Всего через полгода после приказа о назначении Кирилла Серебренникова худруком Театра имени Гоголя, 2 февраля 2013 года институция открылась полностью преобразованной: сменив название, театр сменил ориентиры — точнее, вообще определил их впервые за долгое время. К хорошему быстро привыкаешь, и целый ряд новаций, в России впервые введенных в практику «Гоголь-центром», теперь уже кажется обычным делом для любого современного театра.
Прошло всего пять лет, но в этом отрезке времени на примере одного театра отражается новейшая история России: от задела на перемены с назначением Серебренникова до начала административных посягательств на некоторые мероприятия и, наконец, уголовного дела. Теперешнее положение «Гоголь-центра» странное: совершенно непонятно, когда ждать возвращения к работе Серебренникова, на фигуре которого в театре многое завязано, а вместе с этим театральный язык самого режиссера и театра под его руководством, кажется, в последние годы стал терять яростный заряд новации. Избегая разговора о художественных достижениях «Гоголь-центра», нельзя не сказать, что заслуги этой институции на поле продюсирования и реформирования театральной среды очень велики. О значении театра для российского искусства «Лента.ру» поговорила с деятелями современной культуры, в разной степени связанными с «Гоголь-центром» — в качестве создателей, зрителей или наблюдателей.
Борис Юхананов, режиссер, художественный руководитель «Электротеатра Станиславский»:
«Платформа» и выросший из нее «Гоголь-центр» с его открытостью, бесстрашием, социальной озаренностью — это важнейшая культуртрегерская инициатива последнего десятилетия и нового театрального времени.
Вера Мартынов, главный художник и соавтор Кирилла Серебренникова в создании концепции обновления и реновации театра с 2012 по 2015 год:
«Гоголь-центр» — это результат любопытства, внутренней свободы, усердия и любви. Это первое театральное пространство в России, открытое для посещения с полудня и до последнего посетителя. Это место было первым — что сейчас кажется естественным и обязательным для современных площадок, — в котором театральные постановки стоят в одном ряду с огромной образовательной программой, концертами, кинопремьерами и выставками. Открытые лекции, мастер-классы, публичные дискуссии стали нормой за пять лет, и это прекрасно. Это место, формирующее среду современного искусства в России. Это место с высочайшим уровнем внутренней мотивации всех сотрудников, и это абсолютно беспрецедентный факт нашей новейшей истории: театр продолжает высококлассно работать в обстоятельствах вынужденного отсутствия его художественного руководителя. Он не разваливается изнутри, он только крепнет.
Если «Гоголь-центр» исчезнет, то не из-за равнодушия его обитателей: и сотрудников, и зрителей. Это, пожалуй, самое важное, что необходимо знать об этом театре.
Если по-простому, ГЦ продолжает историю авторского театра, начатую Юрием Любимовым и Давидом Боровским, Анатолием Васильевым и Игорем Поповым. А это, как мы знаем, к сожалению, скользкая дорожка. А если еще проще, то, пожалуй, поделюсь своим недавним наблюдением: если хотите быстро узнать все о состоянии нашей страны — ходите не в театр, не на выставку и не тратьте время на книги — сходите один раз в суд.
Сергей Невский, композитор:
То, что делал и делает Кирилл Серебренников, это не просто создание среды, — театральной, актерской, музыкальной, не просто создание некоего нового контекста, в котором театр из замкнутой вещи в себе становится развернутым междисциплинарным пространством, это еще и опыт создания ситуации, которая указывает на состояние театра в обществе и, непрерывно меняясь, указывает нам на нас самих. «Гоголь-центр» — как и проект «Платформа» — кажется мне важной частью этого большого замысла и самым удачным воплощением его идей. Московская театральная среда сегодня другая, чем пять лет назад, и за это Серебренникову и его команде надо сказать спасибо.
