Новая жизнь Ярослава Святославского началась 28 ноября 2009 года. В день рождения отца тогда еще 16-летний юноша травмировал позвоночник и сейчас передвигается в инвалидной коляске. Пережив первые, самые тяжелые месяцы, Святославский нашел себя в паралимпийском спорте. Сейчас Ярослав — член сборной России по велоспорту, за минувшие годы преодолел 200-километровую триатлонную дистанцию Ironman и прыгнул с парашютом. Ему очень хочется попасть на Паралимпийские игры, куда нашим атлетам, по известным причинам, путь пока заказан. В беседе с «Лентой.ру» Ярослав рассказал и о главном своем желании — вновь встать на ноги.
«Лента.ру»: Ярослав, чем вы занимались до того, как получили травму?
Святославский: Моя жизнь была связана с искусством. До 15 лет я учился в школе эстрадного вокала, параллельно пять лет занимался в музыкальной школе по классу фортепиано. Так что мое детство прошло на сцене: в составе музыкального коллектива выступал в разных городах. Еще любил ходить в гимнастический зал, где выполнял акробатические элементы, занимался паркуром. С последним увлечением и связана моя травма.
Расскажите, как это случилось.
В 16 лет я упал с 12-метровой высоты. Если говорить медицинскими терминами, получил компрессинно-оскольчатый перелом 11-го и 12-го грудных позвонков, повредил спинной мозг. Врачи сказали, что никогда не буду ходить, посоветовали стать программистом. Тогда мы жили в Ивановской области, на четвертом этаже пятиэтажного дома, и отец на руках выносил меня, когда мы куда-то ездили. Потом отец перевез нас в Москву. Он получил должность начальника охраны промышленной базы, там мы и поселились. Не было ни воды, ни газа, а бок о бок с нами жили граждане Таджикистана и Узбекистана.
С соседями не возникало проблем?
У меня нет предрассудков по отношению к кавказцам или таджикам. Они, кстати, очень отзывчивые ребята. Например, в метро они всегда первыми приходят на помощь — помогают, переносят. Не могу сказать, что русские отказывают. Если ты не создаешь образ попрошайки, а выглядишь нормальным человеком, спортсменом, у людей сразу появляется желание помочь, может, даже познакомиться и пообщаться.
Как проходил процесс реабилитации?
Было тяжело. Мне сделали операцию только на пятый день, хотя должны были сделать в течение 24 часов, чтобы повысить шансы избежать инвалидности — нервные волокна еще не успевают омертветь. Может, в Москве мне бы сделали операцию быстрее. Но я жил в Ивановской области... 20 дней я лежал на больничной койке: посещал занятия по лечебной физкультуре, на дом приходили учителя из школы. Долгое время я не решался пересесть в кресло, передвигался в основном на офисном стуле на колесах либо ползком. Я даже на ЕГЭ не поехал в кресле, отец просто перенес меня из машины в класс.
После несчастного случая вы заметили в себе изменения?
В первую очередь — в социальном плане. Когда я только получил травму, во всех социальных сетях сменил фамилию. Мне не хотелось вызывать жалость у друзей и одноклассников. Мне вообще не хотелось появляться на людях. Сейчас у меня новое окружение, хотя есть пара ребят, с которыми я общался до травмы и с которыми поддерживаю связь до сих пор.
Одиннадцатый класс, экзамены...
Да, тогда я готовился поступать на механико-математический факультет МГУ, но на восстановление ушло слишком много времени. В университет я поступил через год после школы, в 2011 году. Сейчас учусь в МИСиС.
В какой момент пришло понимание, что травма может открыть новые горизонты?
Я сразу понял, что сдаваться — не вариант. Я по-прежнему надеюсь, что в один прекрасный день смогу встать на ноги. Для меня это стало неким жизненным уроком. Сейчас иногда думаю, что избран самой жизнью, чтобы помогать людям с такой же проблемой. Теперь я сотрудничаю с медиками, с лабораториями, которые занимаются поиском решения моей проблемы. Я даже подумываю о создании лаборатории на базе своего университета.
Как вы попали в паралимпийский спорт?
Все началось с сотрудничества с фондом «Сколково»: я тестировал медицинский экзоскелет. Он помогает в процессе реабилитации людям с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Я стал первым пилотом-испытателем. Мы измеряли длину шага, скорость ходьбы. Можно сказать, что вместе с командой инженеров мы поставили на ноги этот экзоскелет, а он поставил меня.
Можно ли сравнить пилотирование экзоскелета с обычной ходьбой?
Сравнить, конечно, можно, но при этом понимаешь, что твоими ногами управляет робот. Если он тебе не поможет — далеко не уйдешь. Экзоскелет может помочь тем, кто не утратил возможности хоть как-то двигаться. Он поможет вспомнить, как ходить. Но если у человека поврежден спинной мозг... Безусловно, это полезная вещь, но поможет она не каждому.
