Жестокое убийство многодетной матери Натальи Дмитриевой, вызвавшее народное волнение в поселке Псебай, заставило многих вспомнить о трагедии в другой кубанской станице — Кущевской. Откуда такое зверство в самом южном, солнечном регионе страны? Почему власти пытаются скрыть происходящее? Правда ли, что местные жители вынуждены безропотно терпеть выходки отморозков со связями и постоянно жить в страхе, а может все это лишь слухи? Ответы на эти и другие вопросы искал на месте корреспондент «Ленты.ру» Сергей Лютых.
Кафе «Ивушка» в Псебае со стороны похоже на зарешеченный навес для авто. Заведение находится в самом центре поселка и портит его как безвкусным своим видом, так и отрицательным влиянием на местную молодежь. В нем любили проводить время местные хулиганы. В нем же вечером 13 мая, в компании подруги Веры, провела последний вечер своей жизни Наталья Дмитриева.
Она была с мужем Алексеем, но он пошел домой раньше — дал возможность подругам спокойно пообщаться. Дома ждали пятеро детей, младшему из которых исполнилось два года.
В «Ивушке» к женщинам подсела компания 16-летнего Максима. Почти всех Дмитриева знала еще детьми. Максим был бывшим одноклассником ее сына, одно время сидевшим с ним за партой.
От кафе до дома Натальи не больше семисот метров. Никаких темных и опасных закоулков по пути. С центральной Советской улицы нужно свернуть налево в частный сектор, миновать один перекресток, свернуть направо на следующем. Дальше прямо — до пешеходного мостика через горную речку. И еще пятьдесят метров.
Примечательно, что самое злачное заведение Псебая соседствует с самым «ангельским» — детским садом «Малышок». Напротив и чуть левее расположен красивый сквер с часовней, фонтаном и памятником Владимиру Ленину. В двух минутах ходьбы — администрация и рынок.
Никакой боязни перемещаться по поселку в темное время суток у местных жителей отродясь не было, но все же молодые люди вызвались проводить женщин до дома. Возможно, потому что те «перебрали» с выпивкой. Максим с 20-летним другом Савелием пошли с Натальей. Третий парень — Андрей — с ее подругой.
Когда компания дошла до мостика, произошло то, над чем теперь гадают все псебайцы и правоохранители во главе со старшим помощником председателя Следственного комитета России Комиссаровым.
По данным следствия, Максим и Савелий отправились провожать Наталью, уже «имея умысел, направленный на совершение насильственных действий сексуального характера».
Наталью ударили сзади по голове камнем и насиловали, буквально не сходя с дороги. При этом, предположительно, женщина была не только жива, но и находилась в сознании. Затем ее изрезали, порвали рот, отрезали часть уха. Предположительной причиной смерти стало удушье, и следствие указывает на то, что задушил ее именно Максим.
«Голову не просто разбили, а размочалили так, будто собирались сделать тело непригодным для опознания. Значит, действовали осознанно и хотели избежать наказания?» — рассуждает один из псебайцев, кому (не по собственной воле) пришлось видеть растерзанное тело знакомой.
«На Наталье не было никакой одежды, кроме лифчика. Кишки наружу выпустили, когда палкой влагалище разворотили. Зачем? Тут всего три варианта: либо скрывали следы изнасилования, либо получали удовольствие, как маньяки, либо просто глумились над убитой», — говорит собеседник «Ленты.ру».
Провожатых Дмитриевой запечатлела не только память ее подруги, но и камера видеонаблюдения «Ивушки» — круг основных подозреваемых был предопределен. Насильники явно не думали о том, что их ждет завтра, даже если сперва собирались лишь «развлечься» и отпустить свою жертву. Внушительная фигура мужа Натальи позволила бы ему порвать обидчиков на части, не прибегая ни к чьей помощи, а у него еще двое взрослых крепких сыновей.
Удивляет само место, выбранное для совершения нападения, которое явно не назовешь ни укромным, ни тихим, при том что таких в поселке полным-полно. Там, где нашли растерзанное тело Натальи, теперь поставили букет цветов — его видно издалека и почти со всех сторон. По крайней мере, днем.
Место это всего в нескольких шагах от прозрачной сетки забора одного из ухоженных огородных участков. Живущая там пожилая женщина говорит, что никаких криков в ночь трагедии не слышала. «На то, что происходит что-то неладное, по ее словам, обратили внимание собаки соседа напротив. Несмолкающий лай вынудил его выйти осмотреться, но спасать уже было некого», — сообщает она.
