Путешественник Леонид Круглов повторил маршрут казака-землепроходца Семена Дежнева и преодолел со своей командой 10 тысяч километров по российской Арктике. «Лента.ру» поговорила с Леонидом о том, «как он дошел до жизни такой», как возникла идея экспедиции, сильно ли изменилась жизнь нганасан, чукчей и других народностей с XVII века, и записала его монолог.
Я закончил истфак Московского государственного областного университета имени Крупской, но еще в детстве интересовался русской средневековой историей — читал научные книжки, исторические романы, сам составил генеалогическое древо Романовых. А с моей экспедицией по маршруту Дежнева этот интерес реализовался в полной мере.
С чего все началось? С моего возвращения из армии, пожалуй. Именно тогда я устроился на работу на телевидение — на канал «Россия», где в то время как раз начали делать программу про путешествия. Моя первая экспедиция состоялась в 1994 году в Папуа — Новую Гвинею. Представьте: дождевой лес, болота, тропики, а у нас никакого опыта! В итоге наш оператор заболел там тяжелой формой малярии. Впрочем, мы все вернулись оттуда совершенно уставшие и измочаленные. И еще тогда мой мир перевернулся. Я наивно думал, что найду какие-то райские места с прекрасной первобытной природой и счастливыми людьми — прямо как на картинах Гогена. Но реальность оказалась другой: люди жили там в ужасных условиях, строили хлипкие дома на деревьях, страдали от болезней и были крайне агрессивны по отношению к чужакам, так что мы все время были под угрозой нападения.
После этого я побывал в экспедициях на Таймыре, в Амазонии и Эфиопии, на Дальнем Востоке и на Тибете. Мне как этнографу стало невероятно интересно обследовать самые первобытные уголки мира. А чуть позже все это объединилось в проект «По следам великих русских путешественников», в рамках которого я повторял маршруты многих первопроходцев — от Афанасия Никитина до Александра Булатовича, исследовавшего в XIX веке последние дикие уголки Африки. Ну, а недавно дошла очередь до маршрута Семена Дежнева.
Много лет назад я задумался над тем, какую русскую северную экспедицию можно было бы назвать самой значимой. Первое, что приходило в голову, была экспедиция Беринга, прошедшая Северным морским путем. Однако еще за полтора столетия до этого, то есть в середине XVII века, в этих же самых местах прошел человек, о котором мы знаем очень мало, — Семен Дежнев. С ним связано много странного. Дневники, которые он вел, карты, которые он отрисовал, долгое время лежали под сукном у якутского воеводы, почему-то не отправлявшего все эти документы в Москву. Однако в то же самое время все это — видимо, благодаря шпионам — попало в архивы европейских (в основном скандинавских) дипломатов. Благодаря им, кстати, эти карты и дневники вообще дошли до наших дней, потому что в России они в один прекрасный момент попросту исчезли, что породило даже обсуждение того, мог или не мог Дежнев пройти своим маршрутом на небольших деревянных лодочках.
Все, однако, подтвердилось. Поэтому можно смело утверждать: Дежнев на свой страх и риск совершил удивительное путешествие, которое я решил полностью повторить, чтобы пережить все, что пережил он.
Подготовка экспедиции заняла у меня около двух лет, а поэтапное воспроизведение маршрута (при поддержке Русского географического общества) — три года. Но оно того стоило!
Маршрут строился очень интересно. Дежнев прошел от Архангельска до Чукотки — а это 10 тысяч километров, но все документальные подтверждения его путешествия начинаются примерно с середины пути, от Тобольска. Именно там появляется первое упоминание о «служилом человеке Сеньке Дежневе». Но как он добрался до Тобольска? Это же огромное расстояние! Поэтому передо мной как перед историком и путешественником встала задача полностью реконструировать начало маршрута. Я погрузился в архивы, изучал исследования, связанные с поморами, чтобы понять, как помор (а Дежнев был именно помором) начал свой путь. Самым ближним к Архангельску маршрутом оказалась дорога через перевалы Северного Урала — то есть места, где сейчас проходит железная дорога на Ямал, вдоль русла Северной Двины.
Мы тронулись на собачьих упряжках от границы Карелии и Архангельской области, где еще сохранились старинные поморские деревни и погосты XVII-XVIII веков. Затем пересели на снегоходы, на которых добрались до отрогов Северного Урала, затем — до плато Маньпупунёр, прошли через перевал Дятлова и оказались на просторах Ямала.
Самым сложным во всем маршруте было, конечно, оказавшись уже в Якутии, пройти Индигирку. Точнее, так называемую Индигирскую трубу. Во-первых, это в принципе очень малопосещаемые места. Во-вторых, там невероятно опасные пороги, на которых погибло много людей. Представьте: в каком-то месте мощнейшая река Индигирка сжимается в горлышко длиной в 10 километров между горными отрогами. И ты летишь там, словно в трубе, имея шанс в любой момент разбиться о камни и скалы.
Но тяжело было и дальше. Уже после Индигирки, распрощавшись с нашими попутчиками — отрядом МЧС — и пойдя дальше на катамаране морского типа в сторону Чукотки, мы были предупреждены, что нас ждет самый экстремальный отрезок пути. Если бы там с нами что-то случилось, помощи мы бы не дождались — спасательный отряд добирался бы до нас и две недели, и три, а вертолет не долетел бы вовсе — в пути ему просто негде было бы дозаправиться.
