В сгоревшем торгово-развлекательном центре «Зимняя вишня» погибла группа школьников из поселка Трещевский под Кемерово. Шесть девочек, поехавшие смотреть мультик в областной центр, официально числятся пропавшими без вести. Корреспондент «Ленты.ру» побывал там и убедился, что подобного потрясения поселок не испытывал никогда.
Полсотни километров от Кемерова до Трещевского машина преодолевает за час. Дороги, к слову, здесь неплохие, да и сам поселок, как оказалось, живет. Точнее, жил, несмотря на все кризисы, до воскресенья, 25 марта.
Трещевский берет свое начало от немцев, поселившихся здесь в конце 30-х годов прошлого века. Они окультурили местные поля и основали селение наверху живописного холма. Затем немцы ушли, а на их место прибыли русские — работники на открывшийся здесь конезавод № 131. Иностранцы оставили о себе память в виде названия пруда — Американский.
А еще в Трещевском появился детдом. Он существует и сегодня, покрашен свежей салатовой краской, стоит на центральной улице — одной из трех в поселке. Сельсовет на ней же, но подальше — в скромном одноэтажном здании. По пути к нему слева — сельский ДК, а справа — два памятника: героям Великой Отечественной и кавалеристам. Вскоре, видимо, появится и третий...
«Мы никогда не были в такой ситуации, и для нас это шок! Трое суток все на ногах, на телефонах. И мы ждем — что-то, может быть, прояснится. Всячески пытаемся поддержать, оградить семьи от всяких вот... Много вашего брата», — говорит Владимир Евдокимов, глава поселения на протяжении восьми последних лет.
Не только семьи погибших, но, кажется, все жители оградились от толпы журналистов, осадивших поселок после трагедии: сидят по домам, следят за происходящим через окна.
На площадке перед ДК, вооружившись расщепленными поленьями, играют трое мальчишек — ровесники погибших девочек.
«Я этих девчонок знал, но не дружил. А вот Настя и Даша хорошо их знали и дружили. Они никогда не дрались друг с другом, был большой дружный класс», — говорит один из них.
Парень старше их на год, учится в шестом классе местной школы — небольшого двухэтажного здания, на входе перед которым появился небольшой мемориал, как у сгоревшей «Зимней вишни»: плюшевые игрушки, цветы, свечи...
— Вы Павел Павлович? — подошел ко входу пожилой мужчина в сопровождении женщины.
— Да, я директор, — нехотя ответил открывший дверь изнутри мужчина помоложе.
— Мы церковь «Новая жизнь». Я ее пастор Александр Шумаев. Узнали о трагедии и отреагировали. Прихожане собрали...
— Они числятся пока пропавшими без вести. Вы хотели бы оказать помощь? — директор встал в проходе, не желая пускать незнакомцев внутрь.
— Я хотел бы вам еще Библию подарить, и вот мы опубликовали статью в газете...
— Помогает администрация поселка.
— Я понимаю, что это как слону дробина, но хотелось бы как-то поучаствовать.
— Ну... детей-то ведь уже не вернуть. Запишите мой контактный номер, потом позвоните.
— Денежки можно вам передать?
— Нет, сейчас никакие денежки мы не принимаем.
— Мы сбор сделали, пять тысяч.
— Когда все определится, может, администрация откроет какой-то счет, и тогда...
— Хорошо, спасибо.
— До свидания.
Невесть откуда взявшийся в сибирской деревне протестантский пастор приехал на своей девятке из райцентра Топки, где находится его церковь.
«Ведь если честно признаться каждому из нас, мы не просили Его об охране, — пишет пастор в газете «Наш городок», подаренной директору школы. — Люди часто после таких трагедий жалуются на Бога, который ни в чем не виноват. Не поддавайся сатане...»
Журналистов в школу пускают и охотно показывают класс на втором этаже, в котором занимались те самые девочки: карта России на доске, живой уголок у дальней стены, учебный компьютер, учебники на полках, парты — все, что может позволить себе скромная сельская школа. Теперь она стоит пустая, и пустота эта наполнена какой-то тягостной грустью.
«У нас в школе 80 детей. Пятый класс у нас один», — рассказывает, заняв учительское место у доски, директор Павел Павлович Орлинский.
