В Сочи близится к концу 29-й фестиваль российского кино «Кинотавр» — в основном конкурсе показали уже почти все фильмы, считающиеся фаворитами в распределении призов. «Лента.ру» рассказывает о двух из них: кровавой сатире Григория Константинопольского «Русский бес» и соцфантазии Ивана И. Твердовского «Подбросы».
«У меня нет денег, зато есть богатое воображение», — провозглашает в начале «Русского беса» его главный герой, 27-летний дизайнер Марк (Иван Макаревич). Деньги парню при этом нужны: он собрался жениться на миловидной дочке банкира Асе (Любовь Аксенова), и классовый разрыв между парой необходимо как-то преодолевать, для чего выпускник Строгановки собрался открыть ресторан с названием «Русский бес», взяв кредит у будущего тестя. Тот неожиданно, пусть и после довольно унизительного для Марка монолога, деньги выдает — и начинается стройка с ремонтом. Вот только богатое воображение покоя молодому человеку тоже не дает, а тот факт, что Ася настойчиво отказывается давать жениху до свадьбы, сознание Марка только воспаляет. И вот в своих фантазиях он уже душит пришедшую за взяткой чиновницу (Юлия Ауг) и расстреливает пару громил-костоломов, овладевает будущей тещей (Виктория Исакова), трахает сразу нескольких посетительниц парка «Музеон» — и так далее. Вот только действительно ли речь об игре воображения?
В сюжете «Русского беса» нетрудно рассмотреть влияние «Американского психопата», но Григорий Константинопольский его и не скрывает: открывающий его фильм титр с названием сопровождается и вольным переводом на английский: «Russian Psycho». Константинопольский переосмысляет ключевое для девяностых произведение Брэта Истона Эллиса с нескрываемым, характерным для себя сатирическим возбуждением. Вот эллисовскую гламораму-брендоманию заменяет православно-официозная риторика современной России с обязательным поминанием духовных скреп и врагов отечества, вот сюжет начинают наполнять дорогие сердцу Константинопольского со времен «8 1/2 долларов» банкиры и бандосы, проститутки и приживалки, а вот уже он и сам влетает в пространство собственного фильма чертом из табакерки, поначалу обозначенным как «Неизвестный» и выполняющим функцию резонера, а затем и вовсе оказывающимся куда более важным фигурантом всей этой коллизии.
Что Константинопольский под этой не столько веселой, сколько веселящей без всякой нужды зрителя смехопанорамой подразумевает, становится совсем уж ясно в третьем акте (хотя намек он дает и раньше, в первое свое появление в кадре впираясь черными очками прямо в камеру и произнося монолог о том, что современные молодые должны понимать — они тут не первые, его поколение делало то же самое, ничего за последние пару десятилетий не изменилось). В нем режиссер окончательно выпихивает Марка-протагониста из кадра, чтобы выйти на первый план самому — вот-вот и в его адрес прозвучит сакраментальное «Дорогой, ты застрял в 1990-х». При этом интонационный регистр так же резко меняется с комедийного на серьезный — даже исповедальный. Русский бес, в процессе изгоняемый Константинопольским, очевидно, оказывается духом 1990-х, в которых, по его представлению, застрял не только он, но и вся страна. Тот факт, что себя он от родины не отделяет, сигнализирует о редкой в его работах рефлексии, вот только проблема «Русского беса» заключается в том, что режиссерский экзорцизм, довольно беззастенчиво реализуемый им в финале фильма на уровне содержания, никак не затрагивает форму и стиль его картины. «Бес» по-прежнему снят в той же манере, в которой Константинопольский работает всегда, включая даже клипы и рекламу из 90-х (ориентация на «Американского психопата» — из той же степи). Режиссер, может быть, и отрекается от беспокойного, мутного прошлого, своего и общественного, но так и не решается посмотреть на собственное кино хоть через какую-то призму, кроме как выработанную двадцать с лишним лет назад на базе Тарантино, Бойла и компании. А значит, бесы никуда не деваются — всего лишь меняют пристанище.
Фильм «Русский бес» на «Афише»
В некотором роде сеансом экзорцизма застарелых русских демонов — коррупции, лицемерия, нелюбви — смотрится и третий фильм представителя уже совсем другого режиссерского поколения Ивана И. Твердовского: автору «Класса коррекции» и «Зоологии» еще нет и тридцати. Его новая картина «Подбросы» начинается со сцены, в которой одинокая женщина буквально подбрасывает младенца в детский дом — оставляет истошно кричащего ребенка под еле мерцающей надписью «бэбибокс». Из того же детского дома в компании родившей его в 16, а теперь жаждущей воссоединения мамы Оксаны (Анна Слю) вот-вот сбежит Денис (Денис Власенко), а вскоре узнает о другом, уже не имеющем отношения к новорожденным значении слова «подбросы». Оксана работает секретарем в московском районном суде — и с помощью слаженного коллектива товарищей (судья, приходящиеся друг другу любовниками прокурор и адвокатша, дэпээсник, его мать — врач из приемного покоя) зарабатывает на разводке терпил-автомобилистов, под колеса которым кидается, имитируя случайное ДТП, «подброс». Стать последним — причем в конвейерном режиме — как раз и предстоит Денису. Тот поначалу только рад — деньги в семью, в конце концов, тем более у него от рождения диагностирована хроническая анальгезия, то есть сильно пониженное чувство боли. Но только поначалу.
Твердовский куда моложе того же Константинопольского — но и он в «Подбросах» демонстрирует примерно ту же степень зацикленности, даже окукленности в собственном, сформированном еще в предыдущих фильмах и не то чтобы идеально подходящем стиле. Он все так же не может найти другой формы взаимодействия со зрителем, кроме как лобовая, саморазоблачающаяся манипуляция. Трудно, например, обойтись без эмоциональной реакции на тот же открывающий кадр с кричащим младенцем, но когда Твердовский закольцовывает фильм его прямой рифмой, почувствовать хоть что-то оказывается практически невозможно — как будто анальгезия героя успевает по ходу развития «Подбросов» передаться и зрителю. Твердовский в этот раз обходится без сюрреалистического хвоста, фигурировавшего в «Зоологии», но он вновь поверяет фантазийную, почти сказочную историю унылым квазиреализмом формы и стилистического решения и опять выворачивает ее в неуклюжее социальное высказывание, горестное свидетельство тотальной русской нелюбви. В одном интервью после выхода «Зоологии» режиссер признавался, что не видел фильмов Дэвида Кроненберга (большого мастера вывернуть телесный хоррор или физиологические отклонения на территорию универсальной, почти космической по размаху фантасмагории) — что ж, по «Подбросам», где опять действует наделенный интересной телесной аномалией герой, видно, что не посмотрел Твердовский Кроненберга до сих пор, раз уж свой сюжет он решает развернуть в наименее интересном, социально-причитающем направлении. Так что и этот сеанс экзорцизма на поверку оказывается обыкновенной мистификацией: испытать себя, переломить собственную манеру съемки и повествования режиссер здесь оказывается не в состоянии. А какое же без этого изгнание бесов — даже таких мелких, как продажные и бессовестные юристы с ментами?
Фильм «Подбросы» на «Афише»