Самый известный чернокожий режиссер в истории кино Спайк Ли впервые в карьере попробовал себя на телевидении — на Netflix вышел первый сезон его сериала «Ей это нужно позарез» (She's Gotta Have It), грандиозного шестичасового гимна черной культуре, Бруклину, а главное — женской красоте, сексуальности и свободе. Получился, возможно, лучший сериал года.
«Я не фрик. Я не нимфоманка. Я не секс-зависимая. И уж совершенно точно я не чья-то собственность», — от ярлыков Нола Дарлинг (ДеВанда Уайз) отмахивается так, чтобы понял каждый: глядя прямо в камеру, будто бросая вызов — не камере, конечно, а зрителю по ту сторону экрана. А желающих заклеймить эффектную и амбициозную чернокожую художницу, плоть от плоти бруклинского микража Форт Грин, наверняка немало. Объективацию никто не отменял: сила предрассудков, особенно связанных с нормами женского поведения, чудовищно велика, а сексуальная жизнь мисс Дарлинг, прямо скажем, выбивается из стандарта, в чем не сомневаются даже ее собственные любовники. Фрик, нимфоманка, секс-зависимая — все это именно их слова, и все они Нолу ранят не меньше, чем килотонны пошлостей, грубостей, вульгарностей, бросаемых девушке вслед незнакомыми мужчинами на нью-йоркских улицах.
Любовников у Нолы Дарлинг в «Ей это нужно позарез», десятисерийном ремейке фильма, с которого Спайк Ли в середине 1980-х начал свою славную карьеру, как и в оригинале, трое. Джейми Оверстрит (Лирик Бент) — сорокалетний инвестиционный банкир, чья забота о героине усугубляется наличием жены и сына. Грир Чайлдз (Клео Энтони) — выросший во Франции пижон, фотограф и модель, одаренный от природы не только красотой, но и нарциссизмом. Марс Блэкмон (Энтони Рамос) — украшенный наколками и гриллзами на зубах балагур-полукровка из соседнего гетто, чей клоунский экстерьер дополняет завидное чувство юмора. И это не считая взрослой лесбиянки-флористки Опал (Ильфенеш Хадера), чью постель героиня «Ей это нужно позарез» тоже время от времени согревает! Именно их представлениям о себе, чужим оттискам с оригинала собственной личности, Нола и объявляет войну, заявляя о своем праве на самоопределение. Не то чтобы у нее при этом не было других забот: карьера в искусстве никак не наберет ход, а аренда в джентрифицированном Бруклине обходится недешево.
Именно отчаянная, если не сказать фантастическая попытка Нолы привести свою любовную жизнь к единому знаменателю служит сериалу Спайка Ли хребтом сюжета. Наивно, впрочем, полагать, что финалом этого сериала может служить выбор героини в пользу одного из своих ухажеров — начиная с прямого обращения Нолы к камере, с ее декларации о намерениях, Ли дает понять, что ему не интересны искусственные, моногамные и гетеронормативные катарсисы типичных — как жанр придуманных белыми мужчинами — романтических комедий. Нет, этот сериал определенно решает другие задачи, поэтому развивается по законам даже не портрета, а панорамы.
Более того, речь о панораме, изображающей сразу все векторы отдельно взятой черной жизни (а это не только секс, но и карьера, финансы, искусство, источники вдохновения и те точки, в которых персональное пересекается с социальным) и постепенно охватывающей все большее пространство, все большее число неспешно развивающихся сюжетных линий, наконец, все большее число героев, каждый из которых здесь рано или поздно получает шанс высказаться не только о Ноле Дарлинг, но и о самих себе. Так что к финалу персонажи «Ей это нужно позарез» подходят не то, чтобы изменившимися — амбиция Спайка Ли заключается в том, чтобы за часы, проведенные вместе с ними, изменился скорее зритель: чтобы вновь звучащий в финале манифест личной независимости главной героини был услышан аудиторией, уже куда более склонной к принятию.
Интересно, какими средствами Спайк Ли к этой цели идет — какими методами он собирает здесь ту панораму черной жизни, какой оригинальный «Ей это нужно позарез» в силу полуторачасового хронометража быть никак не мог. Автор «25 часа» и «Не пойман — не вор» вообще впервые работает в формате игрового телесериала — но при этом вовсе не думает ради нового медиума изменять своему режиссерскому стилю. Напротив, цельная картина в «Ей это нужно позарез» складывается, кажется, умножением всех тех фирменных маньеризмов и стилистических приемов, которыми Ли пользовался всю карьеру — и которые часто, особенно в первой половине этой карьеры, пока режиссер еще пытался удержать их в рамках традиционных киномоделей, казались чрезмерными, слишком искусственными, даже анахроничными, отработанными массовым кино еще к первой половине нулевых. Новую жизнь они обрели уже в последних трех фильмах бруклинского постановщика — «Лете в Ред Хук», «Сладкой крови Иисуса» и «Чи-раке» — где Ли наконец плюнул на правила хорошего режиссерского тона, зрительские ожидания и вековые каноны кино, чтобы вместо этого окончательно отдаться своим стилистическим импульсам, позволив им вести историю за собой, а не наоборот. В сериальной версии «Ей это нужно позарез» эти импульсы получили еще больше простора для реализации — и сложился полноценный манифест не только свободолюбивой чернокожей женщины Нолы Дарлинг, но и Ли как автора.
