Александр Могильный считался одним из лучших, если не лучшим молодым хоккеистом в конце 80-х. Но его имя не оказалось связанным с победами сборной СССР, а потом России. Форвард для подавляющего большинства болельщиков останется дезертиром и предателем, сбежавшим в США. «Лента.ру» — о полукриминальной истории переезда советского хоккеиста на американскую землю.
— Интересного в этой истории не было ничего. Поверьте.
20-летний Александр Могильный сходил с трапа самолета. Он только что прилетел из Стокгольма, где помог советской сборной выиграть 21-е золото чемпионатов мира. Свое — первое. Май 1989 года, в СССР вовсю шла перестройка, и молодой, даже юный, форвард должен был вернуться в реформируемое государство. Но Могильный приземлился в аэропорту Нью-Йорка. Он ждал денег, славы и ее — свободы.
***
Могильный был лучшим молодым хоккеистом того времени. На чемпионате мира среди игроков до 20 лет в Анкоридже он стал первой звездой, играя в тройке с будущим советской и российской сборных — Сергеем Федоровым и Павлом Буре. В последней игре с канадцами Александр забросил три шайбы, и комментаторы, работавшие на той встрече, были близки к тому, чтобы заговорить по-русски. Уже полгода как его задрафтовал клуб НХЛ «Баффало Сэйбрс», но это было условностью. В клубе скорее надеялись, чем реально собирались, перевезти молодого мощного игрока в США.
Там, в Анкоридже, был Дон Люс, глава скаутской службы «Баффало». Он встретился с Могильным и протянул ему свою визитку. Тот ее взял.
Спустя год главный тренер сборной СССР Виктор Тихонов отцепил от состава команды, собиравшейся уже на взрослый чемпионат мира в Швецию, Павла Буре — тот был слишком молод. Пара Федоров — Могильный в Стокгольм поехала. Как вспоминал Юрий Королев, который был руководителем делегации национальной команды, в Союзе Сергей и Александр жили в простом московском общежитии, а по словам самого Могильного, у него не было ни метра жилья, ни денег.
Семь побед в семи матчах, три из трех — в играх за медали. В Стокгольме сборную остановить было нельзя. 1 мая советские хоккеисты стали чемпионами мира, и 20-летний Могильный, сыгравший значимую роль в успехе команды, к золоту Олимпиады-1988 прибавил еще и мировой титул.
2 мая в доме Дона Люса раздался звонок. На другом конце провода был Сергей Фомичев, который представился агентом Могильного. Этот человек раньше жил в Советском Союзе, потом женился на шведке и переехал в Стокгольм. Он заявил Люсу, что Александру есть что ему сказать. Стало понятно: молодой советский игрок хочет переехать в США. Скаут решил проверить Фомичева и попросил процитировать фразу, которую он сказал Могильному во время их первой встречи в Анкоридже. Агент на чистом английском ответил: «Ты меня не впечатлил». На следующий день Люс и генеральный менеджер «Баффало» Джерри Михан были в Стокгольме.
Детектив начался вечером 3 мая. Михан отправился в американское посольство оформлять документы для перелета Могильного. Перед визитом в посольство американец сказал: «Ты все еще можешь вернуться». Форвард ответил: «Нет, я еду». Юрий Королев предположил, что функционеры «Баффало» при помощи спецслужб подделали бумаги, ведь паспорта при Александре не было. «Наша система в то время обязывала, что руководитель делегации должен был держать все паспорта игроков при себе. Когда я пошел в полицию и сказал, что может, один наш человек задержался в городе, показал его документ, то мне сразу сказали, что он уже над Атлантическим океаном летит», — рассказывал Королев, свидетель тех событий.
Пока Михан вертелся с документацией, созваниваясь то со шведским посольством, то с работниками в США, сам хоккеист в компании Люса и Фомичева рассекал по Стокгольму на машине, заметая следы. Они сменили несколько гостиниц. Могильный захотел связаться с родителями, поэтому машина остановилась у одной из телефонных будок. Оператор принял звонок, затем была пауза, после которой в телефоне послышался чужой голос. Могильный бросил трубку и сказал: «Мне кажется, они знают, где мы».