Однако другая соседка утверждает, что Дмитриева даже вступила в диалог со своими мучителями: она просила о пощаде. По ее словам, мужской голос несколько раз повторил фразу: «Жизнь или...». Потом послышались глухие удары камня.
Невмешательство жильцов окружающих домов представляется чем-то невероятным: предположительно, истязания продолжались около полутора часов.
«Судмедэксперта выворачивало, о чем вы говорите? — вспоминает один из дежуривших в ту ночь казаков, прибывших на место преступления вместе со следственно-оперативной группой. — Нам говорят: идите, ищите. А кого, где? Ночь на дворе».
Одного из двух фигурантов не пришлось долго искать — пьяный Савелий спал в кустах неподалеку. Максима задержали позднее. Подросток озвучил весьма своеобразную версию произошедшего. «Говорил так: "Подошли мы к мосту, и у Дмитриевой вдруг кишки выпали, кровь потекла". И вот он решил добить ее, чтобы не мучилась», — сообщил источник «Ленты.ру».
Череда безумия с поимкой юноши не прекратилась, а перешла на более невероятную стадию. Утром 15 мая на сайте краевого следственного управления, появилась новость о возбуждении по факту произошедшего уголовного дела в отношении подростка по первой части статьи 105 УК, то есть об убийстве без каких-либо отягчающих обстоятельств, чьего-либо соучастия и намеков на изнасилование.
Источник «Ленты.ру» в правоохранительных органах утверждает, что так делается всегда, а затем, по ходу расследования, идет переквалификация.
Но, по мнению псебайцев, причин для такого решения могло быть всего три: банальная ошибка при наборе текста постановления или новости об этом, полная профнепригодность судмедэксперта или сознательное желание скрыть чудовищные обстоятельства происшествия. Но от кого? В поселке с населением в десять тысяч человек, любое тяжкое преступление — событие года. В каком состоянии нашли тело Дмитриевой, и кто именно пошел провожать ее домой в тот злополучный вечер, знали почти все.
Максим известен в поселке как бросивший школу после девятого класса хулиган, избалованный богатым и влиятельным в местных кругах родителем. «Тот уже не раз отмазывал его от полиции и даже в открытую заявлял об этом. Мол, вот заплатил пятьсот тысяч... Вокруг Максима сбилась шайка. За ними уже несколько нападений на людей, грабежи. Употребляют соли наркотические. При этом сам-то пацан этот — дрыщ дрыщем. Обнаглел до безумия. Плюнул в лицо главе местной администрации, когда тот ему замечание сделал 9 мая», — вспоминает местный житель.
Более того, молва причисляет подростка и его друзей к некоей таинственной криминальной организации «Псебайское центральное единство» (по аналогии с «Бандитским центральным единством» или «Арестантским уркаганским единством»). Именно поэтому в версию о банальной ошибке или о «слепоте» судмедэксперта никто не поверил. Гнев вывел мирных жителей на улицы, и появившееся в сети видео с митинга 18 мая вызвало огромный резонанс.
Дело же переквалифицировали по пунктам «д,ж,к» части 2 статьи 105, предусматривающей ответственность вплоть до пожизненного заключения.
«Митинг был согласован. Никаких беспорядков у нас не наблюдалось», — говорит Алексей Букин. После увольнения по собственному желанию главы администрации Псебайского городского поселения Павла Жарова он взял бразды правления как его заместитель.
Букин ни от кого не прячется, смотрит собеседнику в глаза, говорит уверенно и дружелюбно. Попасть в его кабинет может любой желающий: достаточно зайти в здание администрации и подняться на второй этаж — никакой охраны и бдительных секретарш.
Тишина и спокойствие, царящие в коридорах и кабинетах псебайского «Белого дома», как и в самом поселке, на девятый день после резонансного убийства, резко контрастируют с тем, что пишут в соцсетях и СМИ. Эхо несуществующего бунта прорывается сюда в виде бесконечных телефонных звонков.
Пока Букин отвечает по сотовому: «Нет, парень никогда раньше ни за что не привлекался. Проводился как-то профилактический совет в школе, и все... Родители очень хорошие у него. Я их лично знаю. Они в шоке», — в соседнем кабинете звонит городской, оттуда стучат в стену, и новоиспеченный глава поселка берет вторую трубку.
«Сейчас, подождите... Да, Букин... Жаров уволился по собственному желанию. Проблемы со здоровьем серьезные. Да, есть инициативная группа: одиннадцать человек туда входит. С ними регулярно проводят встречи следователи, доводят последнюю информацию, отвечают на вопросы. Потом... Телефон? — чиновник берет в руки список. — Нет, телефона у меня пока нет. Пожалуйста».