Елена Гремина, драматург, режиссер, сооснователь «Театра.doc»:
Я Кирилла знаю с момента, когда он приехал в Москву, и сразу было понятно, что он рожден руководить театром, — невероятная энергия, работоспособность, полная отдача делу. Он трудоголик, и его «Гоголь-центр» получился трудоголиком — если верить, что театры как люди и у каждого свой характер. За пять лет сделано невероятно много, и прежде всего у ГЦ сформировалась своя аудитория.
Это театр, который открывает новые актерские имена и заказывает пьесы современным авторам — Валерию Печейкину, Любови Стрижак, Евгению Казачкову, Михаилу Дурненкову. Работает с современными серьезными композиторами. Выпускает яркие пластические спектакли: тут получили возможность творческой реализации хореографы одного из лучших театров современного танца — костромского «Диалог Данс». Тут в зрительном зале можно встретить и студента, и олигарха, а на сцене можно увидеть и Аллу Демидову, и рэпера Хаски. Кирилл — лидер по натуре, человек, зажигающий других людей, — и ГЦ получился такой же. Им обоим — и театру, и его создателю — желаю свободы, свободы, свободы.
Александр Маноцков, композитор:
И на «Платформе», и в ГЦ я не просто зритель, я непосредственный участник команды и событий. Поэтому я, во-первых, точно знаю, что все обвинения в «театральном деле» лживы и абсурдны, и, во-вторых, воспринимаю их, в том числе, как личное оскорбление. Про огромную роль этих двух институций в культуре России сейчас много говорят — и правильно. Но я бы задался вот какими вопросами: можно ли прервать эту дурную бесконечность, это страшное правило, по которому в России подонки и бездарности у власти из века в век душат живое и талантливое. И что готовы сделать конкретные мы для того, чтобы эту бесконечность прервать. Пока что я, увы, не ощущаю вокруг себя готовности даже поверить, что мы на что-то способны. А надо бы, для начала, поверить.
Анна Абалихина, хореограф:
В «Гоголь-центре» прекрасно все. Это театр, в котором очень много любви к искусству, творчеству, свободе. Где каждый работник значим и, безусловно, талантлив. Постановочная часть — боги, помрежи — феи, PR творит чудеса, а администраторы — страстные поклонники театра. Здесь нет безразличных! Кирилл собрал команду людей, одержимых театром, экспериментом и новыми формами. Этой энергии хватает, чтобы ГЦ продолжал работать, словно тонко и точно настроенный механизм. Ставить спектакль здесь — эстетическое удовольствие и большое счастье.
Кристина Матвиенко, театральный критик, куратор «Школы современного зрителя и слушателя» в «Электротеатре Станиславский»:
Когда «Гоголь-центр» открылся в 2013 году, это казалось (и было) знаком начинающихся перемен. Как если бы в привычной картине мира государственного театра случилась счастливая поломка, и теперь все пойдет по-другому. И вот этот феномен общественного характера просто восхитил.
Сам факт, что новый театр сложился вокруг Серебренникова, был тоже значимым: публика, и очень активная, готова была прийти за конкретным художником в место, им организованное. Так и случилось: «Гоголь-центр» стал принципиальным для Москвы (и миражом для остальной России), одной из немногих экспортных статей отечественного театра и местом, четко ассоциированным с именем Серебренникова.
С самого начала, когда вышел «Пластилин» в Центре драматургии и режиссуры, новостью было сочетание крайней условности — довольно свободной от стандартов и как бы «дикой», и крайнего отхода от условности, выражающегося во внедрении в спектакль элементов «реального». Менты в настоящей форме, матерщинный монолог доведенного до истерики героя Хаева, настоящий гроб на сцене, 14-летний Максим в исполнении Андрея Кузичева, Гурмыжская, сделанная под Пугачеву, — все это производило впечатление взорванной изнутри театральной ткани.
В сочетании с интересом к перверсиям, социальной остротой и декларируемым стремлением говорить в театре с самой разной публикой, без высокомерия и различения на «партии» и «классы», это дало невероятный успех. Фигура режиссера — его медийный образ, равно интересный глянцу и молодой демократичной аудитории, — стала центром этой истории.
