В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла одна из самых ожидаемых научно-популярных книг 2018 года — «Рождение государства. Московская Русь XV-XVI веков». Как возникло Российское государство? Что оно заимствовало от Золотой Орды и Византии? В чем сходство и различие Московии с современными ей странами Европы? Какие устаревшие мифы об истории России мешают нам понять свое прошлое и уверенно смотреть в будущее? Об этом «Ленте.ру» рассказал автор книги, доктор исторических наук профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Кром.
В публицистике часто можно встретить рассуждения об азиатской сущности Московского государства, которое якобы стало наследником Золотой Орды и ее традиций. При этом часто приводят цитату философа Георгия Федотова, что «ханская ставка была перенесена в Кремль». Судя по вашей книге, это было совсем не так.
Михаил Кром: Противопоставление «прогрессивного» Запада «отсталому и опасному Востоку» — давняя традиция европейской мысли, восходящая еще к трудам просветителей. Тогда было модно, рассуждая, например, об устройстве Османской империи, намекать на деспотизм в своей стране. В XIX веке подобные публицистические штампы и стереотипы проросли и на русской почве.
Ярким примером такого подхода могут служить работы известного историка и этнографа Николая Костомарова, который без всяких доказательств всю вину за возникновение московского самодержавия возложил на монголов. В 1870 году он писал: «Старейший князь заменил собой хана со всеми его атрибутами верховного государя и собственника русской земли».
Это тот самый Костомаров, который стал одним из основателей украинства?
В том числе — да, он много писал и про историю Малороссии, как тогда называли Украину.
Со времен Костомарова в нашей общественной мысли прочно укоренился тезис о том, что деспотизм, рабство и прочая «азиатчина» в русской истории — это тяжелое наследие монгольского нашествия. В свете наших сегодняшних знаний — а мы теперь гораздо больше знаем и про Древнюю Русь, и про Орду — ясно, что никакой прочной научной основы под этим утверждением нет.
Все это не более чем публицистика, актуальная для той эпохи (как известно, Костомаров был непримиримым противником самодержавия). Популярные среди современников Костомарова споры западников и славянофилов о том, является ли Россия частью Европы или нет, сейчас тоже потеряли всякий смысл.
Почему?
Потому что мы уже переросли уровень всех этих искусственных идеологических конструкций. Ведь что такое Европа как понятие? Идея Европы как единого христианского мира, противостоящего «варварскому» Востоку, возникла в середине XV века во времена римского папы Пия II в качестве ответа на турецкую угрозу. Границы Европы тоже со временем постоянно менялись. Например, современную Ирландию сначала никто не считал Европой — это был дикий, разбойничий край.
Поэтому в своей книге я хотел уйти от этих надоевших стереотипов, прочно укоренившихся в сознании людей. Я вовсе не пытался доказать, что Россия всегда была самой настоящей европейской державой. Этот вопрос вообще вне поля моего зрения. Модерное государство (то есть государство раннего Нового времени) — это просто особый тип государственности, никак не связанный с принадлежностью к Европе, поскольку встречается и за ее пределами.
Например?
Османская империя. Сейчас она хорошо изучена, и можно сказать, что это яркий пример раннемодерного государства с развитой бюрократией и сложной системой управления.
Так что же с ордынским наследием России? Оно было в реальности или это позднейшая выдумка?
Оно, конечно, было, но нельзя все к нему сводить. Тем более что со временем монгольское влияние постепенно затухало. В своей книге я объясняю, почему ошибочно утверждение американского историка Дональда Островски, что московские князья, часто бывая в Орде, якобы полностью позаимствовали там всю систему государственного управления.
А что они там позаимствовали?
Отдельные элементы. Следы былых контактов с Ордой в финансовой сфере до сих пор заметны в нашем языке: слова «деньги», «таможня», «казна» имеют тюркское происхождение. Очень долго монгольское влияние было неоспоримо в военном деле, и даже в XVI веке европейцы не могли найти отличий между московской конницей и татарской. Однако с появлением артиллерии, стрелецкого войска и приглашением из Европы специалистов по фортификационному делу это сходство постепенно исчезло. От Орды Московское государство позаимствовало устройство почтовой службы с ее ямскими станциями.
Но московские князья никогда не считали себя наследниками ханов Золотой Орды. Напротив, во время знаменитого «стояния на Угре» (1480 год) ростовский архиепископ Вассиан Рыло, поддерживая стремление Ивана III освободиться от ордынской зависимости, напоминал о Батые, который «пришед разбойнически и поплени всю землю нашу, и поработи, и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царьска». Говоря современным языком, владыка убеждал колеблющегося великого князя, что ордынские ханы никогда не имели никакой легитимности.