Закончив оба разговора, Букин обращается к сидящему напротив корреспонденту. «Нам скрывать нечего. Спрашивайте», — говорит он. Существование бандитского «ПЦЕ» он отрицает: да, люди говорили об этом на площади, но почему же раньше никто не обращался, сетует он.
Проблемы с тем, что молодежь прячется, однако, есть, добавляет он: связаны они с принятием регионального закона №1539, который запретил появление несовершеннолетних лиц в общественных местах с 22 до 6 часов без сопровождения родителей и полный запрет на нахождение их в развлекательных заведениях в позднее время. «Раньше они были перед глазами, а теперь их приходится выискивать», — говорит чиновник.
В Псебае очень много детей — от мала до велика. Они бегают по округе вместе с домашней птицей, радуясь очередному теплому солнечному дню. Нельзя сказать, что растут они как трава: младшие учатся в нескольких поселковых детских садах, старшие — в псебайских школе и гимназии, работают целых два дома культуры. Еще отдельная школа искусств, военно-патриотический клуб «Рассвет» — борьба, стрельба и так далее. Казаки водят желающих в походы по близлежащим горам. В общем, досуг на любой вкус.
Однако ночью «город засыпает, и просыпается мафия». «ПЦЕ — да было такое, но сейчас уже нет. Просто баловались, писали на заборах. Этим много народу занималось. Все кому ни попадя. Типа, по приколу. Есть же АУЕ? А у нас свое такое, — рассказывает один из местных ребят. — Максим такое же отношение к ПЦЕ имел, как и все. У него своя компания, в которой он старшим был... Тот еще придурок. Но чтобы такое сотворить? Ребята вообще не понимают, как он такое сделал. Да и мог ли?»
Подросток продолжает: многие ровесники ведут ночной образ жизни, но интересы у большинства простые: выпить и потусить. Скорее, вызывают подозрения те, кто приезжает к родственникам или друзьям из города — с деньгами, травкой и солями, чтобы оторваться тут по полной — «ведь ментов-то почти нет».
«Конечно, Макс жил одним днем. Не учился, не работал, — откровенничает собеседник. — Родители с ним сладить не могли. Все думали, видимо, что дурь с возрастом пройдет, потому и заступались за него где надо, заносили денег, чтобы не ломать жизнь пацану. Только думаю, что у Макса проблемы были с обычной жизнью, и поэтому он такой весь отчаянный».
Пока он говорит, на просторную территорию гимназии забираются два петуха. Один из них нападает на другого и начинает клевать его в голову. Через ограду с улицы перелетает третий и отгоняет драчуна. На живописный горный склон, украшенный скалистыми обрывами, выходят окна учебного корпуса. Красивый вид загораживают стопки учебников на подоконниках. Звенит звонок, и ребятня бегом покидает классы, разбегаясь по ухоженным газонам.
Чистые и опрятно одетые мальчики и девочки идут к машинам, на которых за ними приехали родители, или на автобусные остановки, успев раздобыть мороженое. Через какой-нибудь час, переодевшись, разбегаются по окрестности в поисках приключений: два крепких мальчугана десяти-двенадцати лет залезают в маленький горный ручей — один из многочисленных в Псебае. Третий мальчишка виснет на мостке, завороженно наблюдая за товарищем, который нагнулся над мутным потоком и опустил туда руки. В следующее мгновение он выдергивает их — вместе с яркой блестящей рыбиной. Мальчик восторженно кричит с моста, но рыбак надменно замечает: мелковата, и кидает рыбу обратно, не глядя, за плечо.
У Псебая, расположенного на юге Краснодарского края, все основания называться курортом, хоть и далеким от моря. От столицы региона до него 250 километров. Сначала нужно добраться до Майкопа. Оттуда до Лабинска. Дальше все время на юг — к Главному Кавказскому хребту. Путь этот не такой уж сложный и длинный, как кажется на первый взгляд: дороги хорошие и пробок нет, удивительные для жителя мегаполиса пейзажи. Особенная прелесть — последние три десятка километров, отделяющие Псебай от районного центра — поселка Мостовской. Здесь ровные как стол поля впереди упираются в горы — почти обои для «рабочего стола», только без снежных вершин.
Сам Псебай, состоящий из трех частей, находится на высоте 640 метров над уровнем моря, растянувшись на 12 километров по живописной долине горной реки Малая Лаба. Эта местность богата ценными лесными и горными породами. Природные ресурсы обеспечивают местных жителей работой и дают надежду на то, что они смогут прокормить детей даже в кризис.
Еще недавно поселок был самостоятельным райцентром, но, хотя статус этот утрачен, такие «блага», как больница с амбулаторией сохранились.