По его словам, ребята выезжают из поселка нечасто, и каждое путешествие в областной центр для них уже своеобразный праздник, ведь дети всегда тянутся к новому.
«Дети у нас в секции ходят, все в свободное время заняты. В школе находятся секции, кружки», — голос директора дрожит от волнения. Класс, в котором учились погибшие, был, по его словам, сильным и дружным.
О том, что произошло с детьми, жители поселка узнали из СМИ. Орлинский был как раз на больничном, увидел фамилии и имена девочек в списке, опубликованном в сети. Павел Павлович знал их всех как родных. Говорить о том, какими они были, ему очень тяжело, хватило только на «учились хорошо, участвовали в самодеятельности».
Чувствуя, что директору совсем плохо, в разговоре с журналистом его сменил стоявший рядом глава Осиногривского сельского поселения Владимир Евдокимов.
«Поездка была инициативой родителей. Родители присутствовали там вместе с детьми. Классный руководитель была с ними, — обобщил он, словно цитируя написанное объяснение. — Что там уже интернет пестрит, мол, детей бросили? Никто их нигде не бросал. У нас есть родитель, который участвовал от "а" до "я" в этом пожаре. Пока он спасал других детей, у него погибла дочка».
Сейчас Трещевский, как говорит Владимир Григорьевич, живет томительным ожиданием...
«Ждем, поэтому официально мы можем заявить, что пропало без вести шесть человек, шесть девочек. Класс из 12 человек, чтобы никто не говорил, что целый автобус — 30 человек — поехал. Детский дом еще чего-то начинают... Как оно есть, можете донести эту правду до людей», — просит Евдокимов.
Интернет и площадь у администрации Кемеровской области во время митинга 27 марта действительно были полны тревожных слухов о том, что в кинотеатре были воспитанники детдомов, о гибели которых теперь никто не заявит. Общественники даже взялись объезжать эти учреждения, чтобы установить, не пропал ли кто оттуда.
«Некоторые прибывают, некоторые убывают. Численность меняется постоянно. Учатся они вместе с ребятами, у которых родители в поселке. Классы смешанные. И, бывает, повзрослев, приезжают обратно, навещают. И есть такие, что остались здесь жить, — говорит глава поселка. — Вас так много приезжает и приезжает. Хотят что-то услышать. А что услышать? Одиннадцать лет девочке — светлый человек. Только начала еще разбираться — влево-вправо, куда чего-то...»
В 80-е годы местный совхоз процветал, и жителей было в два раза больше. Поселок был знаменит на всю область благодаря конезаводу. «У нас проходили областные соревнования — скачки, последние были в 2011 году. Для людей это был самый большой праздник», — вспоминает Евдокимов.
Теперь большая часть жителей поселка — пенсионеры, однако настоящее и будущее у Трещевского есть. На месте конезавода появилась конеферма, теперь тут полторы сотни коней, все племенные скакуны орловской и русской породы.
Здесь же самое любимое место досуга для местной ребятни, впрочем, и из города сюда детей тоже привозят. Обожали возиться с лошадками и погибшие девочки.
«У меня у самого три дочери. Они сюда регулярно просятся, для них это лучшее увеселение, — говорит местный участковый у входа в конюшню и тут же меняет тему. — Когда туда первые спасатели зашли, значит, в кинозал, то увидели лишь гору праха... Видно, дети сбились вместе перед гибелью».
На лице полицейского, прошедшего вторую чеченскую кампанию, слезы. Его руки сжаты в кулаки. «Как теперь их отделить и идентифицировать? Отправили в Москву. Экспертиза три недели займет. Отпустили бы уже родителей, дали необходимые документы...» — продолжил он.
За несколько дней, прошедших с пожара в «Зимней вишне», на ферме родились два жеребенка. Их пока не выпускают из теплого стойла на лужайку, где вместе резвятся на солнце жеребята постарше. Эти красивые и ухоженные животные — единственные, кого в поселке не коснулось горе.
«А мне тут приснился сон, что девочки наши садятся в автобус. Я им крикнула: "Девочки наши, вернитесь!"» — поделилась одна из местных жительниц.
На вопрос о том, как в поселке относятся к выжившей учительнице, она не ответила. Лишь тихо сказала, глядя под ноги: «Будем молиться, будем молиться», — и поспешила по своим делам.
А на центральной улице Евдокимов взял лопату и принялся убирать снег.