Московские князья всегда помнили, что они Рюриковичи, и после освобождения от Орды своей главной целью провозгласили возвращение «киевской вотчины». Иван Грозный, как известно, вел свое происхождение от римского императора Августа, а не от Чингисхана.
Помимо Орды, у Московской Руси было много других соседей. Они тоже влияли на нее в процессе государственного строительства?
Безусловно. Как и все государства раннего Нового времени, Московская Русь испытывала влияние с разных сторон (и сама тоже влияла на соседей). По мере затухания ордынского влияния усиливалось воздействие наследия Византии. Причем оно возросло уже после ее падения, которое совпало со становлением Московского государства. В книге я подробно пишу, как в Москве позаимствовали не только греческую терминологию, но и некоторые византийские церемонии, а также давно забытый в самой Византии обычай смотрин невест для самодержца (этот термин тоже русская калька греческого слова «автократор»).
Было и влияние Великого княжества Литовского, которое проявлялось в обширных заимствованиях юридических и дипломатических терминов из польского языка. Влияние Западной Европы на Москву не ограничивалось только контактами с иноземными купцами — вспомним хотя бы, что Московский Кремль при Иване III построили итальянцы.
Чтобы завершить тему Орды — как вообще возникновение Московского государства было связано с зависимостью Северо-Восточной Руси от нее? Эта зависимость мешала или, наоборот, содействовала этому процессу?
Это механическое восприятие исторических явлений. Московское государство стало результатом начала процесса суверенизации (то есть формирования характерных для Нового времени суверенных, независимых государств) в Восточной Европе. Когда эта трансформация затронула Москву (но не только — аналогичные процессы начались в Твери, Новгороде и других русских землях), неудивительно, что она стряхнула с себя ордынскую зависимость. Иначе просто и быть не могло: пока московский князь оставался ханским «улусником», он никак не мог считаться настоящим сувереном.
Освобождение от ордынской зависимости было очень болезненным процессом — я уже говорил, что Иван III в 1480 году долго колебался, ибо в течение нескольких предыдущих поколений ханы Золотой Орды воспринимались на Руси как вполне законные властители. Чтобы это преодолеть, потребовался мучительный перелом в сознании людей — и во второй половине XV века он все-таки наступил.
Некоторые историки утверждают, что именно зависимость от Орды помогла Москве сначала возвыситься, а потом собирать вокруг себя русские земли.
Концепция зарождения Российского государства в результате «собирания земель вокруг Москвы» — это очень древний миф. В книге я подробно рассказываю, когда и при каких обстоятельствах он появился. При ордынской зависимости последнее слово в спорах о власти было за ханом. Сегодня он мог дать великокняжеский ярлык московскому князю, а завтра — передумать и передать его конкуренту из Твери. И, кстати, нередко так оно и было. Но в таких условиях никакое нормальное государство развиваться не может.
Да, в книге вы показываете, что формирование государства раннего Нового времени — это не то же самое, что приращение территорий. Но почему в качестве отправной точки превращения Великого княжества Московского в крупную европейскую державу вы избрали 1425 год?
Это несколько условная дата. Мне было важно показать, что было до нее, а что — после. Как известно, в 1425 году началась династическая война московских Рюриковичей. Я вообще считаю, что в XV веке в нашей истории произошел разрыв с прежней традицией. И не просто разрыв, а глубинная и очень быстрая метаморфоза, до сих пор определяющая развитие России. А династическая война была одним из поворотных моментов этого внутреннего перерождения Московской Руси.
Мне кажется, в нашей историографии эту войну сильно недооценивают.
Согласен. К сожалению, про нее есть только одна серьезная исследовательская работа. Это книга «Витязь на распутье» замечательного советского историка Александра Зимина, которую я всем рекомендую.
В своей книге вы пишете, что на этой войне бушевали шекспировские страсти. На Западе об этой древнерусской «битве престолов» давно бы сняли какой-нибудь исторический сериал.
Да, это было исключительно кровавое и ожесточенное противоборство за власть. Чего стоит только то, что московские князья, близкие родственники, во время этой войны друг другу глаза выкалывали!
Ее можно назвать русским аналогом войны Алой и Белой розы в Англии?
