Шотландскую группу The Jesus and Mary Chain, когда она была на пике славы в 1990-х, прозвали «Sex Pistols номер два» — и не только за шумную музыку, но и за отвратительное поведение на концертах. Музыканты могли выйти на сцену с опозданием в два часа, отыграть пять песен, стоя спиной к фанатам, а затем отправиться в паб, оставив концертный зал на растерзание разъяренной толпе. Напряженные отношения фронтмена JAMC Джима Рейда и его брата, гитариста Уильяма Рейда, в конце концов привели к распаду группы в 1998-м, когда братья попытались убить друг друга в гримерке на концерте в Лос-Анджелесе. Коллектив воссоединился в 2007 году, однако новых пластинок не выпускал вплоть до 2017-го, когда наконец состоялся релиз седьмого альбома The Jesus and Mary Chain под названием Damage and Joy. В конце весны 2018 года шотландцы впервые за все время существования группы выступят в России — в Санкт-Петербурге 16 мая, в Москве — 17-го. «Лента.ру» побеседовала с Джимом Рейдом о драках на концертах, российских поклонниках, новом альбоме и роли алкоголя и наркотиков в творчестве The Jesus and Mary Chain.
«Лента.ру»: Вы выступаете в России впервые — и это притом, что The Jesus and Mary Chain распалась только в 1999-м и воссоединилась в 2007 году. Почему только сейчас?
Джим Рейд: А нас никто не приглашал. Нужно было получить приглашение, чтобы решать, приезжать нам или нет, но нас просто не звали.
А о том, что у вас тут есть фанаты, вы знали?
Вообще-то нет.
Советская пресса даже писала о вас в 1986-м.
Вы серьезно?
Это забавная статья. Про то, что вы и ваша музыка — главные инструменты идеологической пропаганды среди молодежи. Вы нужны были якобы для того, чтобы люди вымещали злобу на концертах, а не на улицах.
(Смеется.) Ну, наверное, каким-то образом можно было нас и так воспринимать.
Там в красках описывались драки на ваших выступлениях и ваши выходки, когда вы отыгрывали по 10 минут и уходили. Но об этом и западная пресса писала. Вы поменяли свое отношение к концертам?
Думаю, что-то изменилось. Но нам никогда особо не нравилось насилие, и для нас The Jesus and Mary Chain не была его олицетворением. То есть драки на концертах, конечно, были, но для нас это было музыкальное насилие. Наша музыка была экстримом, жестокость заключалась именно в ней. А когда людям разбивали лица бейсбольными битами, ну, The Jesus and Mary Chain никогда за это не вписывалась. Но прежние концерты заканчивались именно так. Нравилось ли нам это? Нет. И сейчас не нравится. Я бы сказал, что мы не поменяли отношение к выступлениям просто потому, что никогда не пытались провоцировать на насилие.
Та статья на самом деле придала вам известности здесь. Думаю, многие ваши поклонники будут рады наконец увидеть ваше выступление вживую.
Это было бы очень здорово. Надеюсь, они не будут чересчур разочарованы.
Ваш нынешний тур — в поддержку первого за почти 20 лет альбома Damage and Joy, но в России вы еще свои прежние песни не исполняли.
Мы собираемся сыграть несколько песен из Damage and Joy. Но мы прекрасно понимаем, что вы захотите услышать наши старые треки. Поэтому мы сыграем понемногу из всего, что у нас выходило, из всех альбомов.
Вам когда-нибудь надоедало постоянно исполнять старые хиты?
В прошлом действительно уставал от этого. Но это зависит от того, как часто ты их играешь. К счастью, сейчас мы не устраиваем много концертов, а едем в туры, когда нам хочется. Времена изменились, это уже не 80-е и 90-е, когда нужно было без остановки разъезжать по городам, чтобы разрекламировать новый альбом. А тогда от нас именно этого и требовали. Я помню, в конце 1990-х был момент, когда вся группа уже ненавидела April Skies, потому что мы играли ее на каждом концерте в течение пяти лет. И мы решили: «Да пошло оно *****, давайте просто больше не будем ее петь». А теперь нам действительно нравится играть старые песни, и April Skies в том числе.
Вы рассказывали, как тяжело было приступить к записи нового альбома из-за ваших напряженных отношений с братом. А как фанаты приняли Damage and Joy?
