В Саратове прошли премьерные показы спектакля Розы Хайруллиной, Алексея Френкеля и Антона Федорова «Где же ты был так долго, чувак?». Спектакль, вообще непохожий на все, что можно увидеть в провинции, звезда МХТ посвятила Олегу Табакову, который в этом городе родился. Театральный обозреватель «Ленты.ру» побывал на премьере и увидел всплеск настоящей жизни посреди пространства фейка.
«И тут мне говорят, что Лепаж приезжает в Москву. Я говорю: я пройду у него кастинг. Все смотрят как на сумасшедшую, а я пройду, серьезно», — планирует российская актриса, а теперь и режиссер(ка), коллаборацию с одним из важнейших представителей европейского нового театра Робером Лепажем. Она планирует это на планшете сцены старого здания саратовского ТЮЗа, восстановленного после пожара, за ее спиной стоят два огромных пирога, которые на аплодисментах вынесли друзья, и это все в принципе выглядит так же безумно, как и весь спектакль, как и вообще факт появления такого спектакля в таком городе.
Вся Россия знает Розу Хайруллину по многочисленным фильмам, а theatre-goers знают ее по нескольким ролям в спектаклях Константина Богомолова. Реальность российского театра такова, что актеры старше сорока, соглашающиеся играть в «нетрадиционном театре», — редкость. Еще большая редкость — актеры, которые не просто верят спорным режиссерам и делают, что им скажут, но и проникаются этим типом театра не «по Станиславскому» и существуют в нем органично. Хайруллина — одна из таких. И из своих коллег по актерскому цеху она пошла дальше всех — поставила такой же «нетрадиционный» спектакль. В том месте, где ожидаешь надрывной игры, глубины мысли и обязательно чтения стихов, вдруг появляется полуторачасовая феерия, основанная на рефренах, в которой заслуженная артистка РФ в шубе танцует под индийские поп-хиты и оголяет грудь и спину с наколкой «СССР».
Спектакль готовился почти два года, но не из-за его сложности, а потому, что в театре было большое сопротивление появлению такой свободной вещи на сцене. Такая ситуация сложилась из-за специфического режима управления в саратовском ТЮЗе: два года назад в старое здание позвали главным режиссером молодого инициативного актера Алексея Чернышева, а совсем недавно его команде, развивавшей в театре лабораторное и экспериментальное направление и воспитывавшей «квантовых актеров» в детских студиях, было сказано, что в новом году «их работа больше не рассматривается как возможная».
В новом же здании ТЮЗа сидят люди, ставящие бесконечного «Женатого таксиста» и «Ах, как бы нам пришить старушку?» — они и прикладывали усилия, чтобы бациллы сколько-нибудь нормального театра не проникли невзначай на саратовскую землю. Однако все сложилось как сложилось, и спектакль Розы Хайруллиной два раза показали при полном аншлаге.
Текст к спектаклю писала сама актриса в соавторстве с драматургом и режиссером Алексеем Френкелем — почти год они готовили пьесу, лейтмотивом которой стала история одного заключенного. Еще год они репетировали в Саратове — сначала читки, затем фрагменты. Когда стало понятно, что спектаклю срочно нужен режиссер, иначе он будет складываться еще несколько лет, к команде присоединился молодой режиссер Антон Федоров, который помог собрать набор сцен в связную структуру, переписал текст, добавил кучу музыки и придумал, что в спектакле будет Чебурашка-девочка. Он рассказывает, что инициатором появления спектакля была Хайруллина: «Они с актером Дмитрием Куличковым думали, где бы что-то замутить. И Куличков предложил Саратов. Идея была в том, чтобы спрятаться». В лучших традициях горизонтального современного театра, все участники творческой команды называют себя соавторами.