Мне кажется, это поверхностное сравнение. Эти войны объединяет только эпоха (XV век) и династический характер, когда за власть сражались разные ветви правящего дома. Ну, и результаты были схожими — в обоих случаях резко усилилась единоличная власть монарха. Но различий между ними все же больше. К началу войны Алой и Белой розы в Англии уже сложились ключевые государственные институты, включая парламент. А династическая война в Великом княжестве Московском стала моментом рождения Российского государства в том виде, в котором мы его знаем.
Вы пишете, что по результатам этой войны Великое княжество Московское всего за 25 лет из рыхлой политической структуры «превратилось в монархию с явной тенденцией к единодержавию». Почему так случилось?
На вопрос «почему» любой ответственный историк никогда не даст однозначного ответа. Например, до сих пор среди специалистов нет единого мнения о причинах революции 1917 года — что уж говорить о событиях глубокой древности! В нашей науке нет никакой универсальной формулы, подобно законам физики объясняющей исторические процессы. Историки могут разобраться не в их причинах, а в том, как они происходили. Поэтому я видел свою задачу в том, чтобы заметить и описать процесс становления у нас модерного государства и сравнить это с другими странами.
Но можете хотя бы высказать предположение на сей счет?
Возможно, это случилось в силу демографических причин или сыграли свою роль какие-либо другие факторы, о которых мы еще не знаем. Но из кровавой династической войны Великое княжество Московское вышло совершенно иным. Оно стремительно вобрало в себя ранее независимые или автономные политические образования Руси. Взять хотя бы присоединение Новгорода, после которого территория Московского государства увеличилась вдвое.
Одно несомненно — во второй половине XV века в Восточной Европе появилась новая мощная держава, которая по своим возможностям никак не равнялась сумме своих составных частей, а значительно их превосходила. Ведь государство — это не столько территория, сколько действующие институты управления. Как они возникали и работали, в книге я подробно рассказал. И еще важно, что в течение XV века сильно изменилась идеология, которой руководствовались московские великие князья. В книге об этом тоже идет речь.
Вы пишете, что «при определенном раскладе Новгород, Тверь и Псков тоже могли стать независимыми государствами». Так почему же не стали?
Опять же, я не могу ответить на вопрос «почему», но я уже говорил, что процесс суверенизации в XV веке затронул не только Москву. В Новгороде (а также в Пскове) к тому времени постепенно складывалось свое самосознание, свой местный патриотизм. Причем там была проблема зависимости не от Орды (как в Москве), а от самой Москвы. Поэтому Новгород постоянно лавировал между ней и Великим княжеством Литовским.
Мой ученик Алексей Вовин недавно написал работу, где утверждает, что при определенных обстоятельствах Псков вполне мог стать независимым городом-государством. Но, как мы знаем, эти обстоятельства сложились иначе. На Западе, кстати, была аналогичная тенденция, и в книге я привожу конкретные примеры этого — там выжила только Венеция. Видимо, средневековые городские республики в условиях наступающего Нового времени просто не выдерживали натиска монархических модерных государств. Те просто обладали более значительными ресурсами, прежде всего военными.
А Тверь?
По своим масштабам, возможностям и ресурсам Тверь изначально была объективно слабее Москвы, поэтому она не могла с ней долго соперничать. К тому же там была схожая политическая система и точно такие же порядки.
Вы в книге упоминаете про «московские выводы» из Новгорода, Смоленска и Пскова. Откуда у московских князей были ресурсы на беспрецедентные по тем временам массовые депортации местного населения на вновь присоединенных территориях?
Потому что это уже были не прежние московские князья! Никакой Иван Калита не был на это способен. Такое стало возможным, потому что к тому времени Великое княжество Московское превратилось в полноценное государство и для осуществления подобных акций уже имелись соответствующие силы и средства.
Но я бы не стал преувеличивать масштаб этих депортаций. Они затронули лишь местные элиты: боярство и верхушку купечества. Выселению подверглись от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Их отправляли во внутренние московские уезды, а оттуда вместо них переселялись московские служилые люди и купцы. Впервые эту практику применил Иван III по отношению к Новгороду после его окончательного завоевания в 1478 году.
Такое перемешивание населения осуществлялось для укрепления внутреннего единства страны и скорейшей интеграции присоединенных земель?
Да, московские князья таким образом стремились инкорпорировать элиту вновь присоединенных территорий в единый политический организм своего государства. И у них это получилось.
Есть примеры подобной практики в других европейских странах? Или такой способ закрепления новых территорий был чисто московским изобретением?
