В любом обществе каждый может рано или поздно оказаться в меньшинстве. Из-за убеждений, неловкого движения или просто так. А бывает, что человек изначально не такой, как все. Сережа Шестеперов был единственным чернокожим ребенком в подмосковном микрорайоне Подрезково. Его гнобили учителя и одноклассники, за ним гонялись скинхеды. А он просто танцевал. Сейчас Сережа многим известен как Мигель. У него свой танцевальный центр, на него трудятся более 500 человек, он режиссирует и продюсирует самые масштабные в России театральные шоу. Из нашумевшего — иммерсивные спектакли «Вернувшиеся» и «Безликие», ходить на которые стало настолько модно, что срок жизни постановок уже продлили до бесконечности. «Ленте.ру» Мигель дал самое нетолерантное интервью, которое только могло появиться в разгар бесконечных расистских скандалов, очернивших уже чуть ли не весь кинобизнес и бросивших широкую тень на спорт и модную индустрию.
Я черный — и в этом мой понт. Я осознал это еще в детстве и выпендривался тем, что я негр. Часто понтовался только на эту тему. Это был мой протест. И он был во всем. Мне захотелось исключить себя из многих рамок, правил и обязательств. Например, из школьных. Меня хватило только на девять классов. Потом я ушел. Бросил. У меня нет высшего образования.
Мне не давали заниматься английским, потому что я чернокожий. Учительница даже вынесла этот вопрос на голосование в классе. Все проголосовали против меня. Расизм был всегда и есть сейчас. Но мне повезло с мамой.
«Ну вас на хрен! Мой сын не будет учиться в этой школе!» С этими словами моя мама вышла с родительского собрания, на котором учителя поставили ей условие. Нужно было выбрать для меня только одно занятие. Так и сказали: «Вашего неуча нельзя так сильно грузить. Музыкальная школа, уроки рисования, хореография, фигурное катание, школа — нужно выбирать». Вот мама послала всех. Как можно учиться в заведении, которое губит детей и их творческое начало? Я экстерном сдал экзамен за десятый и одиннадцатый классы. Потом прошел кастинг в мюзикл «Метро». Это постановка в государственном театре, поэтому у меня была отсрочка от армии.
Рабы не мы. Рабский менталитет заставляет людей угнетать черных. Условно говоря, они отыгрываются за свою неполноценность, пытаются самоутвердиться, почувствовать значимость.
Меня гнобили до того момента, пока не увидели, как я танцую. Когда видели какой-то результат, то все сразу затыкались. Человек, у которого призвание — танцевать, никогда не станет комплексовать. Это же выражение собственных ощущений, эмоций.
Спасибо всем людям, кто до меня докапывался, спасибо классу. Они все меня сделали таким, какой я сейчас. Только они. Все, что вокруг меня происходит, — благодаря им. Самое обидное ругательство в мой адрес в памяти не осталось. Был такой сильный поток, что я даже уже не помню. Прекратился он, когда я понял, что мне больше не обидно, — лет в 14.
Я постоянно дрался в детстве. В школе, на улице. Из-за этого меня еще и на греко-римскую борьбу отдали. Но она мне пригодилась не так, как танцы. Благодаря танцам в драке я все делал быстро. Люди просто не понимали, что происходит. Я побеждал всегда.
Что говорят, когда бьют черного человека в России? «Вали к себе!» А куда к себе? Я родился в СССР, жил в подмосковном поселке Подрезково рядом с городом Химки. Хорошо, что муж моей сестры держал район, где мы жили, и хотя бы там ко мне боялись подходить. Но учился я в Зеленограде. До станции идти два с половиной километра, потом электричка, после этого автобус. Вот это было то еще испытание. По дороге меня постоянно цепляли, иногда догоняли и били. Ох, тогда я, конечно, побегал.
Однажды меня избивали прямо при маме. Мы вышли с «Рождественских встреч» Аллы Пугачевой, спустились в метро. В вагон зашла компания нациков, и понеслось. Я держался за поручни, чтобы закрыть маму, которая у меня тоже любитель подраться. И меня лупили. Конечно, никто не заступился. Все просто вышли на станции.
Я много раз заступался за тех, кого прессовали. За чернокожих, за малолеток, за девушек. Было несколько моментов, когда я не стал влезать, — но там мне был бы конец. В основном замесы были в метро. Одно время там как-то напряженно было. В начале двухтысячных по улицам шастали скинхеды. Но помню и недавнюю историю. Лет пять назад в Киеве курю возле ресторана и вижу, как на меня идет толпа огромных лысых чуваков в гриндерсах и подвернутых джинсах. Я понимаю, что если зайду в ресторан — значит, зассал. Стою дальше. Компания проходит, и вдруг один разворачивается и такой: «Мига, ты что ли?!» Оказалось, что он и еще несколько ребят работали со мной над одной из постановок, помогали. Мы еще долго болтали на улице. Это был жуткий фейл с их стороны.
Мы вряд ли еще увидимся с этими ребятами, потому что я больше не поеду на Украину. Как ни странно, не из-за Крыма, где я даже не был. В последнюю мою поездку меня нагрузили по еще более странному вопросу. Я ехал на свадьбу к [участнице группы «Время и стекло»] Наде Дорофеевой, должен был свидетелем быть. Меня начали допрашивать: куда, к кому, зачем. Отвели куда-то. Я сказал, что еду на свадьбу к Вове Дантесу. Оказалось, что у него другая фамилия (Гудков — прим. «Ленты.ру»), но я-то его знаю именно как Вову Дантеса, ну! Это известный ведущий. Короче, не поеду я больше на Украину. А так красиво там все развивалось. Даже квартиру хотел покупать в Киеве.