Вот насчет этого мы весьма переживали. Мы думали, что, когда начнем играть новые песни на концертах, люди тут же ринутся к бару или в курилку. Но, к счастью, новые треки всем, похоже, нравятся. На них реагируют примерно так же, как и на остальные наши работы. Поэтому все идет хорошо.
Ваши ссоры как-то отразились на музыке в новом альбоме?
Вообще, это всегда влияет, но в этот раз мы, к моему удивлению, не так много спорили. Дело в том, что я долгое время никак не мог решить, хочу ли я провести с братом в звукозаписывающей студии несколько месяцев. Каждый раз, когда я задавал себе этот вопрос, ответ был «нет». По этой причине мы так долго делали новый альбом. Я продолжал придумывать причины, по которым якобы не мог начать записывать, и тянул так долго, что в какой-то момент просто подумал: «Ладно, нужно уже просто сделать эту пластинку». И мы сделали.
Мы с братом попросту поняли, что этот альбом — слишком важен для того, чтобы опять ссориться из-за незначительных вещей и налажать. Поэтому мы принялись за работу. На самом деле это было очень похоже на прежние дни. Мы всегда говорили, что делаем это ради самой музыки, и хотели сделать что-то круче, чем в прошлые разы. И в этот раз было так же. Если мы и спорили, то только по поводу музыки, не переходя на личности. Мы с Уильямом даже сблизились после этой работы.
После такого огромного перерыва вы, должно быть, заметили огромные изменения в индустрии — музыка теперь распространяется через стриминговые сервисы, без интернета артистов вообще не существует. Как вы это восприняли?
Ха, этого сложно было не заметить! Музыкальный бизнес абсолютно поменялся со времен нашего предыдущего альбома. Я даже не могу утверждать, что целиком понимаю, как он теперь работает. И я не в восторге от этих стриминговых сервисов и всего такого. Мне кажется, музыкантов сегодня жутко обирают, а слушатели считают, что бесплатно слушать песни — это их право. Бесплатная музыка — это, конечно, здорово, но тогда многие группы просто не будут особо париться, что скажется на качестве. Люди начинают писать треки по совсем другим причинам. Ты получаешь ровно то, за что заплатишь. Когда не платишь, тогда ничего особого и не получишь.
Целое поколение исполнителей прославилось только благодаря стриминговым сайтам и YouTube. Вы следите за их творчеством?
Нет. (Смеется.) Я открыт для всего нового, и мне не важно, как они делают музыку. Я сужу о ней по тому, что раздается из колонок, ничего более. Но мне кажется, что в современной музыке нет души. Создается впечатление, что исполнители просто хотят стать поп-звездами и все. Хотят стать знаменитыми. В мое время все делали музыку, потому что у тебя не было выбора — тебе просто необходимо было вытащить ее из себя.
У вас теперь, наверное, появилось много юных фанатов?
Да, нас это немного осовременило. К слову, нам в этом очень помог интернет. Я заметил это, когда мы воссоединились в 2007-м — мы дали концерт, и на него пришли дети. А они ведь еще не родились, когда вышел Psychocandy. Я смотрел на них и не понимал, что происходит. За это ответственен YouTube, и, наверное, новые группы могли упоминать нас в интервью, и их фанаты узнавали о нас. Я рад этому, мне всех нравится видеть на концертах. А то, что у нас такой широкий разброс по возрасту среди фанатов, что нас слушают и парни, и девушки, люди с разным цветом кожи, — делает все гораздо интереснее. Черные, белые, розовые, желтые, какие-нибудь еще — все приходят на наши шоу.
Во время вашей сольной карьеры вы выпустили несколько синглов, но дальше этого ничего не пошло. Почему так?
Фанаты хотели, чтобы это были песни Mary Chain. А когда я выпускал собственные синглы, никто не понимал, зачем я это делаю, — все желали возвращения группы. Но дело не только в этом: я все время был очень пьян, когда занимался сольной карьерой. А мне тогда нужно было, наоборот, собраться с силами, сфокусироваться на работе, на собственной карьере. А я просто пил все это время.
Но теперь у вас все в норме?
Это как посмотреть. В моем случае норма — это быть пьяным в Mary Chain, и все работает само собой. А быть пьяным и в одиночестве — не прокатывает. Я алкоголик, но пить бросил и уже полтора года в завязке.
И наркотики?
Наркотики я не употреблял чуть дольше, последний раз был, наверное, лет пять назад.