Фабрис Араньо — режиссер, продюсер, оператор, который работает с великим Жан-Люком Годаром. Их последняя совместная работа — фильм «Образ и речь» (Le livre d’image, кинокритик Кирилл Разлогов считает, что правильный перевод — «Книга с картинками») — был представлен в конкурсной программе 71-го Каннского кинофестиваля. Жюри под руководством Кейт Бланшетт в итоге вручило ему специальную «Золотую пальмовую ветвь». Сам Годар не приехал в Канны, а на пресс-конференции общался с журналистами через FaceTime, запущенный на мобильном телефоне его продюсера. Фабрис Араньо рассказал «Ленте.ру» историю создания фильма, получившего высочайшую оценку большинства критиков и участников самого престижного мирового кинофорума.
«Лента.ру»: Во-первых, поздравляю вас с наградой! Но все-таки хочу спросить: зачем нужно было участвовать в конкурсе? Ведь Годар — живой классик, c кем ему соревноваться?
Араньо: Когда фильм был близок к завершению, директор Каннского форума Тьерри Фремо предложил нам показать его на фестивале. Но мы не договаривались, в какой программе. И узнали, что фильм попал в основной конкурс, только посмотрев пресс-конференцию 23 апреля (когда Каннский фестиваль объявил программу — прим. «Ленты.ру»). Мы как раз заканчивали цветокоррекцию, фильм был сделан для просмотра на телевизионном мониторе, а звук — для двух динамиков. Изначально мы планировали сделать фильм в формате инсталляции: развести звук, разместить динамики в разных частях помещения. И вообще не думали про Дворец фестивалей. Все было сделано у Жан-Люка в гостиной, то есть в расчете на небольшое помещение.
Это та самая гостиная, которую мы видим в его видеоролике, сделанном для Швейцарской киноакадемии?
Да, и еще в фильме «Прощай, речь» ее немного видно. И если вы помните пресс-конференцию в Каннах, которая шла через FaceTime, то Годар тоже там сидит, а за его спиной штативы к динамикам, которые мы использовали. А я с вами сейчас разговариваю по этому самому телефону.
Ах, вот как!
Что касается меня, я вообще не думал о конкурсе, у меня нет этого духа соревнования. А у Жан-Люка есть, он очень спортивный человек, играет в теннис, смотрит футбол по телевизору. И он сказал, что если мы будем участвовать в фестивале, то нужно быть наравне с другими, мы должны использовать звук, который обычно используется в кино: 7.1, но мы все же немного поиграем с этой системой. И когда Тьерри Фремо сказал: «Окей, вы в конкурсе», — у меня было всего две недели, чтобы переделать звук для гостиной в звук для большого зала. Когда мы тестировали звук в зале «Люмьер», было невероятное ощущение. Там идеальное качество звучания — везде слышно прекрасно. А на галерке эффект получается даже лучше. Потому что экран внизу, маленький, а звук вот он, здесь. Например, в эпизоде «Бал в Санкт-Петербурге» звук там идет только сзади.
Я смотрела фильм в другом зале, но тоже обратила внимание, что источник звука словно передвигался по залу, а иногда звук шел как будто из другого помещения.
Да, это была наша идея с самого начала — развести звук и изображение. Так, чтобы они соединялись только в голове зрителя. Вообще мы сейчас планируем начать показ фильма в Лозанне, это будет в местном театре, где мы строим маленький домашний кинотеатр размером с гостиную Годара.
И сколько зрителей будет на таком сеансе?
Человек 15-20, но эта экспозиция будет работать несколько месяцев. И параллельно в лозаннской Синематеке будут показываться еще четыре фильма Годара: «Хвала любви» (2001), «Наша музыка» (2004) — на пленке 35 мм, а фильмы «Социализм» (2010) и «Прощай, речь» (2014) — в цифровом формате. Это будет, как рука, — помните, в фильме есть такой кадр: четыре фильма как четыре пальца, и последний — как указательный палец.
Расскажите, когда и как началась работа над «Книгой с картинками».
Практически сразу, как только был закончен предыдущий фильм «Прощай, речь».
Можно ли определить сейчас, что стало источником вдохновения для Годара?
Жан-Люк никогда не говорил об этом, но мне кажется, тут важную роль сыграла работа Пауля Клее Angelus Novus — эту картину подарил ему директор Венского фестиваля (Viennale) Ханс Хурх. У Вальтера Беньямина есть эссе об этой картине. Мне кажется, то, что там говорится о взаимодействии прошлого и будущего, и есть синопсис нашего фильма. Во всяком случае, для меня.