Последний раз я дрался в Москве в баре «Маяк» с сыном бывшего главного редактора одного известного издания. При отце он грязно оскорбил девушку, которая выступала на сцене. Это был первый звоночек. Когда моя знакомая сделала ему замечание, он с криками налетел на нее и ударил кулаком в живот. И тут я подскочил. Я очень красиво сделал: не бил его, а взял за волосы, положил на землю и наступил ногой на лицо. Нас разняли охранники. Все вокруг, конечно, меня поддержали.
Нет разницы, трезвый ты или пьяный: если из тебя лезет говно, значит, оно в тебе есть. Может, под алкоголем просто сильнее проявляется. Но ты уже такой по жизни. Ты дал хрупкой женщине под дых и считаешь, что прав. Какой ты после этого мужчина?
Я люблю выпить, но не для того, чтобы напиться, а потому, что мне нравится вкус алкоголя. Причем очень разного. Недавно подсел на коктейли. Правда, могу с одним бокалом сидеть весь вечер.
Меня бесят артисты, которые любят выпить на съемках. Коньячку для бодрости, для разогрева, для блеска в глазах. Я лично испытываю величайшее чувство стыда, если выхожу на сцену хотя бы с похмелья, не то что бухим. Ну, и алкоголь дает какое-то совершенно бесконтрольное состояние. На хрен это нужно? Под алкоголем можно что-то творчески поразгонять, что-то придумать. Любимое дело — расширяешь сознание. Но не на сцене.
Да, меня никто не просил становиться знаменитым. Я понимаю, что это моя работа. Но я не желал этого. Изначально на телевидении мне была интересна роль режиссера — оставаться за кадром. Но мне говорят: нет, ты должен быть в кадре, ты круто смотришься. На что я отвечал, что не могу, не хочу и вообще это не мое.
Когда ты становишься хоть немного публичным, люди начинают тебя дергать. У всех возникает желание узнать тебя глубже: что ты любишь, кого любишь, как ты стираешь, что ешь. Я не хожу на тусовки. Ненавижу фотографироваться. Это жутко. Часть тебя остается у каких-то людей в смартфоне. Я могу обнять человека, могу поболтать с ним. Но не надо меня снимать, черт возьми! Имею же право отказать. Фотосессии меня тоже напрягают. Вот есть у меня такие комплексы.
Я считаю себя страшным, это мой самый большой комплекс. Он сидит во мне с детства. С того момента, как я у зеркала задавался вопросами: почему у меня кудрявые волосы, а у всех прямые; почему вокруг люди белые, а у меня другой цвет кожи. Я очень комплексовал из-за того, что я чернокожий. А как может быть иначе под таким прессингом?
Моя внешность до сих пор меня тревожит. Я с раздражением смотрю в зеркало. Ну, окей, это уже не искоренить. Даже повышенное женское внимание меня не переубеждает. Хотя девушек было столько — мама не горюй! Еще со времен школьных дискотек. Сейчас уже я отгородился от всего этого. Остаюсь со своими мыслями, друзьями, в своем определенном кругу. Вот там я больше ощущаю, что я крут. Но не в толпе поклонниц.
Я знаю, что могу охренительно одеваться. Но может быть так, что для сцены наряжаюсь в женское платье — значит, это мне зачем-то нужно. Это совершенно другая пластика, и для меня как для актера это тоже вызов. Я люблю смену внутреннего состояния. Так я реализую себя творчески. Это дает больше свободы при постановке в том числе.
Я не боюсь старости. Я боюсь только одного: что мои суставы с возрастом не смогут так двигаться, как сейчас. А это потеря самовыражения. Конечно, у танцовщика нет предела. Главное — вовремя заняться собой, следить за телом. Мне 35. Че, уже пора?! Внутри мне от силы 24!
Принять себя тяжело, но я пытаюсь это делать. Например, не иду вставлять себе волосы, чтобы бороться с лысиной и сединой. Подобные вещи меня заставляют подвинуться ближе к тому, что я себя наконец приму. Ничего переделать невозможно, все будет стареть. Я буду нравиться себе потом, когда дозрею. Чувствую, что это будет красиво.
Я не знаю, сколько у меня денег. Но богатым человеком себя не считаю. Мне просто спокойно. Это состояние я почувствовал семь лет назад — когда мне выплатили первый весомый гонорар за постановку хореографии в кино. За месяц я получил 30 тысяч долларов. Много по тем меркам.
Я никогда не пожалею денег на маму. Она не зажата ни в чем. Правда, иногда наглеет. Мне очень нравится, когда она с кайфом тратит деньги. Но бывает, что начинает разбрасываться впустую. Мама любит придумывать себе новые дела, новые вклады во что-то. Это напрягает, потому что деньги просто смываются в унитаз. На что мама говорит, что я ничего не понимаю, и все такое. В такие моменты говорю: «Мама, стоп! Хватит. Я вижу, что ты не получаешь удовольствия от этого. Я исчезаю».
Моя мама ну никак не может ездить на метро, на автобусе, есть некачественные продукты, одеваться в копеечных магазинах. Не потому, что у нее должны быть какие-то привилегии, а потому, что есть возможность жить комфортно. Но ведь нужно обязательно вызвать жалость к себе, проявить мнимую заботу. Типа она экономит деньги, а я потом виноват. Это касается многих мам.
Я страшно ленивый человек. При этом постоянно нахожусь в рабочем стрессе. Часто просто ничего не хочется делать. И я гноблю себя за это. Но как не позалипать в PlayStation, когда на GTA 5 вышли такие крутые дополнения!