«Я как мои зомби. Мертвым не останусь», — однажды заявил Джордж А. Ромеро. Но новости спешат его опровергнуть: режиссер, научивший мировое кино обращаться с живыми мертвецами, ушел из жизни в возрасте 77 лет. «Лента.ру» рассказывает, почему стоит верить самому покойному: забвение ему не грозит.
Что без Джорджа Ромеро мировой кинематограф был бы лишен жанра зомби-хоррора в его современном виде, сегодня написали, наверное, в каждой заметке о смерти режиссера. Не поспоришь: до того как в 1968-м уроженец Бронкса, которому тогда не было и тридцати, снял дебютную «Ночь живых мертвецов», словом «зомби» (которое в фильме даже не звучит) называли лишенных воли жертв проклятия вуду (см. «Я гуляла с зомби» Жака Турнера). После же «Ночи» и ее сиквелов «Рассвет мертвецов» и «День мертвецов» зомби — именно в прочтении Ромеро, как полуразложившиеся каннибалы-тихоходы, — стали такой же константой поп-культуры, как, например, комиксные супергерои. Ну и, конечно, вклад режиссера в канон зомби-хоррора не ограничился концепцией и каноническим образом живого мертвеца. Для Ромеро зомби-кино было еще и эффектной сценой для декларации идей о человеческой природе и человеческом общежитии, о тирании семьи и тирании власти, о магнетизме насилия в кино и о кино как отдельной форме насилия.
Конечно, сохранить те же ориентиры на временной дистанции зомби-кино не смогло — даже, наоборот, оно заметно и беззастенчиво поглупело, как только он вслед за другими легкими жанрами избавился от клейма маргинальности. Но все же врожденный метафорический потенциал зомби-хорроры не растеряли до сих пор — правда, проявляется он чаще всего в повторе тех же самых идей и трактовок. Например, в популярной серии зомби-стрелялок Resident Evil спектр философии Ромеро обезжирен до элементарной критики дикого капитализма. Рекордсмен телерейтингов «Ходячие мертвецы», маскируя пессимистичную антропологию экшеном, расчлененкой и экстремальной мелодрамой, тоже берет пример с Ромеро и его хлесткой социальной критики, вот только свою идеологическую базу сериал обнажает за семь сезонов так робко и неторопливо, что зритель может ее и не заметить. Тем более что на дешевые приемы, а особенно шоковую терапию смертью и жестью «Ходячие мертвецы» полагаются куда чаще.
Строго говоря, Ромеро за полувековую карьеру застал десятки проявлений популяризации зомби-кино — от «Гордости и предубеждения и зомби» до романтических комедий в духе «Моя девушка — зомби». А вот чего не дождался, так это появления ровни себе — режиссера, который произвел бы в жанре принципиально новый прорыв. Что Ромеро и в новом веке интереснее всех осваивает на экране живую мертвечину, только подтвердила его вторая трилогия на любимый мотив («Земля мертвых», «Дневники мертвецов», «Выживание мертвецов»). Она неоднородна по бюджету, технике и размаху, но неизменно транслирует азарт пожилого автора, который стремится опробовать на старых друзьях как можно больше новшеств, будь то технологии съемки, модные поветрия на языке кино или перемены, переживаемые миром в целом. Ромеро в мертвецкой трилогии 2000-х подчеркивает свою принадлежность к современному, актуальному кино почти каждым авторским решением: шанс сказать в фирменном жанре новое слово ему важнее, чем риск вызвать неудачным экспериментом недоумение публики, а то и обиду ностальгического толка.
Правда, судя по многочисленным интервью и по эксцентричной, недоцененной широким зрителем фильмографии, Джордж Ромеро вообще не беспокоился о такой ерунде, как репутация. Он рос на вульгарных палп-комиксах и наивных довоенных хоррорах, а снимать фильмы ужасов начал, когда в глазах общества этот жанр считался ненамного пристойнее порнографии. Выпущенных им на экран в 1968-м зомби Ромеро не раз с любовью называл типичными панками — изгоями, стихийным явлением, которое по своей природе должно потрясти устои окружающего их мира. Ровно такого эффекта он сам с их помощью и достиг: малобюджетная, маргинальная, многих современников возмущавшая натурализмом насилия, цинизмом сюжета и безнадегой морали «Ночь живых мертвецов» в итоге принесла автору уникальный статус в профессии. Кто еще из современников Ромеро может похвастать, что ввел в обиход кинематографа полноценный новый жанр?