Интересно, потому что для меня это скорее размышление о том, какую роль в нашей жизни играют образы, которые нельзя свести к словам. Наверное, поэтому и фильм как образ невозможно свести к закадровому комментарию и так трудно сказать, о чем этот фильм.
Жан-Люк говорит, что это фильм о любви. В центре всего — любовь.
Сколько фильмов было использовано в «Книге с картинками»?
Около шестидесяти.
На пресс-конференции Годар сказал, что во время работы посмотрел больше фильмов, чем директор программ фестиваля Тьерри Фремо. Вы представляете, что и сколько он смотрел?
Жан-Люк вообще смотрит очень много: телевидение, новости, «Евроньюс», документальные каналы об истории, о войне. И еще канал классического кино. Интересно, что иногда он смотрит все это без звука. И очень много читает. Его ассистент Жан-Поль Баталья приезжает каждую неделю из Парижа и привозит книги, например недавно привез книгу Петера Вайса — «Эстетика сопротивления», 2000 страниц. И все это Годар использует, получается такая мозаика, вы понимаете? Или, скорее, нет, я бы сравнил это с тем, как делается карамель. Фильм — это когда все собирается, плавится, кристаллизуется.
Можно чуть более подробно о самом процессе работы? Как он организован?
Первое, что мы сделали, — построили книжную полку, то есть стеллаж, и расставили книги и фильмы. Каждая полка — одна глава. Я помню, на полочке «Бал в Санкт-Петербурге» стояла книга Жозефа де Местра, например. То есть он выстраивает этакий сценарий в 3D. Потом собирали полку для арабской главы. Потом Жан-Люк смотрит фильмы, читает тексты, и делает коллаж из кадров и текстов, который представляет собой вариант сценария для продюсеров. В прошлом году мы делали новую книгу, потому что у компании Wild Bunch не хватило денег — а может быть, они просто не совсем поняли, что Жан-Люк имел в виду, и мы стали искать недостающие 150 тысяч евро. Мне пришлось стать еще и продюсером.
А каков бюджет всего фильма?
Не очень большой. Это, собственно, три наших гонорара на четыре года плюс техника и материалы.
Вам пришлось платить авторам за то, что использовали кадры из их фильмов?
Нет, это же были цитаты. Мы не используем чужой фильм, а продвигаем его. Не отнимаем, а даем.
Мне кажется, ваш способ работы с материалом напоминает то, что делал немецкий историк искусства Аби Варбург в 1920-е годы, создавая свой атлас «Мнемозина». Вам знакома эта тема?
Нет, я никогда о нем не слышал, но Жан-Люк, наверное, знает. Я могу привести вам пример работы с материалом. Например, помните, в фильме есть два прекрасных кадра из «Земли» Довженко — это в главе La Region Central. Он взял старую кассету VHS и смонтировал их — Годар пользуется старой техникой монтажа, 20-летней давности, только play, rec, pause, stop — и cut, так что потом уже нельзя переделать склейку. А после отдает мне, и я все это переношу в компьютер, в цифру. И я нашел цифровую версию фильма Довженко на Blue Ray…
Но Годару это не понравилось?
Да, вы знаете, там более высокое разрешение, но изображение становится менее интересным, безжизненным. Жан-Люк был очень недоволен: ты не понимаешь, что нам нужно! Старое — это то, что хранит память. Старые люди должны выглядеть старыми, и старые фильмы тоже. Фильм не должен выглядеть так, как будто он был сделан вчера. Поэтому я использовал VHS, со всеми следами старения.
Но в других случаях мы видим намеренное искажение изображения.
Иногда я не понимаю, как он это делает, возможно, просто доводит до максимума цвет и контраст. Например, вы помните, начало сцены бала из «Войны и мира» Бондарчука. Это как бы картина, которую он делает из этого кадра. Он делает это сам, я только перевожу в цифру, и на цветокоррекции следую его указаниям или, скорее, его жесту.
На пресс-конференции Годар сказал, что люди имеют смелость жить своей жизнью, но не у всех хватает смелости вообразить свою жизнь. Как вы понимаете это высказывание?
Я очень хорошо это чувствую, но не знаю, как выразить в словах. Наверное, поэтому я выбрал работу в кино, где мы можем выражать эмоции без слов — как в живописи, в танце. Может быть, дело в том, что наша жизнь слишком подчинена разным правилам. А вот ребенок может представлять себе свою жизнь, посмотрите на детские рисунки. Чтобы понять Годара и его фильм, нужно снова стать детьми, освободить воображение, а не требовать комментария и объяснения.