Что это за приемы? Все они прекрасно знакомы тем, кто видел «Делай как надо» или «Замороченных», «Малкольма Икс» или «Кровавое лето Сэма» — да даже хотя бы один фильм из широкой фильмографии Ли. Вот персонажи беззастенчиво ломают четвертую стену — и обращаются напрямую к камере, зрителю, собственному автору. Вот уже сама камера, всматриваясь в персонажей, застывает благодаря стедикаму в той точке, в которой ее взгляд превращает даже простую прогулку персонажа по улице в сновидение, в почти экзистенциальный пролет по траектории судьбы и жизни. Вот лихая монтажная нарезка за пять минут разом раскрывает какую-нибудь тему, на которую у иных режиссеров уходит целое кино. Вот привычка чуть что пускаться посреди фильма (а в случае «Ей это нужно позарез» — серии) в аналог музыкального клипа в сериале получает логическое дополнение: стоит за кадром отзвучать той или иной песне, как экран на пару секунд заполняет обложка сингла или альбома, с которого она взята: это будет получше Shazam, прямо скажем.
Все эти персональные стилистические завихрения Ли по полной задействует и в «Ей это нужно позарез» — и все они становятся инструментами универсального высказывания, расширяя палитру истории, углубляя понимание зрителем тех или иных героев и ситуаций, позволяя частной, интимной почти коллизии приобрести характер портрета поколения, общества и эпохи. Отдельным элементом стиля «Ей это нужно позарез» становится и страстная любовь Спайка Ли как к созданному черной культурой образу Бруклина, так и к самой этой афроамериканской культуре. Джазмены и художники, рэперы и спортсмены, соул-певцы и активисты — «Ей это нужно позарез» заваливает зрителя именами, а если те кажутся незнакомыми, то Ли не постесняется вставить в кадр иллюстрацию их величия (стоит, например, кому-то упомянуть живописца Керри Джеймса Маршалла, как на экране тут же возникает репродукция его картины). Конечно же, находится в этой вольной галерее афроамериканских героев место и самому Ли — вот персонажи обсуждают «украденный» у Дензела Вашингтона «Оскар» за «Малкольма Икс», а вот он сам, в образе из оригинального фильма «Ей это нужно позарез» (где Ли играл одного из трех любовников героини, Марса Блэкмона), появляется в граффити на одной из бруклинских стен.
При этом, как и оригинал, «Ей это нужно позарез» не стесняется работать в старомодном жанре водевиля: на месте и говорящие имена с фамилиями, и салонная зацикленность на теме личной жизни, и до абсурда нереалистичные повороты романтической интриги, повышенная музыкальность, и почти доведенная до карикатуры типажность персонажей. Но сочетание этой театральности, ассоциирующейся вовсе не с черными бруклинцами 2017-го, а со строго белым высшим светом начала ХХ века, с гипертрофированным, чрезмерным и да, почти театральным по прямоте эффекта стилем Ли приводит к неожиданному результату: типичные герои водевиля начинают оживать, превращаться из типажей, карикатур в правдоподобных, понятных людей — и их преображение именно в этом качестве будет куда интереснее политкорректного призыва просто наконец увидеть людей за черным цветом кожи. Вот, пару раз обратившись к камере с историями о себе, перестает казаться невыносимо пародийным клоуном Марс Блэкмон — а вот после флешбэка к сцене его знакомства с Нолой вырывается из образа типичного обитателя Уолл-стрит Джейми Оверстрит. Вот что-то человеческое проступает даже в образе несносного, слишком ладного, чтобы выдерживать его вид более минуты, нарцисса Грира Чайлдза. Эта постепенная метаморфоза только убедительнее от того, как картинно смотрятся любовники Нолы Дарлинг в первых двух-трех сериях — и как поверхностно они были реализованы в оригинальном фильме.
Да, порой стиль заводит Спайка Ли на территорию, где отступает не только хороший режиссерский тон, но и хороший вкус — есть здесь, например, и достойный не Чарльза Бернетта, а Опры импровизированный клип на песню Klown Wit Da Nuclear Code, которым Ли отвечает на избрание в президенты Дональда Трампа (оно здесь служит одной из реперных точек сюжета). Но в целом телевизионный формат не столько дискредитирует приемы Ли, сколько придает им новые смыслы. То же прямое обращение персонажа к камере, редко используемое кинорежиссерами, на ТВ приобретает характер куда более знакомого и распространенного высказывания — так обращаются к аудитории ведущие-опинионмейкеры в аналитических, прежде всего политического толка, программах. Конечно, как и в их случае, Ли можно поймать на том, что прямота его заявлений, будь то о возможностях идентификации черной женщины или чудовищности расово окрашенного насилия (к чести режиссера, хэштег #BlackLivesMatter служит здесь объектом не только прославления, но и пары довольно злых шуток), приближает их практически к уровню пропаганды. Но, знаете, что? Когда объектом пропаганды выступает умная и артистичная, упрямая и уверенная в себе, неотразимая и, да, неподвластная никому и ничему, женщина, я лично предпочту такую пропаганду любому нейтральному, сколь угодно взвешенному высказыванию.