Самая возможность и степень допустимости обнажения женского тела варьировалась на протяжении человеческой истории в зависимости от региона, религии, социального статуса и возраста женщин — и, конечно, моды, которую часто задавали монархи и монархини в зависимости от собственных вкусов или даже физических недостатков. «Лента.ру» выяснила, как и почему раздевали женщин в прежние времена и что по этому поводу говорили.
Полная нагота в авраамических религиях всегда считалась либо крайним проявлением порока, либо абсолютной невинностью: недаром же Адам и Ева, отведав известного плода от известного древа, прежде всего оделись, осознав греховность наготы (так, во всяком случае, гласит Библия, хотя многие склонны считать, что они все же сначала совокупились — грешить так грешить, — а оделись уже потом). При этом, хотя грешны, по версии Бога, оказались оба, женщин было принято драпировать плотнее, чем мужчин. Если мужчина мог открывать грудь и даже купаться нагишом, то женщины авраамических религий даже купались одетыми, а с момента замужества были обязаны закрывать волосы, а у мусульман — часто и лицо, если не полностью, то по крайней мере до глаз, и не со дня свадьбы, а с момента пубертата.
У язычников, о которых мы обычно судим по древнегреческим статуям, с наготой было вроде бы проще, но это только вроде бы. Древнегреческим мужчинам бегать голыми дозволялось даже в школе. Учились там только мальчики и юноши, понятия педофилии в те времена не было — точнее, она считалась, помимо неизбежной любовной романтики, вполне себе социально полезным явлением, обменом опытом, чем-то вроде «вогнать ума в задние ворота». Однако, поднабравшись ума и войдя в возраст, молодой человек был обязан жениться — и его порядочная жена редко выходила за порог гинекея (женской половины дома), а если уж выходила, то задрапированная в метры ткани: все эти туники, столы, пеплосы и прочее.
Кто же тогда позировал Праксителю и прочим скульпторам древности, а также художникам, расписавшим фресками стены Кносского дворца? Вначале все те же мальчики-эфебы (подростки пубертатного возраста, еще не достигшие социальной зрелости и не получившие права вступать в брак). Мягкие линии их еще не вполне сформировавшихся тел дополняли условной женской грудью, высекали в мраморе либо рисовали на штукатурке и тем удовлетворялись. Потом до скульпторов и живописцев дошло, что мальчик, даже с женским бюстом, все же не женщина.
Позировать стали гетеры — женщины, которых не брали в жены, но позволяли составлять мужчинам компанию на симпосиях — культурно-алкогольных сборищах, где они не только пили и внимали беседам философов, но и развлекали их песнями и танцами, в том числе в обнаженном виде. Всех это устраивало — кроме, возможно, законных жен, но у них не было права голоса. Что характерно, богини, для которых позировали гетеры, разнились по «моральному рангу»: скажем, девственная богиня мудрости и справедливой войны Афина, безбрачная дочь Зевса (он произвел ее на свет непосредственно из своей головы), всегда изображалась полностью одетой.
И приличные женщины, и куртизанки Древней Греции, Египта, Древнего Востока, по согласному мнению ученых, и к встрече с супругом, и к позированию скульптору готовились по всем правилам, тщательно «зачищая» тело от лобковых, подмышечных и прочих волос. Для этого использовались самые разные средства — от выщипываний до едких притираний из корня брионии, действовавших на волосяные луковицы и замедлявших рост волос. Древнегреческую эпиляцию упоминает в своих комедиях Аристофан. О том, как относились к волосам на женском теле в библейские времена, свидетельствует легенда: царица Савская никому не показывала свои ноги, но царь Соломон провел ее по зеркально отполированному полу и убедился, что безупречная красота царицы небезупречна: испорчена ее волосатостью.
О закрытости женского тела и культе греховности обнажения в Средневековье ходят легенды, однако все, как говорится, было не так однозначно. На средневековом Востоке публичное обнажение женского тела, разумеется, не допускалось — за исключением невольничьих рынков. Зато за стенами шикарных или скромных, смотря по средствам, гаремов женщины, жившие под присмотром евнухов, одевались вполне нескромно. У приближенных наложниц и жен богатых и облеченных властью мусульман свободного времени было с избытком, и немалую его часть гаремные жительницы посвящали уходу за телом. Именно от арабов с крестоносцами мода на полную эпиляцию скрытых участков женского тела вновь вернулась в Европу. Волосы удаляли на восточный манер — притираниями и скребками — либо выдергивали скрученными нитками или щипчиками.
