В конце марта в Белоруссии с помпой отметили столетие провозглашения Белорусской Народной Республики (БНР) — День воли. Кульминацией праздника стал митинг-концерт в центре Минска, собравший, по данным организаторов, около 50 тысяч человек. Мероприятие стало самой массовой акцией белорусских националистов за последние 20 лет. Еще недавно аналогичные собрания разгонял ОМОН и, возможно, поэтому число их участников редко превышало несколько сотен человек — в белорусском обществе их мало кто воспринимал всерьез. Теперь же националисты стали определять вектор развития общества, а их установки все глубже проникают в государственную идеологию. «Лента.ру» выясняла, как режим Лукашенко пришел к тому, что национализм стал механизмом внутренней политики.
Белорусский национальный проект возник в начале XX века. Провозглашение БНР стало первой в истории попыткой создать белорусское национальное государство, ибо вплоть до развала Российской империи принадлежность белорусов к русскому народу официально под сомнение не ставилась. Однако новоявленная «республика» оказалась странным образованием, действовавшим под контролем германской оккупационной администрации. Просуществовала она примерно столько же, сколько другие карликовые государства, возникшие в годы Гражданской войны. Достаточно сказать, что ее отказалась признать даже петлюровская УНР, существовавшая целых два года. Белорусам оказалась абсолютно чужда идея национального государства, и защищать его они не собирались.
Однако национальный проект, несмотря на его маргинальный характер, привлек внимание большевиков, решивших создать из белорусов новую нацию, а из белорусских земель — отдельную советскую республику. Многие активисты БНР пошли на сотрудничество с руководством СССР, помогая ему в проведении политики «белорусизации». Впрочем, в 30-е годы большинство из них были репрессированы.
В силу разных причин на момент распада Советского Союза белорусский национализм не имел такого влияния, как украинский. Подавляющее большинство населения Белоруссии продолжало пользоваться русским языком, и в плане бытовой культуры оно практически ничем не отличалось от соседей из РСФСР. Поэтому пришедшие к власти националисты столкнулись с понятными трудностями: белорусы не хотели переходить на «беларуску мову» в качестве единственного государственного языка; принимать новую версию собственной истории, согласно которой они происходят не из Древней Руси, а из Великого княжества Литовского; они не считали Россию и русских своими историческими врагами. Поэтому на очередных президентских выборах они проголосовали за Александра Лукашенко — он отменил все нововведения, провел референдум о предоставлении русскому языку статуса государственного и вернул привычный красно-зеленый государственный флаг Белоруссии вместо красно-белого, который стойко ассоциировался с гитлеровскими коллаборационистами.
В ту пору основным пунктом внешнеполитической программы Лукашенко была интеграция с Россией. Неудивительно, что новый лидер независимого белорусского государства быстро снискал симпатии российских патриотов, которых не устраивали реалии ельцинской России. В Белоруссии выстраивалось социальное государство, либеральная оппозиция и русофобствующие националисты маргинализировались, а суть своего народа Лукашенко определял формулой «белорусы — это русские со знаком качества». Предельно ясно президент выразил и свое отношение к «беларускай мове»: «Люди, которые говорят на белорусском языке, не могут ничего делать, кроме как разговаривать на нем, потому что по-белорусски нельзя выразить ничего великого. Белорусский язык — бедный язык. В мире существует только два великих языка — русский и английский».
Помимо этого, он последовательно налаживал отношения с антизападными режимами по всему миру. Во время бомбардировок Югославии белорусский лидер прилетел в Белград с выражением поддержки Сербии и сербскому народу. В 1997 году был создан Союз Белоруссии и России, а в 1999 году — Союзное государство. К тому времени местная националистическая оппозиция была полностью разгромлена, а национализм стал уделом горстки маргиналов.
Ситуация начала меняться в начале 2000-х. Сейчас ни для кого не секрет, что в проекте Союзного государства Лукашенко видел возможность стать преемником Ельцина, возглавив новое политическое образование. Однако после того, как президентом РФ стал Владимир Путин, Лукашенко довольно быстро начал пересматривать курс на политическую интеграцию с Москвой. Между двумя странами начались экономические и сырьевые конфликты, сопровождаемые длительными информационными войнами.
Фактически белорусский руководитель двинулся к созданию полностью независимого государства, при этом стремясь сохранить все экономические преференции, предоставляемые Россией. Лукашенко постоянно декларировал (и продолжает делать это до сих пор) свою верность дружбе с российским народом, не забывая критиковать «российских олигархов», которые упорно отказываются предоставлять ему углеводороды по внутренним ценам. При этом его реальная политика все чаще шла наперекор Москве. В Минске сторонники дальнейшего сближения с Россией постепенно теряли властные позиции, уступая «самостийникам», стремившимся наладить отношения с Западом.
Взоры белорусского правящего класса все чаще обращались в сторону национализма. Позиции националистов в сфере культуры и образования постоянно усиливались. Началась кампания за расширение сферы использования белорусского языка, закончившаяся полным уничтожением русскоязычной топонимики: теперь все указатели на белорусских улицах и трассах содержат надписи на «мове», дублированные на латинице (а в некоторых местах и на китайском). Власти начали уделять все больше внимания развитию национальной культуры, что подозрительным образом напоминало происходившее на Украине с ее «Днями вышиванки». На полках белорусских магазинов появлялось все больше товаров с национальной символикой — в основном литовской и коллаборационистской. Тех, кто выступал против этих процессов, со временем начали преследовать — сначала в административном, а потом и в уголовном порядке. Белорусский лидер все чаще говорил о необходимости максимальной поддержки «мовы», что, стоит отметить, несколько контрастировало с его прежними заявлениями о бедности белорусского языка.
