту роль. В архивах содержится информация о том, что стороны, участвующие в судебном процессе, зачастую нанимали приставов, которые должны были поймать и доставить обвиняемого по делу. Такими приставами становились, например, трактирщики, мясники или плотники. К тому же представители суда сами могли инициировать арест человека, совершившего существенный проступок на глазах у всех (хотя это случалось достаточно редко).
В приходах была распространена практика обхода прихожан, которую осуществлял архидиакон или его викарий. В ее рамках церковь проверяла, закреплен ли каждый человек за своим священником, повивальной бабкой и церковным старостой. Помимо этого, обходчик всегда смотрел, не нарушает ли прихожанин церковных положений. Хотя удостоиться визита представителя церкви мог каждый, обычно это случалось по инициативе сообщества, в котором проживал человек — обходы были нерегулярными из-за невозможности охватить всех прихожан.
Что касается суда, то, поскольку он располагался на острове Сите посреди Сены, от дальних окраин территории, за которую отвечал архидиакон, до него нужно было ехать около 50 километров. Обычно при этом суде было всего от одного до пяти «промоторов», людей которые занимались расследованием преступлений и запускали судебный процесс.
Такое удаленное расположение церковного суда объясняет, почему инициативная группа из Ле-Плесси-Бушара повела себя именно таким образом. Согласно архивам, граждане сначала не хотели принимать меры и стали это делать только тогда, когда де Лоуренс несколько раз нарушила церковные уложения. Как следует из материалов суда, женщина жила с де Ла Рене в течение нескольких лет, потом уходила и возвращалась. Сам де Ла Рене также сильно провинился — вломился вместе с церковными служками в один из домов, после чего они изнасиловали двух женщин, находившихся там. Однако последней каплей в чаше терпения деревенских прихожан стало не это, а очередное возвращение де Лоуренс в дом священника.
Интересно, что, хотя действия, предпринятые инициативной группой, не были санкционированы церковью, впоследствии суд придал им легальный статус. Жанну де Лоуренс оштрафовали на четыре су — достаточно небольшую сумму, принимая во внимание, что она, вследствие своей женской сущности, «простовата и слаба», а также не замужем. Оштрафовали и де Ла Рене, а также двух других женщин.
При этом не существует никаких свидетельств о том, что действия инициативной группы были каким-либо образом осуждены, хотя суд мог запросто осудить людей, напавших на священника. Так коллегия решила остудить пыл де Ла Рене, неоднократно нарушавшего границу между духовным лицом и женщиной.
Своими действиями инициативная группа из Ле-Плесси-Бушара продвигала официальную политику церкви, согласной которой женская нога не должна ступать на порог дома священника. Суд поддержал их действия и разлучение де Ла Рене и де Лоуренс, используя в этом случае прихожан как силовой инструмент продвижения своих решений.
Более того, некоторые теологи во Франции времен позднего Средневековья считали, что не только священник отвечает за прихожан, но и сами прихожане имеют право оценивать и исправлять поведение своего священника.
Например, Жан Герсон, теолог и канцлер Парижского университета, полагал, что женщина, считающая, что ее исповедь может вызвать у пастора половое возбуждение, должна исповедываться другому, даже если сам священник не дает ей на это разрешение. Его воображаемая женщина была в ответе за любую пошлую фантазию «неумышленно разгулявшегося воображения» святого отца.
Следует отметить, что решение, предложенное Герсоном, достаточно радикально, ведь действия такой прихожанки шли бы вразрез с церковными установками. Исповедь кому-либо, кроме своего священника без его разрешения на то, вела к наложению штрафа и на исповедующегося, и на пастора, слушающего его исповедь. Таким образом, Герсон поддерживал идею о том, что прихожанка должна отвечать за введение святого отца во грех.
Оливье Майяр в своих проповедях говорил пастве о том, что она должна «изгонять из своих домов церковных шлюх». Таким образом он пытался превратить прихожан в настоящий инструмент террора, призванный разлучать священников с их партнершами. Впрочем, слишком серьезно его заявления воспринимать нельзя — записи его речей пестрят упоминаниями о том, что аудитория часто смеялась и спорила с оратором.
Еще одно дело архидиаконского суда показывает, как официальные лица церкви использовали паству для слежки за священниками, которые приводят женщин к себе домой. 19 августа 1493 года в деревне Даммар произошел инцидент. Женщина, которая упоминается в деле только как жена некоего Жана Крозе, обедала дома у местного священника Энри Бондо вместе со священником Жаном де Ла Груше, у которого Бондо работал капелланом.
Ситуация действительно была рискованной. Теологи полагали, что совместное употребление пищи сближает мужчину и женщину, и, как писал епископ Парижа Юстас дю Белле, «без Цереры и Бахуса Венера холодна». Таким образом, жена Жана Крозе вступала здесь в плотские отношения с двумя священниками (пусть и не половые — но до них, по мнению церкви, от совместного обеда было недалеко).
Последствия не заставили себя ждать — вечером в двери Бондо постучались возмущенные граждане. Священник немедленно выставил женщину из задней двери, как девять лет назад это же сделал с Жанной де Лоуренс де Ла Рене. Однако жену Жана Крозе прихожане остановили на месте, попутно отобрав у нее кошель, несколько колец и тунику. Хотя официальные представители церкви начали расследование этого дела, никакого решения вынесено не было, что свидетельствует о том, что суд занимался попустительством и в целом одобрял такие действия местных.
Для духовной власти такое поведение было чрезвычайно выгодно. Прежде всего, голая ограбленная женщина хорошо запоминалась местным, а значит, оставался в памяти и сам прецедент, о котором в следующий раз прихожане сообщали еще более охотно. Кроме того, церковный суд мог обвинить священника, замеченного у себя дома с женщиной, в создании скандала — действия, склонявшего ко греху любого другого человека.
Скандал, касающийся духовного лица, вредил репутации церкви, ведь священник был обязан служить моральным ориентиром для паствы. Поэтому чаще всего такие инциденты замалчивались, особенно если дело касалось отношений с женщинами. Суд предпочитал действовать неформально, разрешая инициативным группам граждан самим карать виновных в нарушении церковных правил.
Хотя архидиаконскому суду были выгодны насильственные действия представителей паствы, которые стремились наказать заблудшего святого отца, он всегда старался защитить священника. Того же нельзя сказать о женщинах, с которыми их заставали. Даже в случае изнасилования суд обычно не выписывал компенсации в их пользу.
* * *
Между церковным судом и паствой существовали отношения симбиоза, основанного на виктимизации женщин, обнаруженных в домах священников. Этих женщин редко наказывали формально, однако никак не осуждали тех прихожан, которые применяли по отношению к ним насилие.