Европейская гигиена в средневековых городах, впрочем, оставляла желать лучшего, причем в самые «темные века» католическая церковь даже продвигала культ антигигиены как формы умерщвления плоти: тебя вши жрут, а ты смирись и вознеси хвалу Господу. На Руси, как бы и кто бы ни оценивал уровень бытовой культуры наших предков, подобным благочестивым упражнениям предавались только блаженные и юродивые. Обычные люди еженедельно ходили в баню, хотя об эпиляции интимных зон у средневековых русских ничего не известно.
При этом если на Руси женщины — и незамужние, и, тем более, замужние — носили очень закрытую одежду вне зависимости от сословия (различалась только стоимость ткани и украшений), то европейцы предпочитали декольтированных дам. Грудь «до самых сосков», по воспоминаниям современников, оголяла даже в очень преклонные годы британская «королева-девственница» Елизавета I. Она поддерживала правило, согласно которому незамужние женщины имели право носить глубокое декольте, — и сама следовала ему неукоснительно до самой своей старости, когда заграничные послы специально норовили разглядеть монархиню поближе: действительно ли ее грудь так желта и морщиниста, как следует возрасту?
В Новое время декольтированные женщины (конечно, привилегированных сословий) появились и в России — благодаря усилиям Петра I по прорубанию окна в Европу. Стало принято носить туго стягивающие талию корсеты, приподнимающие бюст, как на подносе. Нормальным считалось обнажать грудь почти до сосков (а если верить портретам XVII-XVIII века, иной раз показывали и их). При этом верхом неприличия было демонстрировать на людях ногу выше стопы, в крайнем случае — щиколотки: длина платья демонстрировала взросление девушки.
Фактически до XX века короткие (до колен или середины икры) платья носили только допубертатные девочки. Повзрослев, они примеряли платья в пол. Чрезвычайно, надо признать, сложные в эксплуатации: в корсете было трудно дышать, его можно было затянуть только с помощью горничной (поэтому небогатые и простые женщины носили корсажи с передней шнуровкой), длинные многослойные юбки путались в ногах и, безусловно, отнюдь не упрощали оправление естественных надобностей. Мода менялась, становясь то менее, то более неудобной. В начале XIX столетия зарождается стиль ампир, совпавший с французской революцией и модой на античные демократии и сопутствовавшие им архитектурные и гардеробные детали — узкие талии и пышные кринолины сменились прямыми платьями с высокой талией. Однако мода продлилась менее полувека, и уже к середине столетия снова появились широченные кринолины, затем, к 1870-м годам, трансформировавшиеся в турнюры.
Фижмы, кринолины, турнюры — все эти технические приспособления из пластин китового уса, гибких обручей либо ватных подушек, которые стесняли женщину уже тем, что ей приходилось носить их на себе, — один из парадоксов человеческой мысли. Ведь в самом деле: если вы считаете неприличным демонстрацию женщиной ее, так сказать, природных ног и неотделимых от них бедер и ягодиц — задрапируйте их, и дело с концом. Но куда там: мужчинам хотелось сексуальных эмоций от созерцания, а женщины жаждали нравиться мужчинам. И вот нечеловечески тонкие талии, с раннего подросткового возраста привычные к тискам корсета, соблазнительно контрастируют со столь же нечеловечески широкими «бедрами» кринолина или накладными «задами» турнюра. В таких одеяниях было сложно просто ходить или сидеть с удобством, не боком и не на краешке кресла, не то что работать.
Вечерние платья глубоко декольтировались, в обществе на балах и приемах было принято открывать плечи. Доходило до абсурда: некоторые престарелые светские львицы и звезды балов заказывали себе накладные плечи и декольте для того, чтобы их собственные, обрюзгшие и морщинистые, не шокировали публику: накрыть грудь кружевной косынкой означало выйти в окончательный тираж и перестать ездить на балы. Однако спина ниже лопаток оставалась закрытой до самых 1930-х годов и революционных платьев Мадлен Вийоне с глубоким вырезом сзади.
В том же, что касается эпиляции и прочих интимных деталей, существует легенда, что британская королева Виктория, давшая свое имя полувековому стилю жизни и морали европейских и отчасти американских мужчин и женщин — викторианству, — всячески продвигала идею непристойности дамского бритья: мол, это поощряет чувственность и развращает и женщину, и ее законного (а какого же иначе?) партнера.
