Экономика КНДР — одна из самых слабых в мире. Но за последние 10 лет в ней наметился подъем, который помог справиться с жестоким голодом, унесшим более полумиллиона человеческих жизней. Стране также удалось увеличить экспорт своей продукции на внешние рынки. При этом в структуре внешней торговли Северной Кореи образовалось довольно необычное направление.
Распространенный стереотип приписывает экономике Северной Кореи (КНДР) неразвитость и полное отсутствие экспортных потоков. В общественном сознании это государство предстает неким заповедником коммунизма, окруженным со всех сторон колючей проволокой, где процветает лишь натуральное хозяйство, а вся промышленность — по советскому образцу — заточена исключительно под нужды армии и флота. Во многом этот образ правдив, тем не менее в закрытой для остального мира стране последователей Чучхе производится не только рис, и даже существуют внешнеэкономические связи, в том числе экспортные.
Безусловно, полновесными успехами в экономике КНДР похвалиться не может. И проблема не только в идеологии и внешней изоляции. Дело в том, что модернизация изначально аграрной страны началась лишь в 70-х годах ХХ века — то есть с отставанием от развитых стран почти на 200 лет, а от многих развивающихся — на 50. Но в отличие от соседнего и идеологически близкого Китая, начавшего промышленное развитие и совершившего в последние десятилетия реальное экономическое чудо, Северной Корее выбиться в лидеры среди развивающихся стран не удалось. Более того, на протяжении первого десятилетия промышленной модернизации республика стояла на пороге дефолта: негативно влияло резкое сокращение спроса на корейские товары за границей из-за нефтяного кризиса 70-х годов, охватившего мировую экономику.
В результате в 1980-х КНДР была признана банкротом по отношению ко всем внешним кредиторам. Размер долга западным странам составил около 1 миллиарда долларов, а странам социалистического лагеря (в основном СССР) — около 2 миллиардов. Произошедшее побудило отца нации товарища Ким Ир Сена провозгласить в 1982 году новый план построения экономики, в котором главными задачами провозглашались развитие сельского хозяйства — в основном за счет мелиорации земель, а также государственной инфраструктуры — дорог, электрических сетей и так далее.
Но для решения этой задачи внутренних средств было явно недостаточно, поэтому уже в 1984 году был принят закон о совместных предприятиях, призванный решить проблему внешних инвестиций, а также импорта в Северную Корею новых технологий. Худо-бедно эта мера заработала. Инвестиции имели в основном советское и китайское происхождение, поэтому после того, как великий северный сосед приказал долго жить — по крайней мере, в своей старой формации, — поток дотаций быстро иссяк.
Страна опять столкнулась с реальными сложностями. Самым тяжелым для КНДР оказалось десятилетие 90-х. Подсчитать ее реальные потери за этот период проблематично, так как открытой статистики попросту нет. По оценкам ряда международных экспертов, северокорейская экономика с 1992-го по 1998 год сократилась вдвое. Самым печальным было то, что дефицит затронул продовольственный рынок. Например, недостаток круп, в первую очередь риса, составлял около миллиона тонн в год. Кризис, естественно, привел к голоду, из-за которого, по мнению корееведа Андрея Ланькова, умерло около 600 тысяч жителей КНДР.
Неудивительно, что к 2000 году внешний долг Северной Кореи, включая пени и штрафы по просроченным кредитам, уже составлял 10-12 миллиардов долларов.
Сложившееся status quo, естественно, не могло удовлетворить лидера нации, поэтому в 2002 году сын основателя республики — Ким Чен Ир — объявил о рыночных преобразованиях, главными из которых стали эксперименты по введению принципа хозрасчета на северокорейских предприятиях. Ввиду отсутствия внутренней статистики сложно оценить, насколько сильное влияние оказала данная мера на рост ВВП в нулевых, однако косвенный фактор, а именно рост инвестиций из Китая с 1 миллиона долларов в 2003-м до 200 миллионов долларов в 2004 году позволяет говорить о том, что экономика КНДР начала отходить от кризиса 90-х. Кроме того, был значительно смягчен режим в отношении частной торговли, принявшей полулегальные формы.