Без него ходить я не мог, поэтому начал искать возможности для контакта с наукой. Я искал тех, кто занимается изучением травм спинного мозга. Так я нашел фонд Wings for Life, который занимается поддержкой исследований этих травм, финансирует более 50 научных лабораторий. В России, к сожалению, нет ни одной лаборатории, отвечающей критериям этого фонда. Когда я уже достиг каких-то результатов — в частности, проехал полумарафон, — обратился к организаторам забега Wings for Life. С тех пор мы сотрудничаем, и вся моя деятельность направлена на информирование людей с травмой спинного мозга.
А кто финансирует вас?
Сейчас я выступаю в составе сборной России по велоспорту, однако не могу назвать себя полноценным членом команды, потому что у меня нет необходимого инвентаря. Я ищу спонсоров, просчитываю, как мы можем организовать взаимовыгодное сотрудничество. Недавно я получил от спонсоров легкоатлетическую коляску, которая стоит около 200 тысяч рублей. В скором времени приобрету велосипед за 500 тысяч — опять же на частные деньги. Государство, министерство, федерация — никто не помогает. Таким спортсменам, как я, выделяется мало средств. В легкую атлетику, например, идет достаточно денег, потому что это популярный вид спорта, приносящий много медалей на Паралимпиадах.
Я занимаюсь профессиональным спортом около двух лет, и за это время ни разу не получал зарплату. Тренироваться при этом нужно каждый день. Поэтому для меня это даже не работа, а хобби.
Если вы не получаете денег от федерации — на что вы живете?
Пенсионные отчисления, плюс я работал в редакции журнала Forbes, занимал должность маркетолога в других организациях, зарабатывал хорошие деньги. Сейчас я занимаюсь продвижением себя как бренда, выступаю в роли некой рекламной площадки, получаю за счет этого определенное финансирование.
В одном интервью вы рассказывали, что в триатлон пришли случайно. Что вас подтолкнуло начать заниматься и этим видом спорта?
Я снимался в программе о спортивном питании, и в одном из выпусков мы рассказывали о рационе триатлетов. Я подумал тогда, что только сумасшедшие участвуют в Ironman — преодолевают по 200 километров без перерыва. Никогда не думал, что когда-нибудь присоединюсь к ним. Через какое-то время реабилитологи прислали мне видео о паратриатлете, который участвовал в Ironman. Потом я увидел сообщения в соцсетях. И подумал, что раз мне так часто попадается информация о триатлоне, я должен попробовать себя в этом виде спорта. Связался с организаторами и изъявил желание выступить на Ironman, хотя не умел плавать, у меня не было ни велосипеда, ни спортивной коляски. Помочь мне никто не сумел. Лишь когда я прибыл в Сочи, где проходили соревнования, получилось договориться с одним спортсменом, который дал мне инвентарь. Я научился управлять им в день гонок.
Вы принимали участие в программе «Давай поженимся». Как думаете, оправдана ли замена спортивных трансляций на передачи такого типа?
Нужно понимать, что телеканал — это коммерческая история, ему нужно зарабатывать на рекламе. Поэтому в приоритете всегда будет шоу с большими рейтингами, чем условный хоккей. Для спорта есть и другие каналы — «Матч ТВ», например. Безусловно, нужно воспитывать аудиторию с помощью спорта, но ведь его и в интернете достаточно. Так что показ более рейтинговой программы — это нормально.
Что заставляет вас пробовать что-то новое?
Моя личная мотивация — это желание встать на ноги. В детстве я получил травму по собственной ошибке — значит, сам должен выкрутиться. Я стараюсь показать свою активную позицию, чтобы меня увидели люди. Ну и, конечно, девушки. Они вдохновляют на новые победы (смеется).
Собираетесь на Паралимпиаду?
У меня много друзей-паралимпийцев. Я видел, как они переживают из-за непростой ситуации, связанной с допинговым расследованием. На их месте я бы тоже был недоволен. Ты пахал несколько лет, чтобы поехать на Паралимпиаду, а тут тебе закрывают дорогу. Для большинства это была заветная мечта и главная цель в жизни. Ради этого события, не видя семьи, не имея совершенно личной жизни, они вкалывают день и ночь. В Америке ребятам не платят за победу на Играх. Они получают средства от спонсоров, чтобы поехать на Олимпиаду, купить инвентарь. Для них спорт — реабилитация. В нашем же случае, к сожалению, это работа, на которой нужно пахать. Спорт должен быть хобби, должна всегда быть альтернатива. Я бы посоветовал ребятам сотрудничать с частным сектором, со спонсорами, чтобы у них была возможность заработка.