В последнее время принято прогнозировать скорую кончину толстых литературных журналов. Однако они не только не собираются умирать, но и продолжают открывать новые имена, знакомить читателей с неизвестными прежде литературами и авторами, поднимать проблемные общественные темы. Августовский номер (№8) журнала «Знамя» называется «Памяти оттепели» и приурочен к 50-летию 1968 года — ввода советских войск в Прагу. Сентябрьский (№9) спецвыпуск журнала «Иностранная литература» опубликовал роман соавтора Бьорк, пишущего под псевдонимом Сьёун; роман классика норвежской литературы Юна Фоссе, которого часто называют претендентом на Нобелевку; жесткую пьесу Маттиаса Андерсона, режиссера документального театра Бакка и подборку текстов других авторов, представляющих российскому читателю северную литературу. О том, зачем и как готовились эти номера, обозревателю «Ленты.ру» Наталье Кочетковой рассказали переводчик Ольга Дробот и литературовед Сергей Чупринин.
У этого номера два составителя. Второй — Стефан Ингварссон, очень компетентный в области литературы человек, он много лет был директором Стокгольмского литературного фестиваля, работал в самом крупном издательстве, переводит с польского, а сейчас исполняет обязанности культурного атташе Швеции в России, потому что у шведов принято, чтобы на этой должности находился человек от культуры, а не карьерный дипломат. И мы с ним вдвоем думали над этим номером.
Такие номера — очень искусительная вещь, надо сказать. Потому что, с одной стороны, у тебя вроде бы есть возможность представить довольно много всего. С другой — у журнала жесткие объем и рубрикатор, в них нужно вписаться. Поэтому поиск авторов и текстов был непростым. При этом у каждого из нас был список имен литературных «генералов», малоизвестных в России, вроде Стёуна, Юна Фоссе, Карла Уве Кнаусгорда или Ингера Кристенсена, и острое желание о них рассказать.
Во второй список входили прекрасные новые имена, у которых мало шансов стать известными русскому читателю в другом виде, кроме как в журнале. Вот, например, Росква Коритзински: она написала один роман, а вообще пишет рассказы, совершенно изумительные. А где еще в современной России короткие, переведенные с норвежского рассказы, можно будет издать? Только в журнале.
Или, например, Гуннхильд Эйехауг тоже с рассказами. Причем ее рассказы теперь уже много переводят в мире — только что ее сборник выдвинули на национальную премию Америки за лучшую переводную книгу.
Еще одна задача, которую мы решали в этом номере: показать, что есть что-то во всех этих литературах общее, но при этом они разные. Скажем, у них совсем разные представления о чувстве юмора. Датские писатели имеют большую склонность иронизировать над собой и смеяться над жизнью — в этом они нам ближе. Но все же эти литературы устроены как и все остальные: есть крупные имена и все прочие. Есть несколько имен, которые являются визитной карточкой своих литератур.
Юн Фоссе — это очень известный норвежский писатель, которого каждый год вспоминают в связи с Нобелевской премией. Он известен в основном как автор пьес, которые он уже несколько лет как не пишет, потому что начал писать романы. Пьесы у него очень постмодернистские, холодные, структурированные — ты можешь наполнить их любым содержанием. А проза совершенно волшебная. И я очень рада, что мы это показали. Говорить о северных литературах без Фоссе трудно.
Также трудно говорить о северных литературах без другого норвежского писателя — Кнаусгорда. Это такой современный феномен. Кнаусгорд — автор огромного романа в 6-ти томах «Моя борьба», очень провокативного, в котором он разрабатывает жанр, вслед за ним разошедшийся по всем северным литературам. Это жанр, который, как мне кажется, возник из жж, блогов, новой откровенности. Он сводится к тому, что писатель предельно откровенно называет всех действующих лиц их настоящими именами, ничего не скрывает в своей жизни и все это в виде художественного произведения предлагает публике. Это явление породило не только литературоведческие, но и моральные и юридические дискуссии. В частности, судебные разбирательства, потому что люди, которые в качестве персонажей попадают в литературу, не всегда этому факту рады и даже не всегда согласны с ним. Этот феномен горячо обсуждается в северных литературах.
