В странах Латинской Америки проживает восемь процентов населения планеты, при этом там происходит 38 процентов всех убийств на Земле. Долгое время политики, полицейские и криминалисты пытались понять, в чем причина этого, но попытки снизить уровень преступности неизменно кончались провалом. Но сейчас, кажется, появилась надежда. «Лента.ру» разбиралась, каковы шансы самых криминальных стран мира выйти из замкнутого круга.
11 января 2017 года в Сальвадоре произошло важнейшее событие: никого не убили. Новость о дне без насильственных смертей в стране, где убивают чаще и больше всего в мире, прокатилась по всему земному шару. Обычно в стране ежедневно убивают около десяти человек. В менее удачные дни это число возрастает примерно в три раза. Смерть не удивляет в Сальвадоре никого. О ней каждый день читают в газетах, рассказывают по радио, показывают по телевидению, ее обсуждают за ужином. Поэтому 11 января действительно стало тем днем, который стоило отметить, запомнить и понять, что именно сделало возможным целые сутки без убийств.
Латинская Америка — регион с самым высоким уровнем урбанизации в развивающемся мире. К началу этого века в городах проживали три четверти ее населения — почти в два раза больше, чем в Азии и Африке. К тому же массовая миграция из деревни происходила намного быстрее, чем в других частях света. Социальное расслоение, безработица, неэффективное государственное управление в новых условиях, доступность огнестрельного оружия сделали свое дело: в 2017 году в регионе были убиты около 140 тысяч человек. Правительства других развивающихся стран пытаются не допустить повторения латиноамериканского сценария.
Эксперты предупреждают: несмотря на общую схожесть стран региона, ситуация в Центральной и Южной Америке отличается, с преступностью здесь борются разными методами и с разным успехом. На юге континента дело обстоит лучше: в Аргентине, Чили, Перу, Боливии и Парагвае на 100 тысяч жителей в 2017 году пришлось до десяти убийств, в то время как в Сальвадоре, Гондурасе и Венесуэле — более 50. Если уроки стран, которые близки к выходу из порочного круга, будут учтены, у всей Латинской Америки появится шанс.
Независимая исследовательская организация The Small Arms Survey просчитала несколько возможных вариантов развития событий к 2030 году. Первый: тенденция не меняется. Второй: страны, в которых ситуация особенно тяжелая, постепенно перенимают опыт тех, где с преступностью борются более успешно. Третий: успех государств, где количество убийств удалось снизить, окажется временным, и они скатятся к уровню Гондураса и Сальвадора. Разница между первым и третьим вариантом оценивается в 2,6 миллиона жизней.
Расцвет преступности в Латинской Америке пришелся на ее закат в развитых странах — в частности, в США. Там к 1990 году количество убийств на улицах резко снизилось. Социологи объясняли это в том числе вынесением большего количества обвинительных приговоров, но этот аргумент не выглядел убедительным. Ведь вслед за увеличением числа заключенных росло и число семей, в которых кто-то сидел, а они превращались в источник новых проблем.
Развитые страны, которые в итоге успешно справились с проблемой, делали упор на сбор информации о преступлениях. В США власти смогли снизить количество преступлений именно потому, что знали, где и почему они происходят, и могли использовать эти данные, чтобы их предотвратить. Такой подход вселял уверенность в полицейских. Они начали пользоваться доверием у жителей криминальных районов, которые теперь были готовы сотрудничать и делиться информацией с органами, — жить среди убийц и грабителей не хотелось никому.
В то же время такие стратегии вызывали недоверие. «Теорию разбитых окон», которая утверждает, что мелкие правонарушения влияют на уровень преступности в целом, критиковали за излишнюю скрупулезность: если кто-то бросил сигарету мимо урны, это не значит, что завтра здесь начнут стрелять. Обыск на месте, до сих пор активно практикующийся, например, в американской столице Вашингтоне, часто критикуют либерально настроенные граждане: большинство обыскиваемых — молодые афро- и латиноамериканцы.
При всей разнице мнений, эти тактики сходятся в том, что основаны на конкретной информации, собранной «в полях». И они работают.
В Латинской Америке события с самого начала развивались иначе. Пока на севере американского континента с 1990-х шла борьба с криминалом, юг встал на путь демократизации, бурно развивался и до поры до времени не представлял, чем обернется экономический рост. Миллионы сельских жителей направились в города, став главным двигателем быстрой индустриализации. Однако страны, как и власти, оказались не готовы к массовой миграции населения.