Собственно, и для Дежнева этот участок пути оказался самым тяжелым: из семи кочей, на которых шла его экспедиция, до Чукотки добрались только два, из которых один вскоре тоже пропал. До конечной точки добрался только один коч с 20 людьми на борту.
С местным населением мы общались постоянно — без него бы вообще ничего сделать не смогли. На Ямале нам помогали кочевники-ненцы, на Оймяконе — местные оленеводы, на Чукотке — морзверобои. В конечном итоге мы вообще пересели на их лодки, чтобы пересечь Берингов пролив. Зверобои же помогали нам выживать, добывать пищу, учили местным традициям охоты и рыбалки.
Мы даже несколько раз сами принимали участие в охоте — на моржей, на китов.
В местечке Инчоун у одноименного поселка находится одно из самых больших моржовых лежбищ на Чукотке. Оно с древних времен считается священным, его называют Кормилицей. Там запрещено охотиться с огнестрельным оружием, да и вообще шуметь: чукчи давно заметили, что если на каком-то лежбище стрелять и пугать зверя, через несколько лет он перестает туда приходить. А это значит, что люди погибнут от голода. Поэтому и сегодня зверобои используют древний традиционный способ охоты: подплывают к берегу на лодках, подкрадываются к краю лежбища через скалы и используют только копья и гарпуны. Это очень опасно: моржи — животные крупные и, поднявшись, становятся выше человека, так что им ничего не стоит задавить своей массой охотника. Все это напоминало битву каких-то былинных героев с драконами.
Охота открыла мне глаза на многое, в том числе — на сакральность этих мест. Как историк я смог сделать предположение, почему именно в этих местах на экспедицию Дежнева напали. Сюда ведь добрались уже совершенно измученные люди. Они наладили с чукчами какие-то отношения, занялись с ними торгом, и вдруг те устроили настоящую резню. Члены экспедиции были вынуждены прыгать в лодки и отходить от берега, несмотря на бурю и ураган. В чем причина? Думаю, дело как раз в том, что поморы, как люди практичные, тоже начали промышлять охотой на одном из лежбищ, добывать моржовую кость, в то время стоившую диких денег. То есть, говоря современные языком, влезли на чужую территорию… Чукчи из Инчоуна, к слову, даже сейчас крайне негативно реагируют, когда жители соседних районов пытаются охотиться на моржей или даже просто приближаются к лежбищу. Почему? Поймите, для чукчей охота на моржа — жизненно важная необходимость. По результатам исследований, биологическое устройство местных жителей таково, что без моржового и китового мяса они просто не выживут.
Ведь поселки восточного побережья Чукотки очень изолированы. Туда не попадают ни фрукты, ни овощи, ни другие привычные нам продукты питания. Так что с древних времен организм чукчей «заточен» именно на кита, моржа и все остальное, что дает море. Это обеспечивает их необходимыми микроэлементами. Поэтому и существуют по сей день международные договоренности, по которым эти люди — и только они — имеют право добывать определенное количество этих животных. Причем не для продажи, а исключительно для себя…
Долгое время большой проблемой местного населения был алкоголизм. С этим явлением все и сейчас, увы, непросто. Но за десять лет, что я путешествую по нашему Северу, я заметил какую-то повсеместную тенденцию: многие — например, нганасаны — стали понимать, что возвращение к традиционному укладу, к жизни в тундре с оленями — тяжелейший труд, который невозможно сочетать с алкоголем. Чтобы выжить здесь, нужна очень хорошая физическая форма. В конце нашего путешествия мы встретили таких людей зимой в тундре Чукотки. Это были кочующие семьи — удивительно крепкие, с лошадиным здоровьем. Представить только: каждый день им нужно перемещаться в местах, где нет даже деревьев, чтобы разжечь нормальный костер. А поселки… Там пьют, конечно. И это крайне унылое зрелище.
Вот что меня поразило: со времен Дежнева образ жизни всех этих людей практически не изменился. Если бы, скажем, я захотел снять фильм о жизни североамериканских индейцев, я бы вряд ли что нашел — сегодня все эти люди сидят в резервациях, практически полностью забыв все свои традиции. Мне же в экспедиции не приходилось делать ничего постановочного, чтобы рассказать о том, как жили люди в XVII-XVIII веках. На Русском Севере — на Ямале и Чукотке — так же кочуют большие стада оленей, так же стоят чумы, люди охотятся теми же гарпунами, что и сотни лет назад, и так же борются за выживание. На Ямале, например, до сих существуют родоплеменные отношения. Для них чум — это и храм, и дом. Там есть мужская территория с мужскими богами и женская — с женскими. Все обязанности строго распределены. Все потребности сведены к минимуму.
Но главное, что эти люди до сих пор остаются совершенно автономными. Для своего фильма (фильм «Великий северный путь» выходит на широкие экраны этой осенью) я брал интервью у многих из них, и все они говорят одно: если что-то случится на Большой земле — их это совершенно не затронет, потому что с древних времен они умеют делать все, что им нужно для выживания. Они не зависят ни от государства, ни от гаджетов, ни от чего. Они охотятся, торгуют, разводят оленей, зарабатывают нормальные деньги. И все, о чем они просят, — немного помочь им с реализацией оленины по нормальным ценам. Кстати, более экологичного мяса в мире, наверное, не существует.