Исключением могли стать разве что проститутки, но о них какой разговор: маргинальные стороны жизни были и оставались вне официального модного дискурса, зато уж там, в этом «вовне», могли делать что угодно. Даже появление на публике без шляпки, а пуще того коротко остриженные волосы на голове могли спровоцировать весьма бурную реакцию общества. Именно поэтому суфражистки, первые участницы борьбы за равноправие полов, первыми стали демонстративно коротко стричься.
Короткие стрижки и вообще интеллектуальные пощечины общественному вкусу, наносимые внешним видом суфражисток, дорого им обходились: поначалу их активно арестовывали, приговаривали к штрафам и вообще не слишком признавали. Однако самим индустриальным государствам нужны были образованные и работающие женщины, и суфражизм стал побеждать, а следом за политическими и экономическими завоеваниями этого движения шла и мода. Кроме того что короткая стрижка отличала самостоятельную девушку от изнеженной искательницы выгодного брака, это было удобно для работы и ухода за собой: далеко не у всех на рубеже XIX-XX был горячий водопровод, фена для сушки волос не существовало, как и эффективных шампуней и кондиционеров, да и уложить длинную гриву в модную прическу без горничной было непросто.
Окончательный удар по турнюрам, корсетам, слишком длинным платьям и длинным волосам нанесли совместными усилиями Первая мировая и модельеры Поль Пуаре и Коко Шанель. Война заставила людей затянуть пояса и в буквальном смысле укоротить юбки: денег не было на лишние метры ткани, горничных, да и вспышки тифа в воюющих странах (особенно, конечно, в России, где Первая мировая закончилась Гражданской) уравняли многих богатых и бедных женщин в равно коротких стрижках. Пуаре снял с женщин неудобные и, кстати, недешевые корсеты, а Шанель предложила им носить платья, открывающие руки, не только вечером (это было нормой даже в викторианские времена), но и днем.
Но с эпиляцией дела обстояли примерно так же, как и в викторианские времена, — практически никак. На порнографических открытках XIX века и первых эротических снимках фотографов-экспериментаторов 1920-х годов лобки и подмышечные впадины покрыты густой и естественной растительностью. О ней, например, пишет в своих невозможных к буквальному цитированию романах классик американской литературы Генри Миллер: у него ниже пояса одинаково небриты и приличные девушки, и дамы полусвета (хотя те иногда и экспериментируют). В целом ничего удивительного: до изобретения безопасной бритвы самостоятельное бритье даже лица, не только более труднодоступных мест, было чревато порезами, а ходить к цирюльнику с такой интимной задачей было, мягко говоря, не принято: на это отваживались разве что лихие экспериментаторши, в том числе с пониженной социальной ответственностью. На пляже всю первую половину ХХ века девушки и дамы появлялись в весьма закрытых одеяниях (даже первые раздельные купальники начала 1940-х поражают нынешних ханжей своей скромностью). Купальники скрывали не только лобковые волосы, но и пупок и весь верх бедер, а мохнатые подмышки считались нормой и никого не шокировали.
Вторая мировая не слишком изменила ситуацию — не было ни ресурсов, ни настроя для кардинальных эстетических революций. Но сразу после ее окончания, в 1946 году, революция таки произошла. Луи Реард представил купальник-бикини (он получил такое название по атоллу Бикини, на котором испытывали ядерную бомбу, намекая на произведенный новинкой взрывной эффект). Нововведение не сразу прижилось: первых дам, отважившихся столь кардинально обнажиться, с пляжа выводила полиция. Узкие трусики впервые потребовали хотя бы частичного бритья паховой зоны. Но подмышки оставались естественно волосатыми и в 1950-е, и в 1960-е годы — об этом свидетельствуют фотографии и кадры из фильмов с участием крупнейших тогдашних кинозвезд, западных и советских. Ни Софи Лорен, ни Элина Быстрицкая не стеснялись подмышечных волос в кадре, как не стеснялись их и модели pin-up из первых журналов для мужчин. Во втором случае модели демонстрировали и весьма плотную шерсть на лобке, и это тоже считалось нормальным и сексуальным.
Сексуальная революция, легализация порнобизнеса, движение хиппи и невиданный рост косметической индустрии, во многом искусственно породивший спрос на дотошный, доходящий до абсурда уход за телом и его тотальную, зачастую маниакальную эпиляцию, были еще впереди. Об этом разговор пойдет в следующий раз.