Не хватало школ и больниц, новоявленные горожане наводняли бараки, трущобы и фавелы, откуда путь к нормальной жизни был чуть более извилистым, чем из других мест. К 2010-м годам кровопролитие в некоторых городах практически уравнялось с тем, что творилось десятилетием ранее, когда регион раздирали внутренние конфликты.
Главными источниками роста количества убийств были разборки между преступными бандами и нарковойны. В то же время и полицейские, и судьи были плохо обучены, им мало платили, да и от взяток они не отказывались. В некоторых местах только одно из 20 убийств доводилось до суда, а склонность властей к жестоким облавам только усугубляла ситуацию. Переполненные тюрьмы были скорее рассадниками новых преступных группировок, чем исправительными учреждениями. Это привело к тому, что образовался замкнутый круг: чем хуже становилась ситуация, тем менее эффективной была жесткая борьба с преступностью.
В одном эксперты уверены: там, где происходит много убийств, они обычно сильно локализованы. По словам Роберта Мугаха из бразильского аналитического центра Igarapé Institute, около 80 процентов убийств в больших и средних городах Латинской Америки случаются всего на двух процентах улиц. При этом для того, чтобы начать контролировать происходящее, необходимо знать, что именно там происходит.
Здесь, считают эксперты, можно положиться на опыт Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Там собиралась вся возможная информация о криминальных районах: где именно происходят преступления, связаны ли они с алкоголем и наркотиками, кто пострадал, что украли у жертвы — и так далее. Эти данные полицейские анализировали, чтобы понять, на что обратить внимание. В большинстве случаев такая политика была успешной: информация стала главным оружием в борьбе с криминалом.
Этого и не хватает силовым структурам латиноамериканских стран. В большинстве из них такая информация не просто не учитывается, но даже не собирается. В лучшем случае в протоколе указано, каким оружием совершено убийство, а в графе «место» обозначен лишь город.
«Такое положение дел — это не препятствие на пути решения проблемы, это и есть сама проблема», — писал криминалист Лоуренс Шерман в отчете для Межамериканского банка развития (МБР).
Еще одной возможной причиной, на которую почти не обращают внимания, являются аборты. Точнее, их запрет в большинстве стран региона. Несколько лет назад в книге «Фрикономика» экономист Стивен Левитт и журналист Стивен Дабнер предположили, что лишение девушек из неблагополучных семей возможности не рожать влияет на рост преступности в будущем.
«Самый значительный эффект легализации абортов, который обнаружился лишь по прошествии многих лет, заключался в ее влиянии на преступность. В начале 1990-х годов первое поколение детей, родившихся после процесса Роу против Уэйда, достигло подросткового возраста. Как известно, именно в этом возрасте обычно проявляются криминальные наклонности человека. Однако именно тогда уровень преступности начал падать. Кого же в этой когорте не хватало? Конечно же, детей, которые имели самые большие шансы пополнить ряды криминалитета. Целое поколение достигло опасного возраста, а уровень преступности продолжал падать. И все потому, что в нем не было детей, чьи матери в свое время не захотели рожать. Итак, легализация абортов ведет к ограничению числа нежеланных детей, тогда как нежеланные дети повышают преступность. Следовательно, легализация абортов ведет к снижению преступности», — этот тезис авторов исследования жестоко критиковался, однако не принимать его во внимание невозможно.
Если легализация абортов действительно влияет на снижение преступности, то Латинской Америке есть над чем работать. Аборты законом приравнены к убийству в Венесуэле, Гватемале, Гондурасе, Никарагуа, Парагвае, Сальвадоре и Чили. В Аргентине, Боливии, Бразилии, Коста-Рике, Мексике и Перу аборты возможны только по медицинским показаниям и в других исключительных случаях.
Пионером в попытках разобраться в происходящем на городских улицах кошмаре стал сальвадорский политолог Хосе Мигель Круз. В 1996 году он начал собирать данные для Межамериканского банка развития и попросил мэров городов прислать ему информацию о совершенных преступлениях. Его засыпали рукописными клочками бумаги, на которых полицейские делали пометки о преступлениях. Сегодня в Сальвадоре такие данные собираются ежемесячно, но проанализировать их, а тем более грамотно использовать никак не получается.