Настоящий всплеск националистических настроений случился вскоре после воссоединения Крыма с Россией. Белорусские власти решили, что крымский сценарий может быть применен и к ним, и гарантией от этого посчитали распространение в обществе националистических и русофобских идей. В 2015 году Лукашенко потребовал, чтобы белорусские спецслужбы приняли предельно жесткие меры по отношению к местным пророссийским активистам. «Найти этих черносотенцев, которые не только бегают по лесам, но и плявузгают (клевещут) о Белоруссии, принять соответствующие меры и доложить, — велел Лукашенко. — Если у вас есть факты, что где-то там по лесам какие-то черносотенцы бегают, мы их быстро выловим. То, что противоречит суверенитету и независимости государства, то, что противоречит интересам народа, будет выкорчевано с корнем». Позже президент заговорил о необходимости внедрять в белорусские умы «здравый национализм».
За несколько лет до этого, в 2010 году, витебский писатель Андрей Геращенко был уволен с госслужбы за то, что назвал белорусскую мову всего лишь средством общения националистически настроенной интеллигенции, а белорусов — частью русского народа. А в 2016 году трое белорусских публицистов — Юрий Павловец, Дмитрий Алимкин и Сергей Шиптенко — были арестованы по обвинению в разжигании межнациональной розни — фактически за то же самое, плюс за критику политики белорусизации и отступления от курса на интеграцию с Россией. На этом фоне местные националисты, ранее подвергавшиеся преследованиям, резко оживились: теперь уже они оказывают давление на местных чиновников и добиваются наказания для тех, кто, по их мнению, недостаточно уважительно отзывается о белорусском языке.
Белорусский национализм развивается по украинскому образцу, о чем, в числе прочего, свидетельствуют ежегодно проходящие в Белоруссии при поддержке властей «Дни вышиванок». Особенно ярко такой день прошел в 2014 году, когда в центре Минска, буквально в двух шагах от академии МВД, организаторы празднества выставили на продажу не только национальную одежду, но и шевроны с портретами местных гитлеровских коллаборационистов, в том числе Михаила Витушко, которого национал-радикалы считают кем-то вроде белорусского Степана Бандеры.
Белорусские власти крайне нервно реагируют на упреки в поддержке националистов. При этом в 2017 году министр иностранных дел Белоруссии Владимир Макей, облаченный в вышиванку, выступил на съезде белорусов мира, на который собираются националисты всех идейных расцветок и течений. Если рассматривать произошедшее через призму российских реалий, это выглядело так, как если бы Сергей Лавров возглавил бы одну из колонн на Русском марше, а потом заявлял бы, что власть ни в коем случае не поддерживает национализм в России.
В такой обстановке закономерно изменилось и отношение официального Минска к исторической роли Белорусской Народной Республики. Если раньше она оценивалась скептически, то теперь ее объявили одним из этапов становления современной белорусской государственности. О готовности отметить столетнюю годовщину провозглашения БНР внезапно объявили глава администрации президента Белоруссии Наталья Кочанова и министр внутренних дел Игорь Шуневич. «Одним из таких консолидирующих белорусов фактов является 25 марта 1918 года. Это власти не только осознали, но и приняли как факт, — заявил по этому поводу депутат белорусского парламента Валерий Воронецкий. — Что этот день для нас, праздник или протестная акция? Если мы говорим, что это праздник, а мы говорим, что это праздник, то давайте праздновать!»
В День воли 25 марта в Минске прошла многотысячная акция под красно-белыми знаменами. И пусть реальное количество ее участников было в разы меньше той цифры, что называли организаторы, столь массового собрания по случаю Дня воли белорусская столица не видели с 90-х годов. Что примечательно, одним из организаторов был Эдуард Пальчис — радикальный националист и откровенный русофоб, об идейных воззрениях которого лучше всего скажут названия его статей: «Как убить русский мир», «Рвота, мерзость и понос — я вам русский мир принес» и т.д. Когда сегодня официальные белорусские пропагандисты пытаются обелить власть, они вспоминают, что Пальчис тоже сидел в СИЗО за разжигание межнациональной розни, однако при этом забывают, что сидел он отнюдь не в Белоруссии, а в России, где его задержали пограничники, а после экстрадиции на родину минский суд почти сразу же вынес ему символический приговор, не связанный с лишением свободы.
Сегодня Пальчис успешно ведет переговоры с властями, согласовывая формат и содержание националистических акций. Он принадлежит к новому поколению белорусских националистов, отличительной чертой которого стало лояльное отношение к режиму Лукашенко. Более того, предполагается, что все радикалы должны оказывать белорусскому лидеру поддержку в его противостоянии с Россией, которая считается основной угрозой существованию белорусской государственности.
Произошедшее 25 марта в Минске по сути обозначило кардинальное изменение отношений правящего режима и сторонников националистических движений. Власть предложила радикалам, и в первую очередь националистам, новый пакт: мы полностью легализуем вашу активность, а вы переходите от противостояния с государством к сотрудничеству с ним. В этом плане странной и не вполне адекватной представляется реакция некоторых российских СМИ, заговоривших о перспективах белорусского майдана. При существующих тенденциях парадигма развития белорусского государства и общества уже в близкой перспективе сменится сама собой, без всяких майданов. Контуры будущей постлукашенковской Белоруссии просматриваются все отчетливее, и эта картина не дает поводов для оптимизма.