Пришедший в 2011 году на смену безвременно почившему отцу современный глава КНДР Ким Чен Ын продолжил его дело. Были объявлены очередные экономические реформы, образцом для которых выступила китайская модель ведения народного хозяйства. Роль частного бизнеса была усилена, для развития промышленности начали создавать специальные экономические зоны. В результате, по оценкам корееведа, преподавателя университета Кукмин (Сеул) Андрея Ланькова, частный сектор в КНДР сейчас производит от 30 до 50 процентов ВВП. Таких успехов в прежде жестко коммунистической стране удалось достичь за счет проведения аграрной реформы, в основе которой лежал переход к «звеньевому подряду», оказавшемуся по факту семейным. Так, возможность создавать минимальную единицу «подряда» — «малое звено» — получили отдельные семьи или семьи, живущие по соседству. Каждому «звену» выдается земля для производства сельхозпродукции, а также остается значительная часть урожая после его уборки, а ведь ранее в качестве оплаты труда крестьяне получали лишь фиксированные пайки.
Эффект от реформ проявился практически сразу: уже через год (осенью 2013 года) Северная Корея собрала существенный для нее урожай зерновых — около 5,04 миллиона тонн. Это был рекорд за последние 25 лет. Правда, извне в успех последней коммунистической диктатуры не поверили, приписав сельскохозяйственное свершение удаче и хорошей погоде. Однако в 2014 году в стране случилась засуха, во времена деда или отца Ким Чен Ына вызвавшая бы массовый голод. Но ничего подобного не случилось. Более того, северокорейским аграриям удалось превзойти результаты предыдущего года, собрав 5,1 миллиона тонн зерновых. Впервые КНДР смогла обеспечить себя продовольствием, хоть и на самом минимальном уровне.
Помимо сельского хозяйства, в КНДР существуют и промышленные отрасли — в основном судостроение и машиностроение. Основная продукция судостроительной отрасли — суда-фабрики, транспортные рефрижераторы, траулеры, сейнеры. В последние годы в стране развивается электротехническая промышленность, перед которой поставлена задача создать базу для легкой промышленности. Не обошли вниманием северокорейцы и химию, от развития которой ожидают помощи для аграрного сектора — в виде удобрений.
К сожалению, все вышеперечисленное пока позволяет КНДР лишь чуть-чуть приподнять голову над тем низким уровнем экономического развития, на котором страна находится более полувека. Так, по оценке ЦРУ США, вотчина Кимов до сих пор является одной из беднейших стран мира и занимает 213-е место из 230 по ВВП на душу населения — 1700 долларов на человека (40 миллиардов долларов в год — весь объем ВВП).
Так или иначе, зачаточные улучшения в экономике позволяют Северной Корее торговать не только внутри страны. При этом объемы экспорта республики достаточно стабильны и, по данным ресурса «Вести. Экономика», в последнее десятилетие колеблются в диапазоне от 3,2 до 4,4 миллиарда долларов в год (пик 2013 года совпал с рекордным урожаем зерновых в стране). А, например, в 2015 году объем северокорейского экспорта составил 3,4 миллиарда долларов.
Интересно взглянуть на структуру экспорта КНДР, где главными партнерами выступают Китай (60 процентов), Бразилия (6,2 процента) и Нидерланды (4,4 процента). Наличие последнего партнера, кстати, свидетельствует об оффшорных зонах, не чурающихся работать с КНДР, несмотря на санкции. Что же касается структуры экспорта, то в ней, по данным страноведческого каталога факультета международного бизнеса ОмГУ, преобладают морепродукты (24,4 процента), а следом идут: текстиль (21,6 процента), электротехника (15,1 процента), металлы (9,3 процента), полезные ископаемые (7,8 процента), химическая промышленность (6 процентов). В связи с этим невозможно не отметить, что по качеству северокорейский экспорт несколько лучше российского собрата, так как сырьевая составляющая в нем куда скромнее. Объемы при этом, безусловно, несопоставимы.