Процесс стопорится на этапе публикации данных. Полицейские утверждают, что информацию они собирают исправно, но обнародовать ее не могут, поскольку в этом случае уже не получится работать под прикрытием. Переубедить их экспертам трудно.
По словам Круза, перед публикацией его доклада президент страны просил МБР скрыть данные. Он боялся, что если реальное положение дел станет достоянием гласности, это навредит экономике. По мнению экспертов, именно эти опасения усугубляют ситуацию. Без понимания происходящего средства на борьбу с преступностью тратятся из бюджета впустую и не дают результата.
Так, в 2004 году президент Сальвадора Франсиско Флорес решил взяться за дело: отправил на улицы городов военных и забил тюрьмы бандитами. Убийства не просто продолжились — их число выросло. В 2012-м преемник Флореса Маурисио Фунес сменил кнут на пряник и помирил главарей трех крупнейших банд. В тюрьмах он обеспечил им комфортное пребывание с плазменными телевизорами и куриными крылышками по запросу в обмен на то, что они прикажут подчиненным сложить оружие. Убийства сократились вдвое буквально за ночь, и криминалисты разразились аплодисментами. В ладоши хлопали недолго — ровно до тех пор, пока бандиты не поняли, что можно использовать свою власть на улицах как разменную монету и манипулировать правительством.
В 2015 году президент Сальвадора Санчес Серен вернул солдат на улицы, а преступников — в колонии строгого режима. Все вернулось на круги своя: на 100 тысяч жителей убивали по 104 человека. Снизить преступность на 40 процентов в следующие два года едва удалось с помощью экстренных мер. Преступников содержали в такой строгости, что они по несколько лет не видели ни родственников, ни врачей, ни дневного света. В то же время количество убийств обычных граждан, не связанных напрямую с преступным миром, увеличилось в 15 раз. Тогда тревогу забили уже в ООН. «Меры правительства не должны быть хуже того, с чем они борются», — говорила Агнес Калламард, представитель управления Верховного комиссара ООН по правам человека.
Сальвадорцы боятся, что ситуация скатится до уровня соседней Венесуэлы, где данные о преступлениях в 2005 году просто перестали публиковать. По мнению Venezuela Violence Observatory, уровень преступности здесь — самый высокий в мире. Правда, проверить это невозможно.
Первенство по количеству убийств совсем недавно принадлежало Колумбии: в Кали четверть века назад из 100 тысяч жителей насильственной смертью умирали 124 человека.
Тогда мэр города, бывший хирург Родриго Герреро Веласко сравнил убийства с эпидемией и решил следовать примеру США: создал так называемые криминальные обсерватории, где полиция, представители власти и активные граждане занимались сбором данных о преступлениях. Так им удалось выяснить, например, что большое количество убийств происходит вечером в день выдачи зарплаты и связано с алкоголем. Лидером по показателям стали вовсе не преступные банды или наркоторговцы: алкоголь губил обычных граждан. На несколько месяцев продажи спиртного ограничили, и это снизило количество убийств на 35 процентов.
Долгосрочные перспективы такого подхода сложно определить. Некоторые эксперты считают, что фундаментально изменить ситуацию могут только систематические реформы. Однако нет сомнений в том, что сбор и использование информации о преступлениях действительно является основой для преобразований. Там, где полицейские знают, с чем имеют дело, они работают более эффективно.
В 2017 году Колумбия заявила о 24 убитых на 100 тысяч населения — самый низкий показатель за 42 года. Правда, такие цифры не во всех вселяют оптимизм. После того как ситуация перестала быть критической, с улиц города пропали военные Революционных вооруженных сил Колумбии, контролировавшие ситуацию. Их место вполне могут занять ОПГ, считает Мария Виктория Льоренте из организации Ideas for Peace Foundation: «Мы не то чтобы в рай попали, мы все еще из ада выбираемся. Главное — не застрять где-то посередине».
До спокойного сна по ночам латиноамериканским полицейским пока далеко. Но если раньше эксперты и представители власти лишь констатировали плачевное положение вещей и уныло разводили руками, то сейчас они уже спорят о том, сработают ли наконец предпринимаемые меры. Глядя на них, другие развивающиеся страны должны делать пометки на полях.