Как давно вы работаете с Годаром?
Где-то с 2000 года. Я окончил киношколу в конце 1998-го и начал продюсерскую карьеру. Знакомая, которая работала с Годаром, предложила мне посотрудничать с ним. Надо сказать, я не был его поклонником. Скорее, мне нравилось итальянское кино: Феллини, Антониони, Пазолини. Потом мне очень понравился иранец Киаростами. Мне нравится кино без слов: когда я увидел начало «Затмения» Антониони, я понял, что это мое. Наверное, моей настоящей мечтой было бы работать с Антониони.
Но все-таки согласились?
Я подумал — Годар, ладно. Я видел, конечно, «На последнем дыхании» и «Презрение». В киношколе еще что-то. Но перед походом к нему набрал фильмов, начал смотреть, думал, он мне экзамен устроит. И просто не смог досмотреть «Хвалу любви», заснул. И, конечно, меня все пугали, что у него дурной характер. В общем, пришел я к нему воскресным утром, пробираюсь через горы книг слева, камеры и мониторы справа — и чувствую себя, как Красавица, которая идет к Чудовищу. Помните, там такие руки с канделябрами в фильме Жана Кокто?
Да-да.
Ну и дым сигар. Но за столом сидел обычный человек, который сказал «бонжур», с очень милой улыбкой, простой, открытый. Не скажу, что мы друг друга сразу поняли, но научились чувствовать друг друга.
Ваш первый фильм был…
Первый фильм был «Наша музыка» (2004), я занимался звуком. Потом он спросил, не хочу ли я попробовать работать с камерой, дал мне очень простую камеру, такую home video, и попросил меня сделать несколько тестов. Я попробовал и сказал ему, что у этой камеры больше недостатков, чем достоинств, но тем она и интересна. Ему это понравилось. И я снимал «Фильм-социализм» (2010). Потом Годар попросил меня попробовать снимать в 3D, и я научился. А сейчас его уже интересует голографическое изображение.
Но это же не в кино?
Я тоже сначала так сказал, но сейчас думаю — почему нет? Я бы и с голограммой поиграл.
Как устроен ваш рабочий день: строго от и до, или вы можете работать 24 часа подряд?
Нет, 24 часа в сутки я могу думать, а с Годаром мы встречаемся по вторникам и четвергам. Мы беседуем, идем обедать, потом снова обсуждаем нашу работу, я показываю, что сделал.
Всего два рабочих дня в неделю?
С ним — да, но, когда заканчиваем фильм, работаем больше. Но вы все-таки должны учитывать, что возраст — 87 лет — не позволяет ему работать 20 часов подряд.
Годар уже давно не приезжал в Канны, он даже в Женеву не приехал, где ему должны были вручить почетную премию Швейцарской киноакадемии.
Он просто очень скромный. Годар — полная противоположность Каннам, с его смокингами и красными дорожками. Директор Фремо просил приехать хотя бы на фотоколл — но где Жан-Люк, а где фотоколл? Он не тратит энергию на фестиваль, его энергия — внутри фильма. Ведь художник должен быть виден в своих работах. Подумайте, когда мы говорим о Пикассо, о Джакометти, то представляем их работы, а не то, как эти люди выглядели.
Всегда интересно узнать о талантливом человеке больше. Про Джакометти недавно байопик сняли, да и про Годара, кстати, тоже — «Молодой Годар» Хазанавичуса был на прошлом Каннском фестивале.
Лучше не напоминайте мне об этом.
Мы знаем про Годара, что он любит сигары.
Да, он даже в фильме говорит с сигарой во рту. Это иногда слышно — такой характерный звук.
Что он больше любит: кошек или собак, чай или кофе?
Ничего себе вопросы.
Это из классической русской литературы.
Ну, хорошо. У Жан-Люка, вернее, у Анн-Мари, его жены, есть кошка Клио и две собаки — Рокси и Лулу. И да, обычно мы пьем кофе. И если вам интересно, он хорошо разбирается в вине, но однажды очень шокировал нашего продюсера: она пригласила его в шикарный ресторан в Цюрихе, а он взял и разбавил водой красное вино.
Вы хотите сказать, что он не гурман?
Нет-нет, гурман, конечно. Просто Годар не заморачивается.