Конечно, и в Европе в то время такое тоже было. Во время войны за Бургундское наследство в 1477 году французский король Людовик XI схожим образом поступил с жителями побежденного города Арраса.
Ваша книга о возникновении Российского государства — это не история правящей династии, а рассказ о формировании государственных институтов, появившихся в эпоху Ивана III. Именно их наличие и есть первый признак государства?
Не только. Первые признаки модерного государства — это суверенитет (то есть реальная независимость), общие законы и четкие границы. Но бюрократия тоже имеет значение. Мы ее постоянно ругаем, и часто по делу — понятие «московская волокита» появилось еще в 40-е годы XVI века.
Но именно управленческий аппарат, который мог функционировать автономно от верховной власти, обеспечивал стабильность и жизнеспособность Московского государства в годы смут и потрясений. В книге я пишу, как это было в разгар острейшего политического кризиса в малолетство Ивана Грозного в 30-40 годы XVI века и во время Смуты начала XVII века.
Правильно ли я понимаю из вашей книги, что идея самодержавия возникла в Московской Руси именно после династической войны XV века?
Да, война этому сильно способствовала. Во время этой войны отношения великого князя и его окружения были пересмотрены самым радикальным способом. Если раньше он считался, прежде всего, военным предводителем дружинного типа (первый среди равных), то теперь стал восприниматься как единоличный властитель. Не случайно именно в ту эпоху в нашем языке появились слова «господарь» и «господарство», позже трансформировавшиеся в «государь» и «государство». Господарь — это полновластный хозяин и неограниченный властитель своей вотчины, где ему подчиняются холопы. При этом понятие «вотчина» из хозяйственно-экономического термина превратилось в политический.
То есть на глазах одного поколения произошла коренная ломка прежней системы социально-политических отношений. Сформировалась жесткая властная вертикаль, венцом которой стала идея самодержавия. Еще в 1425 году невозможно было представить, чтобы бояре или князья в обращении к государю называли себя «холопами».
Но в книге вы пишете, что эту форму обращения нельзя воспринимать буквально — она носила этикетный характер.
Это так, но после династической войны XV века бояре и военные слуги действительно потеряли многие прежние права и стали сильно зависимы от государя. И такое подчиненное положение элиты по отношению к монарху было главным отличием Московии от других европейских государств раннего Нового времени.
Как так получилось?
Издавна аристократия имела законное право «отъезда». То есть бояре могли свободно выбирать, какому князю служить. Но во время династической войны переход служилых людей от одной враждующей стороны к другой стал считаться изменой. С исчезновением «вольной службы» аристократия и тем более дворянство оказались в сильной личной и материальной зависимости от московского великого князя.
Но главное было в другом — русская знать еще не оформилась как сословие, осознающее свои общие интересы. Придворная верхушка была слишком разобщена, чтобы консолидироваться в борьбе за свои привилегии.
Почему разобщена?
Во второй половине XV — начале XVI века элита Московского государства была очень разношерстной. Там сложилось несколько враждующих между собой группировок: ростово-суздальские князья, старомосковское боярство и князья, выехавшие из Великого княжества Литовского. Потом к ним добавились татарские мурзы, переехавшие в Москву из разных осколков Золотой Орды. И все они постоянно конфликтовали друг с другом.
А государь-самодержец во всех этих внутриэлитных разборках был медиатором?
Конечно. Ведь именно к нему представители знати всегда апеллировали, потому что никакой сословной солидарности у московской аристократии не сложилось. Такая рыхлая элита, которой довольно-таки легко манипулировать, никак не могла противиться установлению единовластия.
Но в своей книге вы пишете, что, несмотря на особую роль самодержца и его специфические отношения с элитой, становление государственных институтов в нашей стране в целом шло тем же путем, что и в Европе.
Европа тоже была очень неоднородной. В каждой из европейских стран были свои особенности. Московию наиболее уместно сравнивать с государствами Северной и Восточной Европы. У нас шли те же процессы, что и там, но только с разной скоростью и со своими нюансами. Все-таки Московское государство основывалось на архаичной аграрной и слабо урбанизированной экономике.
Так что было общего у нас с другими странами Европы?
В книге я об этом тоже пишу. Российское государство, как и его аналоги в Европе, строилось не только «сверху», но и «снизу». С середины XVI века через выборные органы на местах (губные старосты, целовальники) и через участие в московских соборах сотни людей приобщались к государственным делам. То есть в центре страна управлялась бюрократией, а на местах многие административные функции выполнялись выборными представителями, при этом их деятельность не оплачивалась.