Некоторые источники добавляют к вышеперечисленному еще одну занятную строчку: торговлю оружием, которое ВПК КНДР производит на своих заводах, а затем продает в страны третьего мира, тоже находящиеся под санкциями. Объемы поступлений от этого вида деятельности, по понятным причинам, оценить проблематично.
А вот британские (так и хочется сказать — ученые) журналисты нашли в Северной Корее еще одно перспективное экспортное направление: продажу предметов идеологического искусства. Оказывается, в Пхеньяне есть студия, производящая статуи, гобелены, мозаики с изображениями в духе соцреализма, которые потом отправляются и на внутренний рынок, и на экспорт. Особенным успехом данная продукция пользуется в африканских странах.
Основанная в 1959 году «Мансудэ Арт Студия» (Mansudae Art Studio), в основу названия которой легло наименование столичного района, где она расположена, сейчас — одно из самых крупных объединений профессиональных художников в мире. В ней трудится более 4 тысяч человек. Продукция студии востребована не только в музеях стран с социалистическими корнями, типа Камбоджи, но и у вполне капиталистических заказчиков. Например, «Мансудэ» изготавливала гигантскую вышивку для Benetton fashion family.
Наибольшую любовь произведения корейских художников снискали в Африке. Началась она в 80-х годах с дипломатических подарков северокорейских братьев африканским социалистическим странам, а потом переросла в бизнес (сейчас он стал одним из источников поступления валюты в страну). Художники «Мансудэ» работают в Анголе, Бенине, Чаде, Демократической Республике Конго, Экваториальной Гвинее, Эфиопии и Того. По данным местных СМИ, в спецхране Зимбабве находятся два гигантских памятника Роберту Мугабе, которые должны водрузить после его кончины благодарные граждане. В связи с недавними событиями они, по всей видимости, не увидят свет, однако уже находятся в активе «Мансудэ».
Одна из самых известных скульптур студии, открытая в 2010 году, — памятник возрождению Африки высотой 49 метров. Специалисты «Мансудэ» отлили его на месте установки, за что сенегальские братья, по оценкам ВВС, заплатили корейцам десятки миллионов долларов. Причем оплата шла через сделку по недвижимости — корейцы получили за свою работу землю, которую тут же продали за твердую валюту.
Сговорчивость в вопросах цены британцы называют одной из основных причин успеха северокорейской студии. Вторая причина — стиль. «Русские и китайцы больше не делают такого рода вещей», — говорит искусствовед Уильям Фивер. А востребованность предметов в духе соцреализма, тем не менее, есть. Подтверждает это еще один проект студии — 11-метровый обелиск Неизвестного солдата в Намибии, в котором угадываются черты президента страны Сэма Нуйомы. Этот памятник не балуют вниманием ни местные жители, ни туристы, тем не менее он отмечает веху с истории Намибии — зарождение государственности. Монументализм — наиболее подходящий стиль для создания такого рода зарубок в исторической памяти, и искушения им не избежали даже развитые страны. Достаточно вспомнить монумент, посвященный отцам-основателям в США на горе Рашмор в Южной Дакоте.
Единственный упрек, который заказчики периодически адресуют корейской студии, — то, что иногда статуи выглядит слишком «азиатскими»: то есть, например, в костюмах африканских диктаторов прослеживаются силуэт и покрой, присущие одеждам династии Кимов. Однако северокорейцы всегда идут навстречу клиентам и, если нужно, исправляют недочеты.
Культовое искусство, во многом синонимичное тоталитарному (в обоих случаях должен быть объект поклонения, возведенный в абсолют), всегда было востребовано человечеством. Собственно, с него и началось зарождение изобразительных искусств как таковых. Уже во времена Древнего Рима оно неплохо оплачивалось, что подтверждает конфликт апостола Павла с художниками из храма Артемиды в Эфесе, чуть не обернувшийся мятежом в одном из ключевых городов империи. Художники посчитали, что проповедь христианства лишает их заработка. Однако последствия христианизации для цеха художников, наоборот, оказались весьма благоприятными: церкви потребовались иконы, скульптуры, вышивки и так далее, и за них она была готова платить. Поэтому именно религиозному культу мировая культура должна быть благодарна за да Винчи, Рафаэля и Рублева.