Хайруллина играет в спектакле Чебурашку. Когда она впервые представляется и у нее спрашивают, где крокодил Гена, она показывает сапоги из зеленой кожи и объясняет, что Гена объелся плохой селедкой. Кроме Чебурашки в спектакле есть семейная пара Зины и Пети — они воплощают протянутый через весь текст мотив тюрьмы. Петю постоянно вяжут «волки позорные», Зина постоянно ждет его и поет. Даже когда Чебурашку спрашивают, где он был так долго, он смиренно отвечает: «Сидел». Четвертым персонажем присутствует карикатурный гомосексуал в красных носках и очках, который занят в основном тем, что в лучших традициях музыкального театра продуцирует абсолютно бессмысленную речь на несуществующем языке, фонетически копирующем английский. В одной из сцен Хайруллина-Чебурашка берет в руки электрогитару и водит руками по грифу, извлекая воображаемую музыку вместе с актером в очках, который ритмично стучит по воздуху.
По визуальной эстетике спектакль очень материальный: на сцене с самого начала лежит куча камней, посередине опрокинута металлическая будка, по периметру круга проведена линия меловых следов от ботинок, которую через некоторое время смывает тряпкой Хайруллина. Она сама играет в тяжелой крепкой шубе и в начале спектакля выносит в брезентовых рукавицах на сцену то ли куски асфальта, то ли просто плоские камни.
Популярный артист Куличков — Петя — здесь испещрен наколками и постепенно меняет костюм на майку-алкоголичку, а его жена Зина, вылезая из приличной одежды, оказывается в ночнушке. Такая буквальность изображения маленьких трагедий жизни русской бабы с мужиком-зэком могла бы быть вульгарной, если бы не общая канва спектакля, никак не обязывающая к интерпретациям.
Сцены русского быта показаны, разумеется, не бытоподобно: Зина и Петя, даже когда ругаются, то не между собой, а куда-то в воздух, произнося «ах ты тварь, чтоб ты сдох» абсолютно равнодушно и почти играючи; их речь существует в формате большого числа повторов, что усиливает эффект отстранения. Полное отсутствие богоспасаемого реализма и драматизма — одно из самых главных качеств этого спектакля.
Эти странные фрагменты русской жизни чередуются с дискотечной цветомузыкой: четыре актера стоят на вращающемся круге и танцуют одними руками и туловищем под индийский хит «гими-гими, ача-ача». Музыки здесь чудовищно много — почти в каждой сцене какая-то популярная или не очень зарубежная песня; иногда они используются иронически, иногда всерьез. Начинается все Камчаткой, заканчивается Цоем. По части песен здесь создателями спектакля потеряна всякая мера, но это же абсолютно святое желание любого начинающего режиссера: чтобы под любимую музыку и цветные прожектора на сцене просто что-то происходило; подобное желание тем более заслуживает уважения, если начинающего режиссера зовут Хайруллина.
«Это же полная неопределенность, — говорит мне Роза, — я могу вот тут выйти и что-то сказать, а могу не говорить, могу просто делать бу-бу-бу, мычать. Я люблю как раз именно такой театр; они же [на Западе] не цепляются за Станиславского, где крючочек за петельку и так далее. Мне вот хочется, чтобы здесь, в Саратове, было так же, как в Москве; этот спектакль, по-моему, как раз уровня Москвы и Петербурга, нет?» Можно согласиться, но скорее это спектакль уровня Саратова прекрасной России будущего. Именно такого безответственного и вместе с этим наполненного социальным волнением свободного искусства вообще почти нет в регионах, хотя и в столицах не очень много.
Конечно, «Где же ты был так долго, чувак?» — порождение сознания, зараженного постмодерном. Фрагментарность, рефрены и бриколаж, впитанные молодыми поколениями с первым воздухом, для Хайруллиной являются явлением внешним, хоть и успешно апроприированным. И все-таки, обходя саратовские театры и глядя на бесконечно убогие афиши, с которых течет сок романтических комедий и вечно тухлой классики, очень легко понять, что спектакль актрисы — чуть ли не единственный всплеск настоящей жизни посреди этого тотального пространства фейка.