Северяне живут в большем единении с природой, чем жители мегаполисов или густонаселенных стран. Так было всегда. Поэтому во всех северных литературах присутствует особая любовь к природе и пространные тургеневские ее описания. Иногда, когда русские издатели отбирают книжки для перевода, то эту красоту пропускают. Из того, что переведено на русский язык в последнее время, наверное, Пер Петерссон — тот, кому важна связь с природой. В номере есть произведение Сьёуна — это очень интересный роман с подзаголовком «роман-предание». Такой довольно специальный текст и специальный жанр, который основан на связи человека и природы. Для скандинавов это очень важная тема.
Так что задача познакомить читателя с важными скандинавскими именами нам, кажется, удалась. А вторая задача — представить широкий спектр — наверное, удалась меньше, потому что какие-то имена не вошли. Но мы надеялись на то, что это не единственный в «Иностранке» скандинавский номер. До этого был отдельный норвежский номер, он был слегка литературоведческий. Там были и более ранние имена и актуальные — он давал спектр норвежской литературы. В 2007 году был шведский номер, который показывал молодую и задиристую литературу. Датский номер вышел в 2014 году и демонстрировал основные жанры этой литературы через важные для датской литературы имена.
Кстати, в редакционных планах этот номер условно назывался «скандинавский», хотя Исландия — не Скандинавия. В этом месте мы запнулись и назвали номер «северным», а не скандинавским. Со скандинавами странная история. Мы как будто бы их хорошо знаем — все читают скандинавскую литературу. Но на самом деле мы не знаем очень многого. Этот номер отчасти исправляет ситуацию.
«Лента.ру»: Для вас лично «оттепель» — это что?
Это когда жить очень интересно. К 1968 году мне было 20 лет. Я был студентом, до этого школьником. Помню как купил свой первый поэтический сборник — книгу стихов Евтушенко. Я помню, как уже в 1968 году я по радио слушал «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» А.Д. Сахарова. Меня просто током било от всего, что происходило. Примерно такие же впечатления у меня были в 1990-е годы. Было трудно, но очень интересно. Было ясное ощущение, что история творится на наших глазах, на моих глазах, что я очевидец, свидетель, а в 1990-е еще и соучастник. Никакие другие периоды такого ощущения не дали.
Что вы хотели от этого «оттепельного» номера?
У главного редактора журнала есть одна замечательная привилегия: он может удовлетворять собственную любознательность за казенный счет. История этого номера проста — вот уже два года как я составляю одну большую книгу, которая будет называться «Оттепель. События» и представлять собой хронику того, что происходило в российской культуре, не только в литературе, но и в театре, кино, живописи, в тогдашнем шоу-бизнесе — в период с 5 марта 1953 года по 25 августа 1968 года — эти 15 лет.
Мне кажется, что в ХХ веке у нашей культуры было три звездных периода: Серебряный век, «оттепель» и 1990-е годы. Каждый из этих периодов длился примерно 15 лет. Периоды максимального возбуждения всех творческих и не только творческих сил, начал, стремительный рывок вперед. За каждым из этих периодов следовала реакция и его окончание. Видимо, так устроено российское общество, что его хватает ненадолго.
А тут еще так совпало, что в августе этого года исполнялось 50 лет со дня введения советских танков в Прагу, то есть «оказания братской помощи братскому чехословацкому народу». После этого все стало по-другому.
Задача этого номера: воссоздать эпоху, попытаться понять, что это был за период, что происходит в периоды общественного и культурного возбуждения и почему все кончается так одинаково в России. 1960-е — был период возбуждения во всем мире. В юго-восточной Азии шел процесс складывания национальных государств и культур, в Париже студенты проводили свои революции, в Великобритании в это время появились Beatles. У них не закончилось, а продолжилось и развилось. А мы остановились. Почему?
Будучи не только литературоведом, но и журналистом, наверняка, делая этот номер, вы думали не только о конкретной эпохе, но и о сегодняшнем дне?
Вне всякого сомнения. Никаких параллелей с сегодняшним временем в номере не проводится напрямую. Они были бы сомнительны, но посмотрите: разве мы сейчас живем не в ожидании очередной «оттепели»? Очередной либерализации нравов? Очередного смягчения в отношениях государства и человека? Очередного творческого порыва? Мы ждем перемен, как уже было сказано в 1990-е.