Местность привлекает любителей отдыха в горах, и особенно маунтинбайкеров. Есть турбаза, гостиница со всеми удобствами.
Здесь же природный заказник. В горных лесах полно дичи, на которую приезжал охотиться еще внук Николая I Сергей Михайлович Романов — в 1898 году для него в Псебае построили дачу на 11 комнат. Сегодня же здание, которое местные зовут Царским домом, в аварийном состоянии и огорожено глухим забором. Прямо напротив него разместили казачий штаб — в здании детской библиотеки, которое тоже может в любой момент рухнуть. Несмотря на то, что в прошлом Псебай официально был казачьей станицей, бравые служилые не переходят границы дозволенного, как это было на недавнем митинге в столице. Да и форма у них куда скромнее, чем у тех, кто стегал нагайками 5 мая протестующих москвичей.
«Да, вот стараемся здесь работать с молодежью», — показывает кубанец небогатое устройство штаба: на веранде висит перемотанная боксерская груша, рядом стопка матрасов и простреленные мелкими стальными шариками щиты деревянных грудных мишеней. На стенах — черно-белые демотиваторы, распечатанные на простых листах А4. В углу — охолощенные автоматы Калашникова.
«Оружия у нас нет никакого, — перехватывает взгляд журналиста казак. — Ходим на дежурства так, как есть. Был случай, тут в соседнем поселке одного задерживали. Ранил двоих наших. Хорошо что пистолет заклинило».
Служилые очень переживают за то, что произошло с Дмитриевой, и особенно их расстраивает народное негодование в их адрес: «Во всем казаки виноваты». Но сил следить за порядком всей этой территории, по их словам, при нынешнем раскладе никак не хватит. Реальные полномочия есть только у четверых участковых, но на них и вся бумажная работа.
«А Максим нормальный парень был, реагировал на замечания-то...», — озадаченно произносит один из них.
Псебайское кладбище находится на горном склоне. Оно достаточно большое: поселок основан на месте разгромленного в 1856 году адыгского села и унаследовал его название, которое в переводе на русский означает: «Богатый водой». Могила Дмитриевой находится в верхней части кладбища. Здесь, где открывается живописный вид на долину, 16 мая Наталью хоронили всем поселком.
Говорят, что ее любили все: красивая и веселая Наталья была известной мастерицей, лицом поселка — почти такой же гордостью, как народный ансамбль «Лель». Но были и те, кто находил поведение Дмитриевой неподобающим, а ее по-медвежьи сильного и надежного супруга — слишком снисходительным. Однако они замолкают на полуслове: действиям насильников и убийц оправданий нет.
«Мое личное мнение — это откровенные сатанисты. И у Максима, если не ошибаюсь, была в соцсетях кличка Упырь, — говорит настоятель Свято-Преображенского храма, украшающего центр Псебая, отец Георгий. — Обычный человек такое совершить не мог в любом состоянии. Они мстили этой бедной женщине и не раскаиваются. Возможно, что это делалось и в назидание другим, чтобы их боялись, чтобы показать свою силу. Возможно, был какой-то наставник, ведь были еще нападения».
В Псебае вообще не встретить неприветливого человека. Даже хмурые полицейские, дежурящие возле ДК «Юбилейный», где теперь одно за другим проходят совещания с наезжающими в поселок волнами проверяющих и руководителей всех мастей, готовы пообщаться, если не затрагивать тему убийства.
И как-то трудно примирить эту приветливость, гостеприимность и общую атмосферу благополучия с потрясшей россиян жестокостью, проявленной некоторыми из жителей поселка, — «чем ярче солнце, тем чернее тени». Жители в общении с журналистом просят не указывать их имена, и, даже убедившись, что их не сдадут, лишь немногие готовы делиться чем-то, кроме горя от пережитого ужаса.
«Не дайте им прикрыть дело, — просит одна из жительниц Псебая. — Они уже инициативную группу запугали так, что прямо кошмар. Аж статьи какие-то им приводят. Не дали снимать на похоронах. И тех, кто собирался ехать на передачу по центральному телевидению, тоже развернули. Кто? Да начальство! Зачем? Чтобы внимания не привлекать к своим делишкам. Тут же лес, понимаете? Дела темные».
В Псебае слишком много слухов, и никому другому, кроме опытных и независимых от местных родственных и «деловых» связей следователей, не удастся отделить зерна от плевел, доказать виновность или невиновность Максима и других фигурантов дела или выявить другие совершенные ими преступления. Однако именно нежелание жителей поселка молчать привело к тому, что расследованием занялись на высшем уровне — 23 мая уголовное дело передали в главное управление Следственного комитета России.