Как ни странно, нечто подобное было в то время и в Англии: немногочисленный чиновный аппарат, а на местах многие важные управленческие функции (тоже за свой счет) выполняло провинциальное дворянство (джентри). И это сходство никак нельзя считать поверхностным.
Итак, первое сходство — это местное самоуправление. А было ли сходство наших земских соборов с английским парламентом?
В книге я дискутирую с Василием Ключевским, который невысоко оценивал деятельность московских соборов. Я подробно объясняю, почему считаю его противопоставление их европейским политическим структурам ошибочным.
Так же, как и парламентские институты в Европе, соборы (термин, пришедший из церковной сферы) прошли путь от расширенного совещательного органа при монархе к учреждениям с широкими полномочиями (вплоть до избрания царя). Для меня несомненно, что московские соборы и европейские парламентские структуры обнаруживают «семейное» сходство в том, что касается их происхождения, эволюции и функций.
То есть второе сходство — наличие представительных органов власти. Что-то еще?
Да. В книге я рассказываю о том, что в Московском государстве был свой аналог идеи «общего блага». Наличие в стране такой концепции — это верный признак ее принадлежности к государству раннего Нового времени. В России таким подобием «общего блага» стала формула «дело государево и земское», которая встречается в документах уже в первой половине XVI века, а уже начиная с середины столетия она получила повсеместное распространение.
Почти все описываемые вами явления относятся к XVI веку, к эпохе Ивана Грозного. Как все то, что вы перечислили, сочеталось с его тиранией и жестоким деспотическим режимом?
У нас почему-то до сих пор принято считать, что правление Ивана Грозного было типичным образцом функционирования Московского государства. Я с этим не согласен. Я считаю, что его царствование (особенно вторая половина) было аномалией русской истории, которую современники принялись немедленно преодолевать сразу же после его смерти.
Тираны не умеют просчитывать последствия своих деяний: всего через 14 лет после его деспотического правления в России возникла выборная монархия — самая презираемая Иваном Грозным форма правления. А спустя 22 года после его смерти новый царь Василий Шуйский принес крестоцеловальную клятву, то есть тем самым избранный монарх фактически присягнул своим подданным. Так дети тех, кто пережил опричный террор, стремились застраховаться от повторения его ужасов.
То, что вы говорите, очень важно. Потому что сейчас мало кто знает, что и во времена Ивана Грозного в России было развитое местное самоуправление и проводились выборы. Некоторые публицисты пишут, что у нас в стране всегда были только тирания и деспотия, и на основании этого делают далеко идущие упаднические выводы, формирующие у думающих людей выученную беспомощность.
Вы правы. У нас вообще плохо знают русскую историю, которая к тому же сильно мифологизирована. Например, миф о собирании земель вокруг Москвы живет уже 500 лет. Еще следует избегать идеологизации истории, когда ее подгоняют под какие-то примитивные схемы и штампы. Необходимо просвещение, чем я в меру своих сил и стараюсь заниматься.
Какие родовые черты государства, созданного Иваном III, сохраняются у нас и по сей день?
Это вопрос для широкого круга специалистов, в том числе для современных политологов. Я лишь назову те черты нашей действительности, которые бросаются в глаза историку средневековой Руси. Во-первых, нынешняя Россия унаследовала от Московского государства мощную бюрократическую традицию, возникновение которой я описываю в своей книге.
Во-вторых, негласное разграничение полномочий между верховной властью и многочисленным чиновничьим аппаратом. Подобно московским великим князьям, охотнее занимавшимся вопросами войны и мира, и сейчас в приоритете первого лица остаются внешняя политика и оборона.
До сих пор глава нашего государства лично контролирует элиту и лично разрешает конфликты внутри нее. Как Иван Грозный любил «перебирать людишек», так и современные властители периодически переставляют кадры и перераспределяют властные полномочия. При этом повседневное управление страной отдано на откуп бюрократии. В-третьих, в нашем массовом сознании осталась привычка персонифицировать власть, отождествляя ее с первым лицом.
Вот такая политическая матрица, восходящая еще к эпохе Ивана III, сохраняется у нас до сих пор. Но история России неоднократно показывала, что наша страна вполне способна меняться и развиваться. Думаю, что и эти родовые черты нашего государства мы тоже когда-нибудь преодолеем. Во всяком случае, я на это надеюсь.