Ценятся они по сию пору. Например, 15 ноября произведение кисти Леонардо да Винчи «Спаситель мира» было продано за рекордные 450 миллионов долларов. Занятно, что на аукционе 1958 года, когда еще не была удостоверена подлинность авторства полотна, шедевр был оценен всего в 45 фунтов стерлингов.
Баснословные суммы, за которые продаются предметы искусства, заставляют этот сегмент рынка расти серьезными темпами. В новом веке он вырос уже в 14 раз (с 2000 по 2016 год). Только с 2002 по 2008 год рост составлял 90 процентов по обороту и 25 процентов по количеству сделок.
По мнению экспертов портала Artguide, такие темпы развития обусловлены тем, что доступ к рынку становится все легче, в первую очередь за счет развития технологий. Сейчас не менее 95 процентов участников рынка совершают сделки с помощью мобильных устройств. Вторым фактором, заставляющим расти продажи предметов искусства, является развитие рынка капитала. Сейчас существенную его часть занимает использование виртуальных, в общем-то, активов — например, деривативов. Чувствуя неустойчивость мировой финансовой конструкции, персоны, имеющие к ней отношение, предпочитают вкладывать деньги в нечто осязаемое и при этом способное вырасти в цене. Искусство для этих целей подходит как нельзя лучше. Ну и еще — это красиво.
Поэтому физическое количество сделок на данном рынке увеличилось с 500 тысяч в год в послевоенный период до 70 миллионов в 2015-м. Значительно расширилась и география покупателей: раньше это были в основном европейцы и американцы, а теперь коллекционеры живут в Азии, странах Азиатско-Тихоокеанского региона, Южной Африке, Индии, на Ближнем Востоке и в Латинской Америке.
Особенным интересом в силу относительной дешевизны у коллекционеров пользуется современное искусство — именно с точки зрения вложения капитала. Так, например, по данным Artguide, для работ стоимостью более 20 тысяч долларов величина роста вложенного капитала в среднем составляет около 9 процентов. Позитивно сказывается на развитии данного сегмента рынка и то, что старое клише «великий художник — это мертвый художник» постепенно ушло в небытие. Поэтому в 2016 году на аукционном рынке современного искусства было продано 55 тысяч работ, что в 4,7 раза больше, чем в 2000-м, а оборот рынка за тот же период вырос на 1370 процентов.
Безусловно, искусство художников СССР и представителей соцреализма в частности не является мейнстримом на рынке. Тем не менее почитатели у него были всегда. Особенно хорошо известны имена советских скульпторов, таких как Николай Андреев, Иван Шадр и Вера Мухина. Копии их работ, отштампованные миллионными тиражами, разошлись вначале по всей территории СССР, а после его падения — и по всему миру.
Большой интерес к пролетарскому искусству возник у иностранцев на волне перестройки и был настолько мощным, что помогал выживать стихийному рынку на Арбате, на котором культурные ценности продавались с 1990 по 1997 год — до тех пор, пока его не заключили в цивилизованные рамки в связи с празднованием 850-летия Москвы. Живут за счет этого интереса и многочисленные антикварные лавочки, специализирующиеся на советской тематике, которые до сих пор существуют как на территории стран бывшего СССР, так, например, и в Восточной Европе.
А все потому, что революционная тема, в силу заложенного в ней протеста, близка людям. Неслучайно образ Че Гевары эксплуатируют в молодежных субкультурах даже в буржуазных государствах. В странах же, тяготеющих к диктатуре, она обязательна для поддержания нужного самоощущения у граждан. Соцреализм для этого очень подходит: мощные торсы и волевые лица, являющиеся его визитной карточкой, заставляют тщедушных граждан диктаторских стран верить в светлое будущее. Именно в этой востребованности соцреализма открывается окно возможностей для северокорейских художников. Поскольку, как уже было замечено выше, сейчас они стали фактически монополистами в этом сегменте рынка.