Вся операция проходила в страхе перед всесильной советской разведкой. Работники посольства и функционеры позднее рассказывали, что они боялись того, что информация о побеге Могильного могла попасть властям. Они опасались прослушки, слежки — всего, что присуще нормальному детективу. Ведь заметить пропажу Александра никто поначалу не мог. Советским игрокам подарили один день на шопинг — за победу на чемпионате мира. Все они 3 мая отправились в торговые центры столицы Швеции, чем воспользовались заговорщики.
Стокгольмское посольство тесно работало с коллегами из США по вопросу переезда Могильного. Сложность заключалась в том, что Могильный не мог просто так попасть в Северную Америку и получить статус беженца. Для этого нужны были основания. Работа над бумагами затянулась.
«Конечно, мы знали, что все это связано с определенным риском, но осознали всю серьезность происходящего, только когда прилетели непосредственно в Стокгольм. Странно, но Могильный был самым спокойным из нас. Он точно знал, чего хочет, и шел к своей цели. Я не мог поверить, насколько невозмутимым был 20-летний парень, который рисковал всем», — рассказывал Люс.
Как только Люсу и Михану позвонили из посольства и сообщили, что документы для перелета готовы, они купили билеты на ближайший рейс, сели в самолет до Нью-Йорка и улетели.
Утром 4 мая отель, где жила советская сборная, обыскали. Среди спортсменов, готовившихся вылететь на родину, не было Могильного. В номере его не нашли. В то утро команда улетела в усеченном составе, пока 20-летний форвард двигался в противоположном направлении.
Перед отъездом Могильный предлагал, просил Федорова поехать с ним. Сергей отказался, будучи не уверенным во всей затее с «похищением» партнера. Общаясь с журналистами уже в США, Александр сказал что-то типа: «Он просто маменькин сынок».
Играя за ЦСКА, Могильный числился офицером в армии. Получается, что, уехав в Штаты, он стал предателем для народа и дезертиром — по закону. Советская пресса мгновенно повесила на него этот ярлык, а тренер Тихонов в комментарии ТАСС заявил: «Своим поступком он лишь показал, что не зря у него не было друзей в сборной. Он был человеком с тайными намерениями». Агентство же окрестило «Баффало» пиратами.
Игроков сборной СССР по прибытии на родину допросили сотрудники КГБ, но сказать что-то против или за Могильного они не могли — вся операция проводилась втайне, и знал о ней лишь Федоров, хотя сам Александр говорил, что о готовящемся побеге никому не рассказывал. ФБР также провело беседу с советским хоккеистом, как и со всеми беженцами.
Из-за побега, формально — из армии, на родине против Могильного было заведено уголовное дело. Это позволило ему запросить у американского правительства статус политического беженца. Иронично, что он сделал это 9 мая. Так, в День Победы Александр стал главным русским дезертиром.
Своим родителям Могильный позвонил уже из США. Мать в слезах умоляла его вернуться домой, но хоккеист решительно отказался. Все гадали почему. «Мне страшно себе представить, что было бы, если бы я этого не сделал! Нет, по советским меркам, у меня все было нормально. Но мне хотелось большего. Я видел, какое здесь отношение к старшим товарищам, понимал, что со мной будет, когда дойду до этого возраста. Заканчивая карьеру, они оставались ни с чем», — говорил Могильный много позднее.
— Побег потребовал большого мужества? — спросили в 2011 году журналисты «Спорт-Экспресса».
— Вообще никакого. Не смешите. Кто-то говорил, что я, уезжая, сжигал мосты — и от этого мне особенно смешно.
— Почему?
— Потому что я уезжал из Москвы нищим человеком. Ладно, был бы олигарх — наворовал денег и свалил. Но у меня-то все иначе. Я был натуральный нищий.
В США он обзавелся домом, машиной, стал большой звездой. Американцы называли его Alexander The Great — Великий. А за сборную он с того момента сыграл лишь однажды.