Дальше очень важно, что «Гоголь-центр» был одним из первых театров в Москве с мультикультурным профилем и свободным входом в фойе, кафе и книжный магазин. Потянулись молодые люди — за удовольствием и интеллектуальным досугом одновременно. И место стало сильным.
Евгений Казачков, драматург, сценарист, арт-директор фестиваля «Любимовка»:
«Гоголь-центр» — это редкое место, которое пытается — и вполне успешно — выполнять не только художественную, но и общественную роль, заложенную в театр еще в Древней Греции. Там городской амфитеатр был местом, объединяющим все слои общества с самым разным статусом, доходом, представлениями о прекрасном и даже мотивацией ходить в театр. Именно здесь — а может быть, только здесь — встречаются студенты, олигархи, чиновники, хипстеры, офисные работники, люди советской закалки, театральные завсегдатаи и неофиты, которые хотят высокого искусства и радикальных акций, современной драматургии и классических произведений, подтверждения собственной современности, традиционности, гламурности, нонконформизма, оппозиционности, лояльности и прочих противоположных вещей. Не так важно, кто что в итоге получает. Важно, что возникает удивительная общность, и все хотят еще.
Максим Диденко, режиссер:
«Гоголь-центр» для меня такое место, с которого, в общем, начиналась Москва как поле, где я мог что-то профессионально делать. Если быть точным, первым таким местом были Боярские палаты, затем проект «Платформа» и потом, пожалуй, «Гоголь-центр». Наверное, это было такое место, которое дало мне надежду, что какой-то другой театр в России возможен, интересен и востребован. Я долго занимался подпольной андеграундной деятельностью, а тут понял — то, чем я занимаюсь, может быть нужно, можно и модно на каком-то более-менее официальном уровне, и никого не волокут в тюрягу за это. Как минимум, когда мы начинали, это было именно так. Для меня это было место, которое как бы находится не в России. Приходя туда, я ощущал себя, скорее, как будто в Берлине, не знаю. Ну, потому что это место, в котором работают такие люди, которых чаще встретишь в абсолютно неофициальной культуре, чем в государственном театре.
Катя Бочавар, художник:
«Гоголь-центр» нанесен на карту Москвы, России, мира как одно из тех мест, где происходит самое главное — прокладываются пути в будущее. Идет процесс поиска слов будущего, лиц будущего, форм будущего, цветов и красок будущего. Подобные процессы нельзя остановить, это просто невозможно, но можно попытаться заткнуть и исказить. Это опасный путь и его результат — лживые слова, уродливые лица, дряблые формы и блеклые краски. Никто не может сказать наверняка, что из того, что сделано в «Гоголь-центре», останется в истории, но сам ГЦ уже точно в ней.
Мощная энергетическая волна гения места примагнитила к «Гоголь-центру» все самое новое, свежее, талантливое. Главная черта этого театра — присущая ему все эти годы неутолимая жажда творчества и не прекращающийся ни на минуту процесс созидания. Это состояние заразно, оно распространяется вокруг на тысячи километров и заставляет других поверить в свои творческие силы. ГЦ — это небольшая группа людей, для которых поиск ответов на важнейшие вопросы современности стал их миссией. Даже если эти ответы нелицеприятны, театр не закрывает на них глаза, их не прячут подальше, а обсуждают в форме эмоционального диалога со зрителем. Именно так происходит процесс духовного роста общества во все времена.
Для Москвы, для России очень важно было возникновение «Платформы» и затем «Гоголь-центра». Это было событием того времени. Очень заметным, очень нужным, очень этапным событием. Я живу на Курской, мне до «Платформы» 10 минут пешком, а до Гоголь-центра — 15. И я страшно гордилась, что вокруг такие проекты. У нас, в Москве, — и такие крутые проекты! Крутые не просто в рамках нашего города, а на мировом уровне крутые. И все около моего дома! Очень важно для Москвы, для России то, что происходит теперь. Нет «Платформы» и непонятно, какая судьба ожидает «Гоголь-центр», — вот события этого времени. Я по-прежнему живу на Курской. Но мне совсем не гордо. Мне страшно.