Приведя в кино зомбаков, «Ночь живых мертвецов» навсегда изменила и фильмы ужасов в принципе. Стоивший 118 тысяч долларов, распятый критиками независимый дебют собрал в прокате больше 30 миллионов и тем самым открыл дорогу на экраны сплэттерам и слэшерам, маньякам и психопатам, расчлененке и обнаженке, каннибализму и сатанизму, а главное —узнаваемой, ординарной, неприметной обыденности типовых американских пейзажей, иллюзия безопасности которых наконец развеялась и на киноэкране. В 1978-м Ромеро снимет сиквел «Рассвет мертвецов», который заговорит с изменившимся за эти десять лет зрителем уже совсем на другом языке: не шок, но угар, не праведный гнев, но сатира, не конфликты совести с инстинктом выживания, но цинизм как основа всеобщего мировосприятия. Окруженные в огромном торговом центре, неспособные договориться герои будут умирать уже под улюлюканье толп зрителей, и только одни зомби во всем этом уравнении останутся сами собой.
Феноменальный успех, достигнутый Ромеро в рамках одного из самых народных жанров кинематографа, конечно, надолго переживет его самого. Парадокс в том, что подлинное наследие Ромеро, его вклад в развитие кино как искусства, доказанная им широта диапазона возможностей кино, скорее всего, не будут оценены по достоинству никогда. Помешает именно культовый статус режиссера в истории фильмов ужасов, именно славное звание отца кино про зомби — маркеры заслуг Джорджа Ромеро, которые чем дальше, тем больше будут становиться ярлыками, стоп-сигналами, заборами, которые в массовом сознании так часто отделяют кино жанровое от авторского. Именно такие ярлыки способны вдобавок навязывать вредный, наивный стереотип о том, что ценность кино зависит от той или иной его описательной характеристики: заблуждение, что есть кино более важное и менее, что развлекательные фильмы по умолчанию заслуживают меньше внимания, чем ленты из программ крупных фестивалей. Ровно такие устаревшие ложные иерархии виноваты в том, что гении уровня Ромеро почти никогда не упоминаются в контексте влияния на кино вообще и в списках важнейших режиссеров в истории: условные Бергман, Тарковский, Феллини и Брессон всегда послужат выбором более солидным. Это их фильмы будут рекомендоваться всем — от школьников до пенсионеров, в то время как другие картины, ничуть не уступающие в мощи, мудрости и изобретательности, осядут в резервациях, разбитых по жанровому принципу.
При этом стоит присмотреться внимательнее к достижениям Ромеро в жанре хоррора, и за ними проступят не менее революционные находки для всего кинематографа. Первые зомби есть первые зомби, но вообще-то та же «Ночь живых мертвецов» была еще и первым широко прошедшим фильмом на тему проклятья быть чернокожим американцем в Америке 1960-х. Там же — как и в других фильмах Ромеро, от «Мартина» до «Обезьяны-убийцы» — обнаруживаются сцены из семейной жизни, которые по безжалостности и прямоте взгляда на людскую природу не уступят ни Бергману с Вуди Алленом, ни даже Ибсену со Стриндбергом. Зомби-фильмы Ромеро на уровне лучших политических фильмов демонстрируют мутную природу связей между отдельными людьми и нездоровье общества в целом — и надо добавить, что немногие режиссеры в своих фильмах так настойчиво и так последовательном задавали властям, обществу, политикам и простым гражданам самые неудобные вопросы. Все это только вершина айсберга, которым является кино Джорджа Ромеро — режиссера, который обещал, по примеру своих героев, не умирать и который, в отличие от любых вымышленных зомби, вообще-то такой возможностью обладает. Конечно, он будет жив, пока кто-то смотрит его фильмы.